- В чем вы видите свою задачу педагога?

- Меня интересует культура пения. Всегда есть соблазн впасть в мелодекламацию или думать на сцене в первую очередь не о музыке, а о том, например, что тебе велел режиссер: это очень ограничивает вокальный потенциал певца. Необходимо понимать, что правильный звук – это наука, а не удача. Без него невозможна долгая карьера. Она может получиться яркой, но будет короткой. Я пропел сорок лет и пою до сих пор. Существует техника, которая позволяет петь много лет и быть интересным артистом. Нужно точно знать, что ты делаешь. Тогда все получится.

Моя цель – помочь людям петь так хорошо, как только они могут: физически, ментально, духовно. Если человек поступил в Академию песни в Гейдельберге или на воркшоп Шубертовской недели в Берлине, я понимаю, как с ним работать и что можно сделать, чтобы он более полно себя раскрыл. Как он поступит дальше – решать ему самому.

- Означает ли это, что ваша работа заканчивается с последней минутой урока?

- Разумеется, нет. Я рад встречам с теми, кто был у меня на мастер-классах и воркшопах. Молодые артисты, с которыми я работал в разных странах, выступают и в других моих проектах. Например, дают концерты на все той же Шубертовской неделе в Берлине. В этом году студенты из Берлина должны были продолжить занятия в Гейдельберге – мы впервые объединили набор на эти программы. Надеюсь, что скоро сможем продолжить.

Мне постоянно пишут молодые певцы: где найти работу, какого агента выбрать, какой контракт лучше, но я не консультант по развитию карьеры, и приходится отвечать, что люди обратились не по адресу (подозреваю, впрочем, что главное – начать: не знаю ни одного всерьез талантливого человека, который сидел бы без работы).

- Сейчас многие исчезают с радаров вскоре после интересного дебюта или надолго остаются на уровне своего дебюта...

- В академическом искусстве теперь долгая профессиональная жизнь не особенно ценится. Человека нанимают выполнить определенную задачу, она и представляет интерес, а не сам человек и то, что с ним было до и будет после выполнения. Я вырос в других условиях. Когда учился, мог спросить дирижеров, с которыми работал – Вольфганга Заваллиша, например, – стоит ли мне петь тот или иной репертуар или как мне сделать так, чтобы я смог петь то, что хочу. И они мне отвечали «подожди», «на это тебе пока не хватит сил», «у тебя лирический баритон, посмотри вот эти ноты».

- Что должен уметь молодой певец?

- Сегодня каждому певцу нужны такие предметы, как вокальное здоровье, здоровье тела, техника. Тайм-менеджмент. Управление ресурсами. Иначе невозможно строить карьеру. И никакой карьеры не получится, если то, что ты делаешь, не лучшее из того, что ты можешь сделать как певец. Нужно быть на переднем крае. Я хорошо понимаю, как важно высоко ставить планку и как тяжело жить, зная, что планка стоит действительно высоко.

- Как педагог вы много говорите о том, чтобы быть собой на сцене, и прежде всего, учите думать о том, что поешь...

- Со стороны всякие метафоры кажутся поэтическими: «попробуй слова на вкус», «вдохни аромат мысли», но на самом деле мы говорим о резонансе, о вибрации звука. Если голос не резонирует правильно, плохо работает, им ничего не выразишь, даже если есть что сказать. Я учу молодых людей стоять прямо, не зажиматься, учу их дышать. Кому-то покажется, что это слишком очевидно, но честное слово, как певец я могу помочь певцу не тянуть шею, не наклоняться вперед, и тогда звук сразу меняется. Нельзя хорошо петь, если нет хорошей техники, и не может быть хорошей техники, если ты не понимаешь, как работает тело. Все просто. А чтобы лучше петь Du holde Kunst Шуберта, нужно для начала лучше петь.

- Вы привели в пример песню, а не на арию, и это показательно: ваши учебные программы в основном строятся вокруг песен.

- Да, но песня для меня – источник, начало работы. Если научиться понимать и передавать эмоцию и смысл в камерном репертуаре, это естественно перерастет в умение быть частью «большей картины», оперы. По сути, нет разницы в том, что хотели выразить Шуберт и Верди. Многие принялись бы спорить, но ключ в том, чтобы голос показывал, кто ты есть, а ты есть средство акустического осуществления их идей. В этом работа певца.

- Музыка важнее слов?

- Странно становиться певцом, если тебе не интересны слова: то, как они звучат, как устроен язык, как в тексте отражена психология персонажей и исторический контекст. Я часто слышу, что подобные требования – чрезмерная интеллектуализация задачи певца, которому нужно просто красиво стоять и издавать звуки. Те, кто так думают, недооценивают потребность певца в мыслительном процессе. Для меня это удовольствие.

- Вы довольны результатами своей работы с молодыми артистами?

- В Америке я сотрудничаю с несколькими университетами, провожу мастер-классы, являюсь художественным руководителем упомянутых Шубертовской недели в Берлине и Академии песни на «Гейдельбергской весне». Подолгу занимаюсь с певцами, а потом мы даем несколько открытых уроков и итоговый концерт. Очень горжусь той сетью, которую мы строим в Берлине и Гейдельберге и которая расширяется на глазах. Меня это радует: создается ощущение, что я помогаю создать более здоровую среду для молодых певцов, обеспечить им реалистичную площадку, на которой они могут выступать.

Во многих молодежных программах на артистов смотрят как на дешевую рабочую силу: это неправильно. Они должны петь, но они должны делать это в меру и с правом на ошибку. Иначе это не молодежная программа, а рабство. Другая крайность: молодежь поет друг для друга в классе. Так тоже дела не делаются, этого недостаточно. Я провел переговоры с интендантами ряда оперных домов (в частности с новым интендантом Венской оперы Богданом Росичем), на которых мы обсуждали возможность летних учебных программ, включенных в нашу «молодежную сеть».

- Хотите изменить индустрию?

- Должен быть баланс. В основном я учу ребят от 17-18 и до 25 лет. Это в личностном плане очень подвижный возраст: люди ищут себя. Молодым певцам нужно время на то, чтобы повзрослеть, нужна площадка, где можно ошибаться, даже позориться и при этом не рисковать карьерой. Если такому проекту помогают моя известность, значит, не зря она у меня есть.

- За кем из молодых певцов посоветуете следить?

- Я не оракул. И не хочу, чтобы кто-то был кому-то должен на том основании, что Том Хэмпсон что-то сказал в интервью. Мой ровесник (я чуть старше) Андреас Шмидт стал жертвой такой истории. Это изумительный, яркий баритон, которому досталось два проклятья: у него был очень красивый голос, похожий на голос Дитриха Фишера-Дискау, и он был немцем – следовательно, записывался на Deutsche Grammophon. В итоге каждый критик объявлял, что «Фи-Ди» воскрес. Ни один человек не выдержал бы такого давления! Шмидт выстоял, жил своей жизнью, превосходно работал. Это, между прочим, одна из причин, почему я сам никогда не учился у Фишера-Дискау. Я благодарен ему за то, что на закате жизни он был моим старшим другом, что я мог прийти к нему с вопросами. Я занимался с Элизабет Шварцкопф, и она даже сердилась на меня, что я не иду заниматься к Фишеру-Дискау. Но я ужасно перед ним робел и, наверное, ничего не смог бы выдавить из себя в его присутствии.

Фото Джимми Донелан, Петер Адамик