Элвин приехал собственной персоной, несмотря на почтенный возраст (86 лет) и серьезную стадию болезни Паркинсона. Мало того, что он лично участвовал в исполнении некоторых своих опусов, он еще и читал лекции о своей музыке и своих друзьях – композиторах нью-йоркской школы, о перформансах, провел мастер-класс для московских композиторов. Поразительно, насколько ему удалось сохранить чувство юмора: на одной из лекций, желая завершить растянувшееся общение с публикой, он заметил, что слишком много говорит для человека, у которого проблемы с речью…

«Когда я искал название для фестиваля и просматривал в связи с этим произведения Люсье, то нашел одно замечательное название – Nothing is Real («Ничто не настоящее»), – рассказывает художественный руководитель фестиваля композитор Арман Гущян. – Но все-таки оно не очень подходило к творчеству Люсье в целом. А потом я случайно обнаружил, что однажды Элвин читал лекцию, которую озаглавил Everything is Real («Все настоящее»), и это стало названием фестиваля». Однако сам Элвин считает, что Everything is Real произошло как раз от Nothing is Real. «Ничто не настоящее» было исполнено в одном из концертов, и, между прочим, заказавшая сочинение японская пианистка Аки Такахаши эти слова из песни «Битлз» Strawberry Fields Forever ассоциирует именно с музыкой Люсье. У каждого свои аналогии и ассоциации.

В концерте под названием The New York School в Мультимедиа Арт Музее исполнялись произведения Джона Кейджа и Мортона Фелдмана, а также Элвина Люсье и Джеймса Тенни, на которых идеи нью-йоркского круга композиторов, художников и поэтов заметно повлияли. Развивая идеи Кейджа, Люсье фокусируется на поведении звука в пространстве, исследует его физическую природу, траекторию его движения, психологию и физиологию его восприятия. И хотя опусы Люсье оказываются за пределами восприятия произведения искусства в привычном смысле слова, притягательная сила его экспериментов определенно существует. Недаром концерты фестиваля собирали аншлаги (аудиторию составляла в основном консерваторская молодежь, все принимавшая с энтузиазмом).

Небольшая саунд-арт-пьеса Vespers (1969) – это, прежде всего, демонстрация акустической идеи с пространным авторским комментарием: «Четыре исполнителя перемещаются в пространстве затемненного помещения с приборами эхолокации Sondol – ручными генераторами импульсной волны, издающими резкие короткие щелчки, частота повторения которых может варьироваться. Исполнители направляют эти звуки в разные точки пространства таким образом, чтобы они отскакивали рикошетом от стен, пола, потолка. Звуки преломляются отражающими поверхностями, образуя множественные эхо-сигналы, и постепенно возникает акустическая "подпись комнаты". Слово vespers отсылает к названию вида обыкновенных летучих мышей семейства гладконосых (Vespertilionidae) – "экспертов" в искусстве эхолокации». Текст красивый и занятный, но его музыкальная реализация кажется слишком простой, без участия собственно композиторской работы. Как говорил Арнольд Шёнберг о Джоне Кейдже: «он не композитор, а изобретатель», – так же можно сказать и об Элвине Люсье. Не стоит вкладывать в это высказывание негативного смысла, а стоит попытаться понять саунд-арт Люсье с точки зрения законов, которые устанавливает он сам.

Вместо затенения зала исполнителям завязали глаза, так что они ориентировались в пространстве действительно подобно летучим мышам. Кстати, с последними у Элвина особые отношения. Об этом он не раз с удовольствием рассказывал на встречах. Суть в том, что он прочитал книгу о летучих мышах, и его поразил тот факт, что они должны использовать звук, чтобы выживать (как известно, они посылают звуковой сигнал и ловят эхо от всех поверхностей и объектов, в том числе от насекомых, получая представление о местонахождении пищи). Элвин решил перенести этот принцип на музыкальный перформанс, его вдохновляла возможность услышать эхо с разных сторон. Он считает, что если есть идея, в жизни всегда найдутся возможности ее реализации (можно позавидовать его оптимизму), и действительно, нашелся человек, который работал в компании, производящей специальные приборы эхолокации для слепых.

Конечно, это не единственная идея Люсье. Вот, например, его не менее пространный комментарий к сочинению Navigations, исполненному в том же концерте. «Идея возникла в 1980 году во время записи звуков электромагнитных колебаний ионосферы Земли на вершине Колорадо. Когда я прослушал кассеты, то обратил внимание на присутствие высокочастотных сигналов, которые повторялись с неестественной регулярностью. Позже я узнал, что это сигналы навигационной системы Omega, используемые для определения местоположения самолетов и кораблей по всему миру и управления ими. Я был очарован естественными радиоизлучениями из ионосферы, но меня раздражали постоянные искусственные звуки радиосети Omega. Ни фильтрами, ни редактированием убрать их не получалось. На протяжении многих лет эти тоны преследовали меня. Я часто обнаруживал, что напеваю или насвистываю их в течение дня. Со временем я постепенно сжал их в одну мелодическую фразу из четырех тонов (h-a-b-as) и частенько подумывал о том, чтобы использовать их в сочинении. Когда меня попросили написать квартет, я решил положиться на этих дружелюбных, но настойчивых музыкальных призраков. Я хотел сделать так, чтобы тоны Omega исчезли. Один из способов – медленно сжать терцию в один тон. С помощью простой системы нумерации я выписал длинную последовательность постоянно меняющихся мелодических и инструментальных комбинаций изначальных четырех тонов. Переходя от одной комбинации к другой, исполнители постепенно берут высоту чуть выше и чуть ниже – настолько, чтобы это было незаметно для нашего уха. По мере сжатия интервала они постепенно понижают динамический уровень и замедляют темп, позволяя звукам удлиняться подобно теням и отступать в атмосферу комнаты. На протяжении всего сочинения мы слышим акустические биения, обусловленные звуковысотной разностью между тонами. Начиная с 14, 13 и 12 раз в секунду постепенно биения замедляются до нуля – при достижении унисона». Текст, опять же, красив, артистичен и содержателен, но звуковая реализация, думается, вовсе не обязательна – ее вполне достаточно вообразить. Тем более что основное тут «незаметно для нашего уха», то есть за пределами восприятия. Комментарий может существовать независимо от исполнения, а вот исполнение независимо от комментария – вряд ли.

Главный концерт фестиваля прошел в Камерном зале Дома музыки, где исполнялись только сочинения Элвина Люсье, в том числе его самый знаменитый перформанс I am sitting in a room (1969). Характерный комментарий автора: «Мне хотелось, чтобы эта композиция была свободной как от поэтического, так и от эстетического содержания, чтобы она не имела ничего общего с искусством». Это работа с фонетикой речи, которая понимается как музыкальный материал: «Я поставил микрофон в гостиной, сел в кресло, прочитал текст в микрофон и записал его. Готовую запись я воспроизвел в той же самой комнате, сделав копию оригинала. Затем я повторял эту процедуру до тех пор, пока у меня не получилось пятнадцать копий и оригинал. Я работал всю ночь. По мере того, как процесс продолжался, комната все больше резонировала, а речь становилась все менее разборчивой. Речь становилась музыкой, и это было волшебно». Элвин сидел на стуле в центре сцены и читал текст (кстати, могли бы уж найти и кресло для полной аутентичности), а на экране демонстрировалось, вероятно, то самое кресло, в котором он сидел той самой ночью. Изображение становилось все более стертым по мере того, как речь – менее разборчивой.

Этот саунд-арт-перформанс вспоминается еще по фестивалю «Московская осень» 1997 года: ровно 20 лет назад его автор приезжал на международную композиторскую конференцию «Страсти по поставангарду», организованную Виктором Екимовским, а затем было исполнение в одном из концертов. Правда, тогда было исполнение с фонограммой, а теперь все записывалось и перезаписывалось в реальном времени. Наверное, резкий сигнал – помеха микрофона, которая попала в изначальную запись и потом дублировалась во всех остальных перезаписях, – это тоже «подпись комнаты», ну или Камерного зала ММДМ.

Также в авторском исполнении на фестивале были показаны перформансы Music for Solo Performer (1965) для исполнителя, многократно усиленных мозговых ритмов и ударных инструментов, Bird and Person Dyning (1975) для исполнителя с бинауральными микрофонами, громкоговорителей и электронных звуков. Им же была посвящена отдельная лекция Люсье.

Из того, что еще звучало, – пьеса Ricochet Lady (2016) для колокольчиков соло в исполнении американца Тревора Сейнта, для которого она и была написана и который впервые сыграл ее в прошлом году в Нью-Йорке. Название связано с высказыванием Мортона Фелдмана по поводу своего произведения Why Patterns: «Я не чувствовал ни малейших угрызений совести от того, что придал колокольчикам интонацию, так сказать, благородной дамы». Ricochet – потому что колокольчики устанавливаются возле стены, в Камерном зале – где-то на верхотуре, и, как уверяет автор, когда звуки отскакивают от стены и перемещаются в пространстве, они меняют свои свойства. Ricochet Lady Люсье – тоже, строго говоря, не композиция, а идея, но тембр колокольчиков приятен для слуха сам по себе.

И еще об одном сочинении-идее, которое писалось специально для фестиваля, – Sickle («Серп», 2017, мировая премьера) для солирующего терменвокса с системой цифрового дилея, флейты, кларнета, скрипки, виолончели и фортепиано. Терменвоксистка Олеся Ростовская в течение 20 минут рисовала в воздухе контур серпа. Остальные – солисты «Московского ансамбля современной музыки» – создавали акустические биения, частота которых зависела от степени близости между фиксированными высотами акустических инструментов и медленным глиссандо терменвокса. Sickle был вдохновлен «Анной Карениной» Толстого, а конкретно – сценой сенокоса. Конечно, никакой Толстой там не прослушивался, но серп чисто визуально был запечатлен.

Программа была переполнена событиями: помимо других концертов, состоялся просмотр документального фильма об Элвине Люсье «Нет идей вне вещей» (режиссеры Хауке Хардер и Виола Руше). Хауке Хардер, который тоже приехал лично, еще заведовал звуковым дизайном и прочитал лекцию «Звук и пространство. Звуковые инсталляции Элвина Люсье».

В фестивале участвовали ведущие российские ансамбли, специализирующиеся на современной музыке, – кроме уже упоминавшегося МАСМ, это струнный квартет «Студия новой музыки», ансамбль Questa Musica, солисты Михаил Дубов (фортепиано), Иван Бушуев (флейта, звуковой дизайн), а также Александр Хубеев (звуковой дизайн), Владимир Горлинский, Арман Гущян, Саша Елина, Алексей Сысоев и Кирилл Широков (перформанс). Кажется, Люсье остался доволен и исполнением, и тем, как его принимали. Публика даже устроила овацию стоя.

На фото: Э. Люсье и А. Гущян

Фото Виолы Руше