Top.Mail.Ru
АРХИВ
01.05.2010
ЗАМЕТКИ О ПРОШЛОМ

«Что наше поколение помнит о ЦМШ?» Этот вопрос задала себе Т.Л. Колосс - автор воспоминаний, публикуемых в дни, когда отмечается 75-летний юбилей Центральной музыкальной школы при Московской консерватории. Тамара Леонидовна – бывшая ученица (выпуск 1960 года), а ныне один из самых известных преподавателей легендарной школы по классу фортепиано (с 1985 по 2002-й – заведующая фортепианным отделом), заслуженный работник культуры и заслуженный учитель России.

«Главным требованием, предъявляемым к ученику педагогами-пианистами (и не только пианистами), преподающими в ЦМШ, было, пожалуй, не допускать ни одной пустой, бессмысленной ноты. Требовалось не только технически безукоризненно, но и художественно осмысленно осваивать текст. Ибо никого не восхищала бездумная демонстрация «блестящих навыков» - беглости и ловкости, за которыми не ощущалось самого главного: образного смысла, поэтического содержания исполняемой музыки. Поэтому странно порой слышать кем-то сформулированное мнение о ЦМШ как о школе, где учат не столько музыке, сколько виртуозности. Будь это справедливо на самом деле, разве могла бы ЦМШ гордиться плеядой выдающихся музыкантов-исполнителей разных поколений, являющихся, прежде всего, глубокими и тонкими художниками, каждый из которых неповторим как индивидуальность?»

Центральная средняя специальная музыкальная школа при Московской консерватории, более известная в России и ближнем зарубежье под аббревиатурой ЦМШ, признана и весьма уважаема во многих странах мира, где ее часто называют «Tchaikovsky-school» - по имени консерватории, с которой это учебное заведение для музыкально одаренных детей десятилетиями неразрывно связано.

Традиции раннего и высоко профессионального обучения исполнительскому искусству, которыми ЦМШ по праву гордится, были заложены ее основателями — профессорами Московской консерватории А.Б. Гольденвейзером, Г.Г. Нейгаузом, А.И. Ямпольским, В.Я. Шебалиным и многими другими крупнейшими музыкантами. Очевидно, что создание в 1932 году при Московской консерватории по инициативе ряда выдающихся музыкантов «Особой детской группы» было продиктовано заботой о сохранении и развитии тенденций, а лучше сказать - гарантий обеспечения будущего русского музыкального искусства, которые с середины XIX века начали складываться в России в воспитании молодых талантливых музыкантов. В настоящее время активная работа в этом направлении является главной задачей ЦМШ.

В чем же состоит сущность традиций, определяющих уникальность школы? Думается, прежде всего, в создании всех необходимых условий, которые позволяют юному музыканту полностью реализовывать свой потенциал, свой талант. Одно из главнейших условий — умение поддержать или воспитать в каждом, даже только-только начинающем ученике чувство беззаветной любви и преданности музыке, потребность всю жизнь фанатично служить этому прекрасному искусству и неутомимое стремление овладевать им в совершенстве.

В числе лучших традиций ЦМШ — достижение учеником максимально возможного уровня профессионализма, знания музыки и стремления к широкой образованности не только в музыкальной, но и в других сферах искусства, в литературе, живописи. Наиболее известные выпускники ЦМШ, как правило, являются высокообразованными и прогрессивно мыслящими людьми. Они уважаемы во всем мире не только как выдающиеся музыканты, но и как люди высочайшей культуры.

Разумеется, далеко не все бывшие воспитанники ЦМШ получили мировое признание. Однако великое их множество стало превосходными музыкантами, победителями многочисленных конкурсов. Из их числа вышли замечательные педагоги, в том числе профессора и доценты Московской консерватории и других музыкальных вузов, дирижеры, композиторы, музыковеды, концертмейстеры. Сотни «цмшовцев» играют в оркестрах России и мира. Многие посвятили себя воспитанию юных музыкантов в школах и всей душой преданы этой благородной профессии. И всех их объединяет нечто общее, трудно определимое словами. Очевидно, это любовь к своей школе и школьным учителям, память об исключительной атмосфере всеобщего творчества - незабываемая радость, которую дает приобщение с самого детства к прекрасному.

Безусловно, эту атмосферу создавали выдающиеся педагоги ЦМШ — и не только преподаватели специальных предметов. Вспоминаются педагоги-теоретики Л.С. Шугаева, Л.П. Фокина, Т.Л. Шабадаш, Л.М. Калужский, М.А. Рыбникова, М.П. Андреева, педагоги общеобразовательных дисциплин Д.И. Сухопрудский, Г.Д. Палеолог, С.Е. Каменкович, М.Н. Амирагова и многие, многие другие. Всех их объединяло удивительно чуткое отношение к музыкально одаренным детям, будущим профессиональным музыкантам. Не менее педагогов-специалистов они гордились тем, что преподают в ЦМШ, и прививали своим ученикам это чувство гордости и любви к школе.

Отдельно хотелось бы сказать о педагогах-пианистах. Конечно, неоценим тот вклад в становление и развитие ЦМШ, который внесли профессора Московской консерватории Г.Г. Нейгауз, А.Б. Гольденвейзер, Я.И. Зак, Я.В. Флиер, Л.Н. Оборин, Б.Я. Землянский, А.А. Егоров, В.К. Мержанов, Е.В. Малинин, В.В. Горностаева, Л.В. Рощина, С.Л. Доренский, Д.А. Башкиров, более поздние выпускники ЦМШ - Ю.С. Слесарев, А.Г. Севидов, И.Н. Плотникова и другие замечательные пианисты. Однако невозможно переоценить роль тех «просто педагогов», которые, собственно, и создали основу для воспитания будущих превосходных исполнителей. Все свои силы, талант, терпение и мудрость они без остатка посвящали ученикам, бережно ведя детей, начиная с 6-7 лет, к главной цели — достойному поступлению в Московскую консерваторию. В их числе Т.А. Бобович, Т.Е. Кестнер, А.С. Сумбатян, А.Д. Артоболевская, Е.П. Ховен, Е.М. Тимакин, воспитавшие огромное число прекрасных пианистов.

Что общего было у этих людей, обладавших разными взглядами на жизнь, разными характерами и темпераментами, разными личностными и музыкантскими качествами? Прежде всего, их объединяла беззаветная любовь к детям и к своей профессии. Глубоко осознанное чувство ответственности за судьбу своих питомцев, стремление не только воспитать их отличными музыкантами, но, прежде всего, сохранить в каждом особенную индивидуальность. С опытом к ним приходило умение безошибочно определять масштаб индивидуальности и развивать ее, не забывая при этом и о воспитании в ученике других качеств.

Для великих педагогов ЦМШ крайне важно было вырастить молодого музыканта так, чтобы он стал гармонично развитой творческой личностью. С этой целью они неизменно заботились о нравственном и физическом здоровье своих учеников, интересовались успеваемостью своих подопечных по всем школьным предметам, прививали им умение рационально организовывать свое время, чтобы справляться с нелегкими учебными нагрузками. Истинный уровень культуры и образованности ученика волновал их ничуть не меньше, чем участие в концертах или конкурсах. А.С. Сумбатян, например, даже в преклонном возрасте посещала все интересные концерты, художественные выставки, не пропускала ни одной театральной премьеры и требовала того же от своих учеников. Великолепно зная классическую поэзию, она могла во время урока попросить кого-либо из воспитанников прочитать какое-нибудь стихотворение, особенно если по смыслу оно перекликалось с содержанием изучаемого музыкального произведения. Т.Е. Кестнер, как и ее коллег, интересовало многое: что читает ученик, какие у него проблемы. Эти человеческие качества были присущи большинству педагогов ЦМШ, и не только пианистов.

Самое же ценное заключается в том, что бережное и чуткое отношение к ребенку у педагогов того времени сочеталось с неизменной требовательностью, даже строгостью в вопросах обучения. Искренне считая свою профессию самой прекрасной на свете, педагоги-пианисты понемногу приобщали к ней своих учеников. Нередко они поручали старшему ученику объяснить что-нибудь младшему - показать, «как это играется на рояле». Роль педагога обычно не только нравилась старшекласснику, но и придавала ему уверенности в своих силах. В то время, которое я вспоминаю, в ЦМШ не преподавали (к сожалению) ни методику обучения игре на фортепиано, ни историю фортепианного искусства. Однако многие ученики получали необходимые знания как бы исподволь, просто на уроках по специальности. А в дальнейшем, имея запас исходных знаний, пополняли их самостоятельно.

Например, Евгений Михайлович Тимакин, этот безусловный гений музыкальной педагогики, всегда предлагал своим ученикам не просто работать над развитием пианизма, но и решать на клавиатуре предложенные им головоломки. Позже ученики сами придумывают различные пианистические «загадки» и способы их решения, что, безусловно, развивало их творческую фантазию и учило осмысленно работать над произведениями, а не просто зубрить какой-нибудь этюд, тупо повторяя одно и то же десятки раз.

…Еще несколько воспоминаний. Интереснейшей личностью была Елена Петровна Ховен, в классе которой мне посчастливилось заниматься в течение 11 лет. Внешне Елена Петровна была довольно сурова — высокая, статная, интересная женщина с орлиным взглядом, напоминавшая королеву. Ее немного побаивались — она производила впечатление человека строгого. Она, безусловно, входила в славную когорту великих педагогов-пианистов ЦМШ. Елена Петровна - одна из тех самых выпускниц Александра Борисовича Гольденвейзера, которые вместе с ним начинали создавать ЦМШ и работали здесь с первых дней, когда еще существовала «особая группа». Она полностью посвятила себя этому учебному заведению, отдав ему не только 70 лет самоотверженного труда, но и всю свою любовь к ученикам. ЦМШ была ее родным домом, с которым она никогда не расставалась. В годы войны Елена Петровна находилась со школой в эвакуации в Пензе. Об этом труднейшем времени она много рассказывала впоследствии — ведь именно тогда в ее классе занимались будущие известные пианисты Галина Дмитриевская, Антон Гинзбург, Дмитрий Благой, учившийся также по композиции у В.Я. Шебалина. Но помнила она и о другом: иногда бывало так холодно, что приходилось заниматься в перчатках — отрезали у них самые кончики, чтобы освободить пальцы, и так играли.

С учениками Елена Петровна занималась самозабвенно и была достаточно строга. Но поскольку ее требования всегда основывались на любви к музыке и к ребенку, она никогда не обижала ученика, не доводила, как это бывает у некоторых педагогов, до слез. Или, скажем, не называла его каким-нибудь нехорошим словом — никогда этого не было (что, к сожалению, иногда позволяют себе в школах педагоги новой формации). В связи с этим представляется весьма разумной и обоснованной тенденция приглашать в ЦМШ в качестве педагогов бывших воспитанников этого учебного заведения.

Конечно, у Елены Петровны, как и у каждого педагога, были свои особенности. Например, задает она Сонатину Равеля и Второй концерт Шостаковича. Кстати, с Д.Д. Шостаковичем ее связывала большая дружба — композитор очень высоко ценил Ховен, которая учила его сына Максима. По ее просьбе он написал несколько произведений - «Танцы кукол», Второй концерт для фортепиано с оркестром, посвященный Максиму, и Концертино для двух фортепиано, которое отлично исполняли в классе Ховен Максим Шостакович и ее же ученица Алла Малолеткова (впоследствии известный концертмейстер). Когда Елена Петровна скончалась, Максим Шостакович прилетел из-за границы на ее похороны, отменив свои гастроли в эти печальные дни.

Но вернемся назад, в наши школьные будни. Итак, задает Елена Петровна два произведения. Я говорю: «А можно еще выучить какой-нибудь этюд Шопена или этюд Листа». Она резко возражает: «Я сказала - играй нормальную музыку!» Считала она так вовсе не потому, что Шопен и Лист — «ненормальная музыка», просто она была убеждена, что раньше десятого класса к этюдам Шопена и Листа нельзя подступаться. А вот Сонатина Равеля или листовский Первый концерт — это по возрасту. Тогда были другие времена — требования предъявлялись не только к трудности программы, но, в первую очередь, к качеству исполнения. Именно они были главными. Ховен и работала в этом плане: пока ее все не устроит в исполнении, никакой погони за выступлениями на сцене не было и в помине. Она умела заинтересовать ученика именно углубленной работой над произведениями. В этом, конечно, кроется один из секретов ее выдающегося педагогического мастерства.

Елена Петровна владела одним, весьма интересным фактором в преподавании музыки, о котором хотелось бы рассказать, так как больше с этим не приходилось встречаться. До того, как начать преподавать в ЦМШ, она работала концертмейстером в оперной студии консерватории. Работая с певцами, она сильно увлекалась системой Станиславского — тогда это было всеобщим. Краеугольные творческие положения системы Елену Петровну очень «задевали». И она решила, что можно перенести некоторые принципы этой системы на другие виды искусства. Иными словами, речь зашла о том, что принципы системы Станиславского задействовать в музыке. Это была ее идея, причем со временем она превратилась в идею-фикс, потому что Елена Петровна стала признавать только такой подход к обучению музыканта.

Что это означает? Все мы знаем элементарные постулаты Станиславского: если смотришь в зал, и один человек внимательно слушает, не отрывая глаз — вот он улыбнулся, а вот у него лицо омрачилось, то есть он эмоционально реагирует на выступление, - это значит, что практически весь зал находится в таком же состоянии. Ховен решила это перенести на музыкальное исполнительство.

Самым главным было — играть для. Для публики, для тех людей, которые пришли в зал - неважно, сидит ли там один человек или тысяча. Елена Петровна часто говорила: «Когда советуют - “играй для себя”, худшего совета исполнителю дать нельзя». Если хочешь играть для себя, сиди дома и играй для себя или для бабушки. А если ты вышел на сцену, ты уже себе не принадлежишь. Играешь тем, кто слушает. Это и есть служение искусству, служение людям — не в высокопарном смысле, а в самом элементарном. Слушатели должны уйти с твоего концерта, наполненные чем-то новым, обогащенные чем-то, что они пережили на твоем концерте. Поэтому Елена Петровна и решила, что система Станиславского совершенно так же подходит к музыке, как и к театру — в плане воздействия на зрителя, слушателя.

В последнем классе школы я играла Первую балладу Шопена, и что-то не удавалось преодолеть. Елена Петровна сказала: «Когда я работала концертмейстером в оперной студии (это была ее любимая фраза), режиссер ставил “Евгения Онегина”. Есть сцена, когда накануне дуэли Ленский поет “Паду ли я, стрелой пронзенный…”. По замыслу режиссера, он сидит в глубокой задумчивости под деревом на камне и вот-вот начнет петь. Сидит он на этом камне, печальный, но режиссеру в облике певца все не хватает напряженности, драматизма в образе. И он пытался убедить певца: “Пойми, завтра ты можешь быть убит, ведь ты совсем молодой, любишь Ольгу, а завтра все может кончиться…” А тот все сидит с печальным лицом — не более того. Вижу, — поясняла Ховен, — что режиссер приходит в отчаяние. И тогда он говорит певцу: “У тебя одна минута, умножай 420 на 325, иначе я сниму тебя со спектакля”. В глазах у певца сразу возникли ужас, огромное напряжение, весь он стал собранным — сконцентрировались вся воля, все силы, он думал только об одном. Режиссер доволен: “Теперь то, что надо!”». Я сразу же поняла Елену Петровну, о чем идет речь, что она хочет от меня в этой шопеновской балладе.

Главной целью педагогики Е.П. Ховен было стремление видеть в своем ученике, прежде всего, артиста, и большинство ее коллег в школе, в том числе других специальностей, так считали. Полагаю, что эта задача в ЦМШ осуществлялась наилучшим образом. Неслучайно из ее класса вышли многие прекрасные исполнители — и пианисты, и дирижеры, и великолепные концертмейстеры, и даже джазовый руководитель (Борис Фрумкин), и к тому же известные педагоги, в том числе преподающие много лет в ЦМШ: А.Рябов, А.Мндоянц, М.Гордеева, Е.Быканова и автор этих заметок.

Все выпускники ЦМШ тех лет помнят Ираиду Васильевну Васильеву, которая долгое время была директором школы, Василия Петровича Ширинского, который тоже был директором, необыкновенным человеком, постоянно излучавшим свет. Был любимый всеми педагог Дмитрий Иванович Сухопрудский, словесник, и преподаватель физики Георгий Дмитриевич Палеолог. Невозможно забыть Самуила Ефремовича Каменковича, который преподавал математику: легендарная фигура и неисчерпаемый кладезь остроумия. Эти имена святы, потому что они связаны с глубинной историей школы и потому что это были люди высочайшего нравственного и культурного уровня. Их всех отличало удивительное единство отношения к ЦМШ. С одной стороны, они блистательно преподавали свои предметы, с другой — они каждодневно помнили, что преподают в ЦМШ. Им было свойственно, казалось бы, сочетание несочетаемого. Словесники и преподаватели иностранных языков выискивали темы, близкие к музыке, к творчеству и давали сочинения на музыкальные темы. Они все время помнили о том, с кем работают, ходили на школьные концерты. Необыкновенная гибкость, а также уважение к музыке, к тому, что составляет суть обучения детей, была в них. Отрадно, что эта традиция жива и сейчас в преподавании наших теоретиков, бывших учеников ЦМШ И.В. Заводиной, Т.Л. Стоклицкой, Е.А. Быкановой, М.С. Асламазян, которые не замыкаются в рамках своего предмета, а полноценно, профессионально живут творческими интересами ЦМШ и всячески способствуют росту молодых музыкантов.

Хочу вспомнить и авторитетных заведующих фортепианным отделом ЦМШ: Наталью Андреевну Любомудрову, прекрасного педагога, учительницу Аркадия Севидова; Александра Адриановича Егорова, доцента, известнейшего музыканта, отца пианиста Адриана Егорова; профессора Людмилу Владимировну Рощину. Все они были замечательными педагогами и отличными организаторами. Изумительным педагогом и тоже легендарной личностью был Илья Романович Клячко. Однажды Е.П. Ховен, находясь в больнице, попросила его позаниматься со мной, раза два или три. Я никогда не забуду этих занятий: было удивительным упоение музыкой! Илья Романович все время пел, глаза его блестели восторгом, и эмоции так захлестывали его, что он не мог сформулировать зада�

Поделиться:

Наверх