В этом столетии у нас ее видели считанные разы: в 2008-м в Зале Чайковского, в 2016-м на Крещенском фестивале «Новой оперы», спустя год в Мариинском театре (все в том же концертном обличье и силами Академии молодых певцов). Теперь образчик утонченного бельканто решилась представить молодежная команда постановщиков и исполнителей, объявившая: публику ждет первая в отечественной истории сценическая версия оперы.

Кричать ура повременим. Площадку вроде суперсовременной геликоновской энтузиастам, как будто, никто не предлагал. Миллионный бюджет тоже. Мастеров бельканто и в Большом наперечет. А лидер проекта чуть не вчера выпорхнула из гитисовского гнезда. Из чего лепить амбициозное творение?

«Да хоть из этого», – дерзят постановщики и выставляют на сцену ванну, которая будет и гроб, и постель. За ней устроится оркестр, потому как ямы в Театральном зале Дома музыки нет. У самых пультов займут позиции четыре дамы, по всему – новые мойры. Одна без устали колдовала над ампулами и шприцами – таким вот шприцем Лоренцо вколет Джульетте снотворное. Другая шила ей на машинке свадебный наряд – в нем бедняжку и похоронят. Третья, в вечернем туалете, все копала-ровняла лопатой могилу, предвещая смерть. На этом можно бы и остановиться: в эллинской мифологии мойр три. Но будет и четвертая, видом пушкинская Графиня, которая, как известно, умела заглядывать в потусторонние дали. Не судьбы ли героев вычитывала она в своей книжке?..

Уже этого достаточно, чтобы догадаться: режиссер Елизавета Корнеева – не иллюстратор. Символика, подтексты, неожиданные идеи в изобилии пронижут ее спектакль, в основе которого, напомним, не хрестоматийный сюжет. Любимый соавтор Беллини – Романи, как и Шекспир, черпал вдохновение в многочисленных вариантах средневековой итальянской истории о несчастных Ромео и Джульетте, но акценты расставил свои. Высвечивая болевую точку современной ему Италии – междоусобицы, он выдвинул на передний план политические распри кланов Монтекки и Капулети. Ромео у него – глава одного из них, герой во цвете лет, равный своему сопернику, отцу Джульетты. В новой роли выведен Тебальдо, который здесь не кузен, а жених героини. Изменится и сама Джульетта: теперь она порядочная трусишка, никак не решающаяся последовать за любимым. Но не эти новые нюансы питали концепцию постановки, а некое загадочное обстоятельство, обнаруженное режиссером в либретто.

Ответу на вопрос, почему монах Лоренцо не смог предупредить Ромео о ложной смерти возлюбленной, Шекспир посвятил целую сцену. Персонаж Романи, который здесь лекарь, не предупредил по причине, в либретто необъясненной. Эка беда! Но этот зазор стал отправной точкой для фантазий, увлекших Корнееву по совершенно непредсказуемому пути.

Ее Лоренцо – психопат, влюбленный… в Ромео. Это себя он видит на месте Джульетты, наряжаясь в ее свадебное платье. Живая, она ему соперница, а потому доктор-маньяк с удовольствием бы отправил ее на тот свет своими руками (как он это проделывал, подсказывает нам режиссер, с другими барышнями). Но Лоренцо придумывает историю поизощреннее: снотворное, которое должно бы спасти Джульетту, он превратит в средство похоронить ее заживо в склепе. А потому никто, включая Ромео, туда не должен был прийти.

Как в этаком хорроре не потерялась лирическая линия – чудо. Впрочем, чудо рукотворное: пара протагонистов подобрана идеально, взаимоотношения прописаны тончайше. Джульетта, как и исполнительница этой роли Валерия Бушуева, во всем полуребенок и уж совсем ребенок, когда оденется в пижаму с мишками. Ромео в черной коже, с убранными в хвост волосами, все в нем – сдержанная энергия и благородство. Точнее, не в нем, а в ней. Композитор отдал эту партию меццо-сопрано и попал в десятку: попытки теноров (а сегодня и контратеноров) спеть Ромео донельзя опрощают изысканную вязь, которую плетут в оригинале два почти сливающихся женских голоса.

Как дамы будут изображать взаимную любовь, во времена Беллини едва ли кого занимало: звук был бог, затмевающий все. Зато теперь это одна из самых опасных стремнин оперы. Но режиссер, даже рискнув приправить любовную игру героев каплей эротики, не замарала ни красоты, ни целомудренности беллиниевского творения.

Что же до белькантовых высот, то и тут есть что поставить в зачет певицам. Прозрачность красок, техничность, осмысленность каждой ноты и каждой паузы – это и о Валерии Бушуевой (в этом сезоне с консерваторской скамьи взятой в труппу «Новой оперы»), и о Марии Юрковской из Детского музыкального. Жаль, к финалу ее Ромео вокально подустал. Жаль и что в унисон с героинями дышал только оркестр «Новая Москва» под руководством Даяны Гофман, рисовавший беллиниевский мир как должно – акварелью.

Остальное население спектакля было персонажами параллельного мира. Там царило условное «сегодня» – жесткое, черно-белое, не чуждое законам подворотни, где все вопросы решаются на кулаках. Там и с Беллини – без особых церемоний.

Хор, чьи функции исполнял вокальный ансамбль Arielle, порой страдал пестротой звучания. У баса Артема Борисенко почтенный Капулети никак не выходил партийным боссом, чему виной чрезмерная старательность певца и легкое тремоло в голосе. Тенор Савва Хастаев – Тебальдо пел как дышал, но с неприличной для бельканто брутальной прямолинейностью (под которую ему, кажется, и рисунок роли придумали). Баритон Иван Марков сыграл злодея Лоренцо на загляденье, но вокально ему проявиться было негде: Беллини отмерил этому персонажу третьего ряда всего-то чуть-чуть, не подозревая, какой вес он может обрести в руках потомков. До Макбета ему, конечно, далеко. Но стрелочник, руками которого режиссер перенаправила на другие рельсы состав, движущийся к трагедии, из него получился.

Роковая операция была произведена в финале. Там, у склепа, затаился потрясенный Лоренцо. Как он мог не просчитать, что Ромео все-таки проникнет в святая святых вражеского стана, что схватится за склянку с ядом? И тогда безумец решит расправиться с соперницей, растерявшейся у тела Ромео: чем бы убить себя? Он выстрелит в нее из пистолета. И этим пиф-паф разнесет весь спектакль, на обломках которого воцарится дешевая мелодрама, какие в изобилии производил делающий первые шаги синематограф. Там некто с похожим фанатичным взором целился в соперника, потом в изменщицу, потом в себя. А публика, обозревая гору трупов, глотала слезы счастья…

Фото Елены Пенкиной