– Сергей, произведения, исполненные в Улан-Удэ, были новыми для вас?

– Некоторые из них уже давно у меня в репертуаре – как, например, музыка Олега Пайбердина к фильму Мана Рея «Оставь меня в покое». Благодаря этому произведению я поднялся на ступень выше в познании инструмента. Думаю, что не являюсь мастером музыкального анализа – скорее воспринимаю музыку изнутри. Я достаточно «наскрипел» и «нахрипел» за виолончелью, изучил уйму новых приемов, которые в свое время мне были интересны, и на определенном этапе понял, что не все из них заключают в себе смысл. Бывает, спрашиваешь у композитора: «Какое звучание ты хочешь? Вот такое?» – «Да». – «Или, может быть, правильно вот так?» – «Да-да, так». Нередко я убеждался, что композитор абстрактно использовал прием – может быть, подсмотрел в чьей-то партитуре, но не представляет, как именно это должно звучать, – и мое доверие к нему терялось. С Олегом Пайбердиным все наоборот. Я, например, играю, а он говорит: «Нет, не так должно звучать!» Забирает у меня виолончель: «Дай, я покажу!» Конечно, Олег не виолончелист, но он творческий человек. Когда он эту музыку сочинял, то взял виолончель и сам искал новые приемы. Его профессионализм меня покорил: продуманность каждого кадра, тонких изобразительных средств – оказывается, можно изобразить море, дуя в эфу виолончели.

Пьеса Санжара Байтерекова, к которой создала видеоработу Алена Скорнякова, тоже была у меня в репертуаре. Помню, как Санжар сказал: «Я хотел бы написать музыку для виолончели, в которой вообще не было бы виолончельного звучания». Замечательно! А зачем тебе тогда виолончель? Но пьеса получилась чудесная. Он принес пять наперстков, которые мне надо было надеть на пальцы левой руки. Как оказалось, ими нужно было еще и флажолеты играть. Я долго приноравливался, наперстки сваливались, пока я не догадался приклеить их скотчем.

Очень рад был сотрудничеству с Николаем Поповым – его сочинение также было «проиллюстрировано» Скорняковой. Он безусловный профессионал в области электронной музыки, он сделал всю техническую поддержку проекта «Оставь меня в покое». Коля всегда продумывает все до мелочей – начиная от самой музыки и кончая комфортом исполнителя. Он написал пьесу специально к этому проекту, как и Наталья Прокопенко, и я думаю, что все эти сочинения останутся у меня в репертуаре.

Еще мы сделали «Знаки зодиака» Штокхаузена в версии для виолончели, электроники и видеоряда. На мой взгляд, публика была недостаточно погружена в эту музыку, хотя я и попытался ее настроить, объяснив, что здесь не будет событийности, что это медитативная, космическая музыка, которая не столько дарит новые впечатления, сколько дает возможность пофантазировать и улететь от нашей обыденности.

– Насколько успех произведения зависит от исполнителя?

– Я уверен, что любое произведение можно как «вытащить», так и «закопать». Это моя твердая позиция. Для самого исполнителя все зависит от условий. Невозможно по-настоящему качественно сделать сочинение за три дня – лично мне нужно полгода спокойно его разучивать, вживаться, выгрываться. Кто-то прекрасно читает с листа любые современные приемы, но это будет только читка с листа. (Мои соболезнования композиторам, исполнение сочинений которых превращаются в профанацию…) Часто в новом сочинении механика совершенно особая. Один композитор попросил меня исполнить пьесу, где нужно исполнять тремоло сильно зажатой правой рукой в течение 10 минут. Я попробовал и понял, что надо внутри себя как-то совсем измениться, чтобы это тремоло сыграть.

– Когда и почему вы повернули в сторону современной музыки?

– Около 10 лет назад альтист Михаил Березницкий пригласил меня принять участие в проекте Московского ансамбля современной музыки. Моей первой встречей с современной музыкой стала партитура Юрия Каспарова: открываешь ноты, а там на нотном стане – зигзаг. Я спрашиваю: что это? Он говорит: это надо играть, как шум ветра. Я сразу понял, что необходимо искать краску, потому что все записано очень условно. Проблема еще в том, что композиторы, к сожалению, не могут прийти к единой нотной записи: один и тот же прием кто-то крестиком обозначает, кто-то квадратик ставит. И пишут три листа аннотаций к сочинению. Господа, ну договоритесь, наконец!.. Сейчас, правда, когда я вижу определенные приемы, руки уже автоматически играют, практически как в классике. Но для этого надо переиграть очень много современной музыки.

Мой приход в МАСМ был обусловлен сочетанием интереса и выживания. Я, безусловно, много оттуда взял – там работают профессионалы, которые посвятили современной музыке всю жизнь. Но лично мне в МАСМе было непросто по ряду причин. Нужно было за полгода подтвердить свое участие в том или ином проекте, и если потом появлялись возможности сыграть с «Романтик-квартетом», то эти концерты приходилось передвигать или вообще от них отказываться. Мне это не нравилось – в итоге с МАСМом я расстался. В 2010-м Олег Пайбердин создал ансамбль «Галерея актуальной музыки», и в нем я чувствую себя более свободно: занятость меньше. Для меня в первую очередь важны творческая атмосфера и психологический комфорт, а не финансовый вопрос.

– Вам никогда не хотелось играть в симфоническом оркестре?

– Большая проблема российских музыкантов: нас воспитывают как солистов, закладывая соответствующее мироощущение и «повадки», а солистами вырастают единицы. Беда в том, что у нас не прививают культуру камерного музицирования. В случае с духовиками проще – они большей частью все-таки солисты. А будущее большинства струнников – оркестровая группа. И возникает противоречие между воспитанием и становлением.

Раньше я неосознанно не хотел играть в оркестре, а сейчас понимаю, что мне это просто неинтересно. Были опыты, которые не приносили никакого удовольствия, – я понимал, что просто зарабатываю деньги. Когда играешь в общей массе, это ведь совершенно другое ощущение инструмента. И потом так сложно в группе виолончелей пристроиться – каждая нота кажется фальшивой.

– Когда был создан «Романтик-квартет»?

– «Романтик-квартет» родился в классе В.А. Берлинского в 1990 году. Естественно, тогда это был еще студенческий квартет, и с тех пор много раз происходила ротация. Но так получалось, что по разным причинам все уходили, а я оставался. Сначала мы привлекали музыкантов только из Гнесинки, потом стали смотреть шире. Как показывает практика, совмещение работы в оркестре с квартетом – очень неблагодарное для квартета дело. Однажды сложилась такая ситуация, когда один музыкант играл в одном престижном оркестре, другой в другом, и как-то мы сели, сверили их гастрольные графики и увидели, что сможем сыграть концерт, собравшись только на одну репетицию. Я понял, что так не должно продолжаться. Наш нынешний состав – скрипачи Владислав Народицкий, Михаил Болховитин, альтист Андрей Усов и я – существует с 2000 года. Надеюсь, мы еще долго будем играть вместе.

– В квартете вы осуществляете функцию руководителя?

– Вы имеете в виду художественного? Конечно, нет! Квартет – это коллектив единомышленников, и важно мнение каждого. Пусть даже будут споры, но в них рождается истина. Я скорее выполняю функцию директора, потому что коллеги считают, что решение организационных вопросов у меня получается лучше.

– Судя по названию, основа репертуара вашего коллектива – романтическая музыка?

– Нет, основа – это романтическое мироощущение. Уже столько лет прошло, а мы всё смотрим на мир в романтических тонах. Репертуар у нас очень разнообразный, есть ряд сочинений, которые хотелось бы сыграть, в том числе и современных, и Шнитке, и Шостаковича или, например, Вайнберга, которого мы очень любим. Но пока приходится больше прислушиваться к требованиям организаторов концертов, а у них свои пожелания. Честно говоря, я не фанат современной музыки. Все хорошо в меру. Когда после концерта современной музыки, где приходится «скрести, скрипеть и хрипеть», садишься играть «Лебедя» Сен-Санса, то инструмент не отвечает, потому что он уже «заточился» под другие звуки. Я сторонник того, чтобы новая музыка давалась дозированно: 15 минут после Баха и Моцарта. Посмотрите, что происходит у нас на концертах современной музыки: половина публики – друзья композиторов, половина – друзья исполнителей. Есть, конечно, проекты, куда привлекают простого слушателя, – я преклоняюсь перед теми, кому удается это делать.

– Вы преподаете в ГМПИ им. Ипполитова-Иванова: чем вас увлекает преподавание?

– Я веду класс квартета и очень этому рад, потому что чувствую в себе педагогическое призвание. Что касается современной музыки – думаю, что интерес к ней должен прививаться со студенческой скамьи, и такой предмет должен быть в программе обязательным, а не факультативным. Студенты, как правило, еще сами не знают, что им нужно. В большинстве они просто ходят и накапливают знания – по специальности, гармонии, сольфеджио. И если их сразу знакомить с современным музыкальным языком, возможно, кого-то это бы заинтересовало. А уж потом им придется самостоятельно копать в этом направлении – впрочем, как и в любом другом. Думаю, многие из тех, кто не смог реализоваться в традиционной классической музыке, прекрасно могли бы себя проявить в музыке современной. В конце концов, каждому приходится искать применение своего «я». Кто-то идет в барочную музыку, кто-то играет в рок-ансамблях. Если есть серьезное желание, то придет и успех. По крайней мере будешь знать, что жизнь прожита не зря, потому что занимался любимым делом.