В Казани пройдут Второй международный конкурс пианистов им. С.Губайдулиной и Первый международный музыкальный фестиваль «Concordia», который также носит имя композитора и начнется, как и конкурс, 5 ноября; Казанская консерватория организует научные чтения «София Губайдулина и современный музыкальный мир в аспекте диалога культур Запада и Востока», и, кончено, сочинения Губайдулиной прозвучат в отдельных концертах - в том числе на октябрьском фестивале «Европа - Азия» и консерваторском вечере в честь юбиляра. Обилие событий - дань большого уважения Софии Губайдулиной. Для казанцев она - «наша прославленная землячка». В Казани София Губайдулина окончила музыкальную школу, музыкальный техникум и консерваторию по классам фортепиано и композиции. А затем - уехала в Москву, чтобы продолжить учебу, и «задержалась» почти на 40 лет. В Москве юбилею Софии Губайдулиной также посвящен фестиваль (24 - 29 ноября), на котором ожидается 6 российских премьер, и научная конференция в консерватории.

Сегодня у Софии Губайдулиной в России и за рубежом немало единомышленников и друзей среди концертирующих исполнителей, но глубоких знатоков ее музыки все еще наперечет. Самым известным и авторитетным исследователем Губайдулиной является доктор искусствоведения, заведующая кафедрой междисциплинарных специализаций музыковедов Московской консерватории, профессор В.Н. Холопова. Именно к Валентине Николаевне и ее многочисленным публикациям уместнее всего обратиться тому, кто испытывает интерес к личности и творчеству Софии Губайдулиной.

- Валентина Николаевна, вы дружны с Софией Асгатовной не один десяток лет. Интересно, какой она была в молодости?

- Об этом периоде я могу сказать как человек, который находился буквально рядом. С Софией Губайдулиной мы учились на одном курсе в Московской консерватории, затем вместе учились в аспирантуре и даже жили в одной комнате в общежитии на Кисловке.

Ну, например, Соня регулярно занималась на фортепиано. У нее на пюпитре всегда стояли раскрытые ноты, но, кстати сказать, вовсе не современных сочинений: этюды Шопена, прелюдии и фуги Баха, которые она регулярно играла. В числе «более современных» произведений были, пожалуй, лишь симфонии Малера, которые мы исполняли в четыре руки, причем как положено, со всеми указанными динамическими знаками. Если три или четыре форте, то мы так и играли, пока наши коллеги-соседи не начинали стучать в стенку. Значительно позже я узнала, что Соня в этот период старалась осваивать многие инструменты. Дело в том, что в ее творчестве есть особенность, которая всегда всех поржала и поражает: когда она пишет для какого-либо отдельного инструмента, будь то виолончель, скрипка, баян, гитара и так далее, она проявляется как глубокий знаток секретов каждого из них. А оказывается, она занималась сразу с несколькими педагогами – и по органу, и по виолончели, даже арфе!

Другая заметная черта облика молодой Софии Губайдулиной - она была очень спортивной девушкой. Играла в теннис и почти всегда ходила с теннисной ракеткой. Спортивной форме Соня придавала, придает и теперь, большое значение. Она считает, что для того, чтобы человек был в состоянии правильно, говоря высоким словом, творить, он должен находиться в полной физической форме, и тогда сама эта форма помогает ему творчески высказаться. Примеров спортивности Губайдулиной могу привести немало. Хорошо помню, как зимой мы вместе с ней, можно сказать, летали на лыжах в Подмосковье. Однажды уехали на целый день и допоздна, когда уже стемнело и лыжня была едва различима, буквально носились по лесу. Помню и как она предложила мне особым образом отметить поступление в аспирантуру - пройти пешком все Садовое кольцо.

- А как в консерватории относились к ее сочинениям?

- Ее творчество ценили многие сокурсники, признавая очевидный талант, но подобного понимания вовсе не было среди старых профессоров консерватории. И когда София начала писать не просто высокую академическую музыку, как полагается студентке (этим она, к слову, прекрасно владела), а уже какие-то принципиально новые сочинения, то ее пытались отговорить и даже осудить.

- Неужели не было понимания и со стороны педагога Софии Асгатовны Николая Пейко?

- Пейко, кстати, стал ее педагогом после того, как она ушла от Юрия Шапорина. Шапорин же был тогда одним из самых знаменитых профессоров, и София Губайдулина начинала заниматься по специальности с ним. Но в какой-то момент, будучи уже очень продвинутой, она вдруг обнаружила, что ее педагог недостаточно четко читает партитуры (в то время как сама София уже хорошо это делала), и решила, что в классе Шапорина никакого развития для нее не будет. Губайдулина перешла к более передовому, «левому» педагогу, каким был Николай Пейко. В тот период он мог научить ее даже не столько новым техникам, сколько новым взглядам на музыку, чего она и искала.

- Не самое доброжелательное отношение профессоров как-то повредило студентке Губайдулиной?

- Могло бы повредить, но, к счастью, этого не произошло. Я имею в виду историю со сдачей государственного экзамена по специальности. София Губайдулина представила произведения, которые сейчас, кончено, считает ранними и нехарактерными, но тогда профессорское сообщество «квалифицировало» ее музыку как уклонение от «правильного» творческого пути. Губайдулиной хотели поставить не то тройку, не то даже двойку. Но так сложилось, что председателем государственной экзаменационной комиссии был Дмитрий Дмитриевич Шостакович, и он, пользуясь своим огромным авторитетом, настоял на том, чтобы комиссия поставила Губайдулиной отличную оценку, проявив при этом принципиальность и решительность: Шостакович просто отказался подписывать документы, если Губайдулиной не поставят «отлично». Кстати говоря, он немного знал ее раньше. София однажды показала ему свои сочинения, и Дмитрий Дмитриевич сразу понял, кто перед ним. Он дал ей замечательный совет, который теперь пропечатан во всех биографиях Губайдулиной: «Я желаю вам идти вашим «неправильным» путем».

- Валентина Николаевна, у вас есть какие-то особенно любимые сочинения Софии Губайдулиной?

- У меня столько любимых сочинений, что потребуется слишком много времени, чтобы об этом рассказать. Назову только некоторые и начну с раннего периода, когда София Губайдулина только о себе заявила. В 1968 году она написала кантату «Ночь в Мемфисе» на тексты из древнеегипетской лирики в переводах А.Ахматовой и В.Потаповой. Это произведение каким-то случайным и почти чудесным образом было исполнено на Чешском радио. (Я так говорю, потому что, как все знают, группу московских композиторов – Шнитке, Губайдулину, Денисова – тогда не признавали и почти не исполняли.) Словом, эта вещь прозвучала и даже появилась пленка с записью. Меня «Ночь в Мемфисе» привлекла свежестью восточного колорита, инструментальных и вокальных красок (там солирует низкое сопрано, которому поручаются красивые глубокие ноты). Но главное, Губайдулина написала, что называется, концепционное произведение, в котором заключалась философская идея, облаченная в форму восточной мудрости. В частности, в заключение поэтического текста кантаты говорится о приготовлении к смерти и о том, что никто еще не возвратился из могилы. Но: пока ты жив, «празднуй прекрасный день и не изнуряй себя». Вот этот позитивный выход создавал определенное эмоциональное решение финала, а надо помнить, что вековая «проблема финала» тогда была очень большой. Музыка социализма обязательно требовала оптимизма, в то время как любой серьезный композитор понимал, что безоглядный оптимизм это ложь. И Губайдулина нашла в своей «Ночи в Мемфисе» примирение с действительностью через древнюю поэзию.

Довольно популярное и часто исполняемое сочинение Софии Губайдулиной - «Семь слов» для виолончели, баяна и струнного оркестра. Оно написано в 1982 году. К этому времени Губайдулина стала активно интересоваться религиозными идеями, и «Семь слов» было одним из первых произведений, в которых она обращается к религиозной теме, потому что здесь имелись в виду семь слов Христа на кресте. Однако в 80-е годы, кончено, нельзя было объявить, что это семь слов Христа, и когда сочинение исполнялось и тем более печаталось, оно называлось просто партитой, при этом говорило об очень многом для внимательного слушателя. Муки Христа переданы через особые, я бы сказала, проникающие прямо в человека, как бы в его тело, звучности, предписанные для виолончели. Вот это «проникновение» - вообще сильнейшая сторона Губайдулиной, проявившаяся здесь в полной мере. Помимо этого София Губайдулина использует здесь изобретенный ею прием игры на баяне - дыхание баянных мехов, что в свое время поразило всех. Никто никогда не слышал такого звучания и не думал, что его можно не только извлечь из этого инструмента, но использовать как выразительный прием. В «Семи словах» это тяжкие вздохи Бога-Отца. И опять же, поскольку это тоже концепционное сочинение и тоже с философской идеей, - знаковое решение финала. Это обретение просветления, звуковая картина рая: высокие флажолеты, трепещущая фактура, долгое истаивание звука.

Или сочинение под названием «Музыка» (для флейты, струнных и ударных). Здесь тоже поразительные звуковые изобретения. В «Музыке» Губайдулина впервые попробовала другую звуковысотную систему – состоящую не только из полутонов, а из четвертитонов тоже, и составила очень интересные созвучия: на слух это как бы чистый консонансный аккорд, к которому, однако, тонко примешиваются четвертитоны. Эффект звучания очень необычный, и совершенно непонятно, как оно возникает. В этом сочинении Губайдулина ярко использовала ударные инструменты, которые, кстати, говоря, она в целом невероятно широко разработала, как никто из наших современных композиторов, изучив их в свое время досконально. И есть в ее «Музыке» совершенно замечательный момент, объединяющий трепетные звуки флейты и мощные удары там-тама: он не может не завораживать. А в конце используется все еще весьма новый прием - флажолеты на басовой флейте, звучащие как аккорды, и придуманный ей самой прием игры на ударных: движение картона по поверхности инструмента, производящее характерный скрежет. Все вместе дает такое сильное впечатление, что я могу только удивляться, как велика фантазия у этого композитора.

Из сравнительно поздних сочинений, написанных после 2000 года, выделяется новаторское произведение, название которого можно перевести как «Славление ударных» (2008 г.). В нем София Губайдулина раскрывается еще и как очень думающий теоретик музыки. Когда она сочиняет, то всегда ищет внутреннюю органику всего, что составляет произведение: внутреннюю органику времени, пространства, ритма, высот, тембров и так далее. То есть способ овладеть всем, что изначально органично связано, и затем воссоздать-воспроизвести эту органику. И вот в «Славлении…» София Губайдулина совершила находку, про которую говорит, что шла к ней всю жизнь. Она поняла, каким образом можно найти полное, точное соответствие между пространственным и ритмическим движением звука. В «Славлении…» происходит следующее. Звук по гамме непрерывно идет вверх (в данном случае я опускаю соответствующую выразительность этого движения), и в это время, также непрерывно, идет учащение ритма. А когда звук движется вниз, то ритм замедляется. И образуется необычный музыкальный комплекс, который держит все сочинение. Причем предварительно София Губайдулина применила большие цифровые расчеты, просчитав, в частности, в герцах динамику звука, и так далее. (Она никогда не ленится взять лист и посчитать все, что ей нужно, у нее из таких листов-расчетов иногда складываются целые «предпроизведения».) В свое время София Асгатовна работала в электронной студии, где постигла акустику и физику звука, и всю жизнь легко этим пользовалась. И вот очередная ее находка в «Славлении ударных», как и все другие, абсолютно завораживает. Мы ощущаем невероятное гармоничное единство музыкальной материи и не понимаем, как оно создано.

- В самое последнее время, насколько мне известно, София Губайдулина обратилась к архитектуре?

- У нее действительно есть сочинение, написанное в 2009 году, под названием «Фахверк» («Fachwerk») – для баяна, ударных и струнного оркестра. Фахверк это стиль архитектуры, очень распространенный в Германии. Характерный пример - дома, в которых крепления, балки, весь каркас со всеми внутренними перекрещиваниями выведен наружу. Губайдулину в этом архитектурном стиле восхитило то, что обычно скрываемая конструкция находится на поверхности, что открыто демонстрируется тайна ремесла. И эту идею она воплотила в одноименном сочинении, где есть, например, эпизоды, когда некоторые звучности в партии баяна возникают как бы непроизвольно, помимо действий исполнителя, так, словно инструмент что-то «сочиняет», параллельно автору и независимо от солиста.

…Что сегодня поражает в Софии Губайдулиной, так это то, как неутомимо она работает в своем возрасте, продолжая продуцировать все новые идеи и сочиняя так, как делала это всегда, будто ей 30 - максимум 40 лет. Это, кстати, отметили многие композиторы, когда в прошлом году в Московской консерватории была организована встреча с Софией Губайдулиной. Ей задавали массу разных вопросов, она отвечала с большой живостью и в зависимости от темы то глубоко погружалась в ответ, то была остроумной, - словом, представ в каком-то бесконечно молодом облике, который я хорошо знаю с наших общих студенческих времен.