ЧЕРТОГИ КАРЕЛА ГОТТА. ВИЛЛА «БЕРТРАМКА»

Сначала о грустном. Вилла «Бертрамка», где у супружеской четы Душеков подолгу жил Моцарт, везде значится как действующий музей.

…На глухих воротах замок, сквозь дырявый забор виден запущенный сад, а ведь еще не так давно тут шли концерты… Гуляя по дому, легко представила, как Моцарт писал здесь одновременно «Милосердие Тита», «Волшебную флейту» и Реквием… И о чем думает чешское Моцартовское общество?

Имение лежит на крутом холме, и на его вершине, по идее, сохранился каменный стол, за которым Моцарт под птичий щебет сочинял «Дон Жуана».

Поднимаюсь по городской мощеной тропе вдоль стены «Бертрамки», разрисованной граффити. Вдруг удастся проникнуть в сад? Но нет. Настроили современных вип-особняков. Все залито солнцем – тут как бы даже не Чехия, а скорее Италия! Прошла по заковыристому тупику, называемому Над Бертрамкой, и уткнулась в виллу Карела Готта. Увы, вот и все путешествие в самое моцартовское место Праги.

Остается только утешать себя тем, что именно этими теплыми цветочными ароматами вот так же дышал Амадей, живя у чешских друзей-музыкантов не просто как дома, а гораздо лучше.

ДО САМОЙ ДО ГАЛЕРКИ. «СВАДЬБА ФИГАРО»

Срочно на «Свадьбу Фигаро» в Сословный театр!

Едва переступив его порог, нахожу в программке драгоценную строку: «21 января 1787 года спектаклем впервые продирижировал сам автор». Нынешняя постановка – новая, февраля 2018 года, но само название держится в афише с тех самых пор.

Зал кажется на удивление высоким и узким. В оркестровой яме около тридцати музыкантов – больше просто не уместится. Из седьмого ряда партера (цена билета – 1990 крон, т.е. 5970 руб.) поднимаюсь по беспощадной старинной лестнице на высоченную галерку, где когда-то толпились простые почитатели Моцарта. Слышно хорошо, но видно… почти что одни макушки!

Приятно удивило, что режиссура Магдалены Швецовой современна, но не кричаща и не противоречит квазисторическим костюмам с сегодняшними детальками. Иногда смешно до колик – например, когда ревнивец Альмавива в известной сцене пытается взломать дверь… оленьим рогом! 

Игра оркестра подчинена одному: быть в ладу с певцами. Как я скучала по этому простейшему согласию! Дирижер Энрико Довико не продавливал ничего экстравагантного; артисты поют свободно, не ждут аплодисментов после арий. Движутся по сцене быстро и ловко, что не мешает им идеально исполнять ансамбли, причем каждый умудряется сохранить характер своего героя.

Самыми обаятельными голосами показались Мария Файтова (Графиня) и особенно Вацлава К. Гоускова (Керубино), чей герой наконец-то оправдывает симпатии к себе всех героинь оперы. Этим певицам хлопали в финале больше всего – их дуэт был поистине ангельским!

И ничто не нарушило удовольствия от театра, в котором когда-то неделями без устали репетировал Моцарт, распылив наночастицы своей заразительной энергии.

ЧТО ТАКОЕ ОФИКЛЕЙД? МУЗЕЙ МУЗЫКИ

Чешский музей музыки на Кармелитской, 2 как раз на полпути от театра до «Бертрамки»: по этому маршруту Моцарт иногда, заработавшись далеко за полночь, возвращался ночевать пешком – через полгорода!

Музей основан в 1818 году и насчитывает 700 тысяч единиц хранения, включая рукописи Сметаны и Дворжака.

В центре первого зала стоит современный терменвокс, и каждый может попробовать издать на нем «лунные» звуки.

За полчаса беседы со смотрителем Петером Балогом выяснилось, что даже у Богуслава Мартину есть Фантазия для терменвокса, гобоя, струнного квартета и фортепиано, а выдающийся современный музыкант Ян Хаммер, оказывается, чех. Я в ответ рассказала о подвале Музея Скрябина, «АНС» и Артемьеве. Петер продемонстрировал первые чешские синтезаторы. И все же моя взяла: узнав, что я и сама бывала на концертах Льва Термена, мой собеседник выпучил глаза и потребовал подробностей.

В других залах нашла массу прежде не виданных инструментов. Надев наушники, можно услышать их звучание.

Вот, например, гвоздевая скрипка – крестьянский инструмент XVIII века, где смычком водят по вбитым в доску гвоздям. Но особенно много диковинных духовых, среди которых модератон, эуфониум с двумя раструбами, подковообразный офиклейд. Представлены все группы инструментов, причем от самодельных до шедевральных инкрустированных. Экспонируется молоточковый клавир, на котором в пражском Институте благородных девиц однажды играл Моцарт. На нем мерцает памятная табличка: «Исполнялись арии из «Дон Жуана». Действительно, чем еще Моцарт мог поразить воображение целомудренных слушательниц!

ЧЕШСКИЙ БРИЛЛИАНТ. ОПЕРА «РУСАЛКА»

Разглядывать картины чешской истории на стенах и потолке главного, Национального театра приятно под шампанское. А в антракте многие с бокалами в руках выходят на террасу полюбоваться Пражским градом на закате: Петр Вайль назвал этот вид лучшим в Европе.

«Русалка» Дворжака – самое высокое музыкальное впечатление от Праги. (Цена билета в центр партера – 1100 крон.)

Чехи считают, в этой опере лирический Дворжак не уступает Чайковскому. В самом деле, мелодии изумительные, глубоко трогающий сюжет. На спектакле много детей: мальчики с модными ершиками на голове, а девочки в длинных платьях. В целом наряженная публика проще, чем, скажем, в «Дойче опер» или даже Берлинской опере. Здесь через раз совсем простые люди, провинциалы, зато и реагирует зал живее и непосредственнее.

И снова оркестр (с выдающимися духовыми!) под управлением Роберта Индры лелеет вокалистов, любовно музицируя с ними в полнейшей гармонии. Кажется, ничего не стоит удерживать идеальный баланс. (Как же нас угораздило утратить это качество на нашей оперной сцене? Или его никогда и не было?) Даже хор в НТ нежен и прозрачен в своей полнозвучности.

Один из самых талантливых оперных режиссеров нового поколения Иржи Гержман тонко выстроил напряженное действие, одновременно и сказочное, и пронзительно-человеческое. Как и в «Свадьбе Фигаро», зал не прерывает действие аплодисментами: так велико очарование не только музыки, но и сложного поэтического текста Ярослава Квапила. Даже после арии «Месяц мой», хита правительственных концертов и всенародных опен-эйров, публика безмолвствует – настолько проникновенно исполняет его Мария Кобиелска. Эпическое впечатление производит Франтишек Заградничек в партии добряка Водяного. Пожалеешь тут, что звезды пражского Национального театра нам практически не знакомы.  Лучшая из одиннадцати опер Дворжака в следующем сезоне будет, наконец, поставлена и нашим Большим театром. Теплится надежда, что дирижер Айнарс Рубикис и режиссер Тимофей Кулябин отнесутся к чешской драгоценности столь же трепетно, как ее создатели.

ГРЕШНЫЕ РАДОСТИ. МУЗЕЙ ДВОРЖАКА

Музею отдали знаменитую виллу «Америка» – центр дворянских собраний XVIII века. Сам Дворжак здесь никогда не жил, но, увы, по его скромному адресу на Житной улице прописаны самые обычные пражане.

Много неожиданного. Оказывается, Дворжак обожал поезда. Ходил на вокзалы, беседовал с машинистами, от руки составлял график поездов «Прага – Вена». Так вот откуда его легендарная фраза: «Все свои симфонии я отдал бы за то, чтобы изобрести локомотив!».

После смерти Дворжака его вдова Анна передала в дар главные реликвии: скрипку, рояль Bösendorfer (Вена, 1879), чернильницу с пером, стол, глобус, очки, портмоне, карманные часы с ключиком (!), кембриджскую мантию, а также бюст Моцарта и портрет Бетховена из кабинета мужа.

Повезло: на вилле «Америка» сейчас как раз работает выставка «Грешные радости Антонина Дворжака». Во-первых, он был заядлым курильщиком: в витринах собраны все его чубуки и кисеты. Во-вторых, – картежником (любил игру «дарда» на троих), но, проиграв, в гневе разбрасывал карты по комнате! В-третьих – гурманом: уминал по тридцать кнедликов с черносливом! А пить пиво ходил в обычный кабачок, где, считаясь человеком скрытным, оказывался веселым и общительным. Недаром он всю жизнь называл себя «простым чешским музыкантом».

СОВЕТСКИЙ БЮРОКРАТ НЕ ПРОЙДЕТ. «ОРАНГО»

У нас все грозились поставить эту незаконченную оперу Шостаковича, но желание быстро улетучивалось: ведь от нее остался только пролог. Опасную по сталинским временам сатиру о жертве научного эксперимента – скрещивания человека с обезьяной – Шостакович бросил. А смятый набросок (11 фрагментов) сохранила уборщица.

Раритет трижды в мире исполнялся дирижером Эса-Пеккой Салоненом (в Москве – в 2014 году в БЗК).

Чехи считают свою постановку четвертой. Несмотря на «современную музыку», зал Новой сцены Национального театра был полон (цена билета – 390 крон). Тем более что это была «дерньера» – последний спектакль (в противоположность «премьере».)

Начинается он, конечно, с уборщицы на сцене, куда вываливают пестрые герои; среди них – и Весельчак (душа постановки Роман Янал), и Зоолог, и неуклюжая обезьяна Оранго, и хорошенькая балерина Настя Терпсихорова.

Режиссер Слава Даубнерова придумала смешной выход прямо в партер трех типичных бюрократов-«искусствоведов» (они же во втором отделении обернутся Единицыным, Двойкиным и Тройкиным). По-медвежьи пролезая по ряду на центральные места, эта троица в одинаковых пиджаках то и дело восклицает что-нибудь по-русски: «Извините…» – «Да куда ты пошел?..» – «О, какая девочка красивая!».

Обрывок незаконченной оперы прояснен Даубнеровой в духе острейшей сатиры на бывалый тоталитаризм, свалившийся на чехов из СССР. Они грамотно рефлектируют по поводу своей недавней истории – прощаются с прошлым, смеясь. 

Столь же смачно исполняется и «Антиформалистический раек» – тоже по-русски, с чешскими титрами. Комичным речам «музыковедов» на сцене безропотно внимает отряд людей с одинаково выбеленными лицами. И это тоже из недавней чешской истории…

Дирижер Ян Кучера, разумеется, был в круглых шостаковичских очочках и с челкой на косой пробор.

ПОСЛЕДНИЙ СЛЕД МОЦАРТА

В ясный день навестила Музей письменности в Страговском монастыре (XII в.), что высоко на холме. Город отсюда красив, как небесный Иерусалим. В Страгов наведывался Моцарт: в ноябре 1787 года он импровизировал на органе в храме Вознесения Девы Марии. Тему взял в соль миноре, вариации на нее частично записаны.

Кроме того, зайцем проникла на службу в храм Девы Марии Ангельской в монастыре капуцинов на Лоретанской площади (здесь служат всего час раз в неделю): прочла, что и тут Моцарт играл на органе.

…Молились и пели две смиренные дамы и четыре монаха, по очереди читающие «Отче наш». С барочного балкона торчит рука, сжимающая распятие, – типично для францисканцев. Не сомневаюсь, что именно так аскетично шла служба и в конце XVIII века – этот бубнеж не меняется веками! И верю, что окунулась в подлинный звуковой мир Моцарта.

На хорах, действительно, есть орган, двухмануальный. Однако на мой робкий вопрос, играл ли на нем Моцарт, улыбчивый монах в балахоне цвета какао, подвязанном веревкой, ответил: «Нам об этом не ведомо. Узнаете – напишите, ладно?!».

На снимках: Национальный театр в Праге; сцена из спектакля «Свадьба Фигаро»