Валерий Попов:

«МУЗЫКА – МОЯ ЖИЗНЬ»

Народный артист РФ, профессор Московской консерватории, ГУДИ, почетный профессор Пекинской консерватории, единственный почетный член от России в международной ассоциации гобоистов и фаготистов JDRS рассказал о пользе духовых инструментов и, конечно, о своих учениках.

– Валерий Сергеевич, как вы можете охарактеризовать свою профессию?

– Профессия у нас очень трудоемкая. Чтобы выйти в оркестр и играть на уровне со своими учениками, я должен порядка двух часов ежедневно заниматься на инструменте – в любую погоду.

– В девизе ГУДИ есть фраза: «Открываем таланты». Каково это – открывать таланты?

– Мне нравится учить детей, а не переучивать за другими. А музыка – она дает толчок к развитию во всех областях. Очень интересно работать с детьми, в семье которых есть музыканты: они понимают важность ежедневных занятий. Мои уроки проходят всего два раза в неделю, но заставить ребенка самостоятельно заниматься в шесть-семь лет – это невозможно. Присутствие родителей, которые задают вопросы, помогает мне.

– Чем, по вашему мнению, вызвано падение интереса к духовой музыке?

– То, что на площадях и в парках сейчас полно звуконосителей, в некотором смысле подрывает нашу специальность. Конечно, куда проще и дешевле поставить один раз оборудование, чем приглашать оркестр, который будет играть в парке. Раньше у нас в каждом драмтеатре был небольшой оркестр, в кино между сеансами играли ансамбли в 8–10 человек. Забытая традиция…

– Что нужно делать, чтобы вернуть интерес?

– У любого здания должен быть фундамент. В сороковые годы у нас были военно-музыкальные школы, в которые приходили ежегодно 40-50 мальчишек, и из них формировали оркестр. Эти дети становились «кирпичиками» будущей музыкальной жизни.  С расформированием таких школ и наблюдается упадок духовой музыки. ГУДИ в некотором смысле их заменило, но наши усилия все же не могут заполнить эту нишу.

Сегодня в духовики идут те, у которых не получилось на рояле или на скрипке, не прошли конкурс. К примеру, в этом году набрали в консерваторию 40 пианистов. И через пять лет они придут ко мне и спросят: нет ли работы? В 99% случаев из них не получается Рихтеров, а работать надо. И тогда они готовы на любую работу, даже далекую от их образования.

– Какое профессиональное будущее ждет ваших выпускников?

– Те, кто попали ко мне в класс, сейчас вполне успешны: один стал солистом ГАСО им. Е.Ф. Светланова, двое ребят, начинавших в ГУДИ, сейчас в Большом симфоническом у Владимира Федосеева, кто-то в Большом театре – могу продолжить…

– Существует миф о том, что духовые инструменты – не женское дело.

– Лет пятнадцать назад у меня в Чикаго была лекция, и в конце мне задали вопрос – почему в России на моем инструменте не играют девочки. Тогда я пожал плечами и сказал, что не знаю. А когда вернулся, ко мне в класс «посыпались» девочки. Сегодня на моем громадном, тяжелом инструменте девочки играют порой лучше мальчиков. Несколько девушек у меня заканчивают консерваторию. Одну из них взяли в Мариинский театр, другая играет в Театре им. Станиславского и Немировича-Данченко. Так что можно смело сказать, что миф постепенно развеялся и девочки не только играют на этих инструментах, но и делают неплохую карьеру.

– Почему вы любите музыку?

– Потому что это – моя жизнь. Когда я выхожу на сцену, я вижу зал, который слушает мой концерт, и это дает мне высшее удовлетворение.

– Что для вас преподавательская работа?

– Продолжение моей жизни. Ребенок, который приходит в мой класс, общается со мной как минимум десять лет, он практически входит в мою семью и входит в мое сердце. Большей радости, чем от успехов моих учеников, мне невозможно представить, но и больнее всего ранят меня именно воспитанники. К счастью, это бывает редко – радость от успехов своих учеников я испытываю гораздо чаще.

– Смогли бы вы когда-нибудь уйти из профессии?

– Мой отец играл в оркестре до 60 лет, а уйдя из оркестра, продолжил играть, совместив игру с преподаванием в музыкальных школах до 96-ти. У йогов есть такая практика – продленный выдох, и это очень полезно для здоровья. Так вот, я уже больше 60 лет ежедневно дую этот продленный выдох. Однажды  мне поставили диагноз: рак легких. Я посмеялся и сказал, что рак лечится дутьем. Через пару дней врачи его отменили. Есть еще пример. Когда-то матери  одиннадцатилетнего мальчишки с туберкулезом врачи сказали – протянет год-два, отдай его в духовую команду при армейской части, может, поможет. Это было в 20-е годы. Из него получился солист Большого театра, первый советский  профессор на этом инструменте. Так что пока я точно не собираюсь оставлять профессию.

Виталий ВАТУЛЯ:

«ПРЕПОДАВАНИЕ ЗАХВАТИЛО МЕНЯ»

За плечами молодого саксофониста – яркие победы на международных и всероссийских конкурсах. Он один из создателей международного благотворительного проекта «Музыка за мир» и квартета саксофонистов «Символ».

– Как вы пришли к педагогической деятельности?

– Я начал преподавать, когда мне было 17, и преподавание захватило меня. Это очень приятное чувство, когда начинаешь получать творческую отдачу от учеников. В педагогике я нашел себя настолько же глубоко, насколько и в исполнительстве.

– Как развивается школа саксофона в России?

– Российская методика обучения игре на саксофоне еще находится в стадии становления. В силу нашей истории произошло большое отставание от европейской школы: в отечественных вузах саксофон начал появляться только в 1970-х. Методика во многом строилась «на коленке» и большей частью была заимствована из кларнетовой школы. Но сейчас переживается бум – наши ученики стали выигрывать призы на европейских конкурсах, но не только мы постоянно выезжаем за рубеж, но и к нам приезжают известные саксофонисты. С российской саксофоновой школой стали считаться.

– Это самый простой духовой инструмент?

– В смысле понимания того, как извлечь звук, это один из самых легких инструментов. Он простой на начальном этапе постановки звука и аппарата, но потом возникают те же проблемы, что и на других инструментах. Опытный педагог знает финальную цель, знает какие слабые стороны нужно подтянуть и какую музыкальную литературу нужно дать для этого, как мотивировать учеников заниматься вне школы.

– Сколько нужно заниматься в день?

– Раньше я старался заниматься не менее трех-четырех часов. Сейчас загруженность настолько высокая, что я занимаюсь все свободное время. Поддерживать форму нужно всегда. Это мышечная память, и если она пропадает, восстанавливаться очень трудно. Как говорил Рихтер, если мы не занимаемся один день, это слышим мы, если два – это слышат наши родственники, если три – это слышит уже публика.

– Вы верите, что музыка спасет мир?

– С 2011 года мы с пианисткой Марией Немцовой ездим по странам, которые пострадали от военных конфликтов, террористических актов, землетрясений, наводнений, что в последнее время, к сожалению, происходит все чаще. Сейчас мы готовимся уже к третьему этапу. Количество участников проекта увеличивается: если раньше мы ездили вдвоем и привлекали музыкантов на местах, то теперь изначально приглашаем в поездки успешных музыкантов из разных стран. Приглашенные музыканты – наши друзья. Они согласны с идеей проекта «Музыка за мир» и хотят поделиться своим творчеством, общаться с детьми и молодежью напрямую, зажигать сердца и открывать новые таланты.