На днях я из родительского, а не журналистского интереса побывал на отчетном концерте Бейт-Шемешского консерваториона - по сути, детской музыкальной школы, в которой учится мой сын. Неожиданно для многих, когда на сцену для дежурного приветствия поднялся руководитель местного отделения министерства просвещения, в зале вспыхнуло нечто вроде митинга. И тут уж взыграло журналистское любопытство. Я договорился о встрече с директором консерваториона Мариной Фридман.

Я не раз писал о ней как о хорошем музыканте, прекрасной ансамблистке, участнице фортепианного дуэта с Габриэлой Тальрозе, а также помощнице ее мужа, Николая Фридмана, бывшего альтиста Иерусалимского симфонического оркестра, с которым они организовали в Бейт-Шемеше ежегодные циклы концертов, ставшие не только непременной частью культурной жизни города, но и событиями, привлекающими внимание меломанов из других мест Израиля. Но Марина Фридман еще и основательница и бессменный директор местного консерваториона.

- Марина, вы давно в Бейт-Шемеше?

- С 1986 года. Не скрою, мы сюда попали по ошибке. Почему-то решили, что строившийся здесь Гиват-Шарет - это новый район Иерусалима. Я начала с того, что работала в общеобразовательных школах. Были музыкальные кружки в школах «Жаботински» и «Одаягу», которые курировала мэрия. И параллельно стала работать в консерваторионе при Иерусалимской музыкальной академии. Однако именно Бейт-Шемеш, что называется, дал мне шанс.

- Когда и как был основан местный консерваторион?

- В начале 90-х годов с «большой алией» (так называется в Израиле волна репатриации евреев из СССР после снятия прежних ограничений. - В. Л.) здесь появилась группа хороших, инициативных педагогов. Вот с ними мы и начали организовывать собственно музыкальную школу. Поначалу она тоже размещалась при общеобразовательной. Потом первый мэр Бейт-Шемеша Фадида дал нам собственное здание. Здание - это, конечно, громко сказано. Тут было что-то типа длиннющего барака или амбара, в котором обедали школьники. Этот барак поделили - часть оставили школе «Орот», а часть дали нам. В нашей части были выгорожены маленький зал и восемь еще более маленьких классов-комнат. И вот в этом помещении мы пребываем до сих пор.

- Даже я, хотя и не часто прихожу с сыном на занятия, уже сталкивался с тем, что классов не хватает. Не говоря уж о том, что классы не просто маленькие, а крошечные, что здание находится в полуаварийном состоянии, а ваши отчетные годовые концерты проходят в зале «Эшколь паис» (организации, которая проводит всеизраильские лотереи. - В.Л.), потому что ваш зал - это, в сущности, просто большой класс (правда, в нем стоят два рояля, что встретишь далеко не в каждой израильской школе). Как раз на последнем таком концерте родители стали прямо из зала задавать чиновнику из мэрии вопросы о новом здании, которое, оказывается, было обещано новым мэром.

- Нам давно обещали реконструировать наше нынешнее помещение. Более того, у нас, что называется, в руках были деньги.

- Откуда?

- Основная часть - пожертвования. Есть прекрасная женщина по имени Мики Блюмберг, работавшая в одном из отделов Сохнута (агентства для работы с еврейской диаспорой. - В.Л.). Она большой друг нашей школы, даже свое 80-летие отмечала у нас. Мики привозила к нам множество делегаций богатых евреев из диаспоры, готовых помочь. И именно она организовала приглашение из Южной Африки, по которому два наших ученика выступили как солисты с Йоханнесбургским филармоническим оркестром. Их концерт прошел в гигантском зале, переполненном тамошними евреями, которые тоже собрали для нас деньги. В целом получилось что-то около 800 тысяч долларов - сумасшедшая по тем временам сумма. Все уже было на мази, мы подыскивали место, где могли бы перекантоваться в период реконструкции нашего здания. Мы планировали расширить его в сторону нынешнего двора, а плюс к этому построить на соседнем пустыре, который отделяет нас от школьной спортивной площадки, зал на 150 человек, соединенный с основным зданием. На строительство этого зала должна была дать деньги мэрия. Но тут прошли выборы, сменился глава города, и внутри мэрии родился новый план: будем строить большой «Гейхал ха-тарбут» (Дворец культуры. - В.Л.), в котором найдется место и для консерваториона. Три года назад вновь избранный мэр пришел на такой же наш заключительный концерт. Я пригласила его на сцену, надеясь, что он скажет про предстоящую реконструкцию. А он вдруг говорит: «Мы построим «Гейхал ха-тарбут», и консерваторион переедет туда». Для меня это было как гром с ясного неба.

- Может, это и лучше? Здание для города, а не только для консерваториона, быстрее построят.

- Меня тогда многие убеждали, что это лучше, что выгоднее построить новое здание, а не вкладывать деньги в развалюху. Но я понимала, что новое здание - это нереально. Так оно и вышло. На месте, выделенном для строительства, до сих пор пустырь, и про грандиозные планы уже не слышно. Я это словно предчувствовала. Есть и еще одно обстоятельство, почему я не хотела, чтобы наша школа размещалась в большом, но не нам принадлежащем здании. Да, у нас сейчас ужасное помещение, но в нем есть одно большое преимущество - оно наше. Здесь мне никто не скажет: сегодня закрой в 8, а завтра - в 6, убери эту картинку, этот клей мне не подходит...

- Какой клей?

- Это я по следам недавнего спора в «Эшколь паис». Мы хотели приклеить там наше объявление. Так вот, оказывается, наш клей им не подходит, он неэстетичный. Что у них там за красота несказанная, вы видели... Но вот клей ее разрушит! А у нас в здании мне так никто не скажет. Я знаю, каково положение у многих моих коллег, чьи консерватории располагаются в гораздо более красивых и удобных помещениях, но они страдают ужасно, потому что чувствуют себя приживалами.

- А куда же делись собранные на реконструкцию деньги?

- Говорят, они ушли обратно, их вернули жертвователям. Хотя есть люди, которые уверяют, что часть денег осела где-то тут. Этого я не знаю, утверждать ничего не берусь...

- Консерватория - не только здание, это еще и учителя.

- Педагогический коллектив у нас всегда был прекрасный. Я не называю фамилий, потому что тогда надо бы перечислить всех, кто у нас работал, они все этого заслуживают, мне не хочется никого обидеть. Это было просто потрясающее везение, что с самого начала образовалась такая сильная группа педагогов. Но сегодня и с этим проблемы. Первые наши сотрудники получали хорошие социальные условия. А для новых сотрудников речь идет только о почасовой оплате. Что это значит? Они не получат деньги за два каникулярных месяца, то есть у них нет оплаченного отпуска. Им нельзя болеть, потому что больничный тоже никто не оплатит. Для них нет пенсионных отчислений.

- А прежние работники работают на прежних условиях?

- Да. Но ведь они стареют. У нас уже двоих отправили на пенсию, на очереди еще один.

- И что, нельзя договориться, чтобы они продолжили трудиться? Ведь они полны сил, у них накоплен колоссальный опыт, которым они могли бы еще и с молодыми поделиться.

- Что вы! Как только в соответствующем отделе мэрии замечают, что человек достиг пенсионного возраста, - никаких разговоров, отдыхай! И так у нас в упомянутых мною двух случаях работники этого отдела зазевались и позволили потенциальным пенсионерам переработать. Я потом еще и втык получила: почему у тебя в штате люди пенсионного возраста? А кем я их заменю? Разве хороший педагог пойдет на почасовую оплату? Та же ситуация, когда преподаватель, который у нас начинал, у нас приобрел опыт и репутацию, по каким-то житейским обстоятельствам уходит в другое место. Например, он живет в другом городе и нашел себе работу поближе. Разве я могу его осуждать? Наоборот, я за него рада, горда тем, что таким востребованным он стал именно у нас. Да и удержать мне его нынче нечем, условия уже не те. Но кем его заменить? Вот мы сейчас лишаемся замечательного ударника, молодого, но очень талантливого парня, работавшего с огромной отдачей. Несколько лет назад он женился, у него двое детей, он переехал в Модиин, открыл там свою студию, очень успешную. Он долго продолжал параллельно работать у нас именно потому, что получал здесь хорошие социальные условия. Теперь он взял отпуск без сохранения содержания, но боюсь, что он уже не вернется. Я сегодня могу потерять еще одного очень хорошего педагога, одна из учениц которого - стипендиат «Керен-Шарет» (израильско-американского фонда для поддержки молодых дарований. - В.Л.). Эту преподавательницу пригласили заведовать отделением в город, где условия не сравнимы с нашими, да и работа ближе к ее нынешнему дому. Если я ей завтра не предложу лучшие условия, ее у нас не будет. Удержать такого человека надо, почему мы должны его терять? Но в мэрии этого не понимают.

- Но ведь ваша консерватория находится еще и в ведении министерства образования, получает от него часть бюджета?

- Да, мы одна из 39 таких консерваторий страны. Это, к тому же, позволяет ощущать себя в некоем содружестве людей, делающих общее дело. Каждый год у нас происходят встречи, мы обмениваемся опытом. И мы известны в Израиле как маленькая, но очень хорошая школа. Наши выпускники сдают багрут (экзамены на аттестат зрелости. - В.Л.) по специальности и по музыкальной теории (в Израиле для выпускников школ предусмотрена возможность сдавать некоторые предметы по выбору, что позволяет им увеличить свой средний балл. - В.Л.). Мы ездим с учениками за границу, выступаем там, они слушают, как играют их сверстники. Наш духовой оркестр, например, выступал в совместном концерте с Израильским филармоническим оркестром под руководством Зубина Меты, а также на фестивале в Цфате, в «Театрон Иерушалаим», ездил с концертами в Лондон. Лучшие наши ученики получают стипендии. Детям из малоимущих семей даются скидки при оплате обучения. Мы предоставляем инструменты для занятий. Некоторые наши выпускники учатся сегодня в музыкальных академиях. Но и те, кто не стали профессиональными музыкантами, по-моему, не жалеют о потраченном здесь времени. Однако бюджет для оплаты педагогов дает город.

- А вам не приходило в голову тоже подыскать себе место получше, вы ведь концертирующая пианистка?

- Знаете, у Бейт-Шемеша есть свое лицо, как у человека. Здесь люди невероятно теплые и отзывчивые. Они ценят, когда для них что-то делаешь. Поэтому я буду бороться до конца. Сегодня я собираю тех, кого волнует, что будет с этим городом. Многие из них учились у нас, а теперь учатся их дети. Я раньше останавливала родителей, которые, что называется, рвались в бой, чтобы отстаивать наши права. Мне казалось, что нужно все решать мирно. Но теперь я понимаю, что была не права. Мы создали родительский комитет, надеюсь, что и это поможет. Во всяком случае, дело потихоньку сдвигается с места.

***

В заключение скажу, что на концерте, о котором шла речь в самом начале, я убедился, что бороться есть за что. Ученики выступали разные - талантливые и менее способные, из религиозных и нерелигиозных семей, причем явно разного достатка, сабры (дети местных уроженцев), «американцы», «марокканцы», «русские»... Общим было одно: все они хорошо, профессионально научены и все играют не из-под палки, а с увлечением. И это заслуга всего педагогического коллектива. Обидно было бы его потерять или обречь на то, что завтра он останется на улице из-за аварийного состояния здания, в котором работает. И так ведь, увы, не только в Бейт-Шемеше...