АРХИВ
22.06.2015
Алексей Неклюдов: «ВОКАЛИСТУ НАДО ПОСТОЯННО УЧИТЬСЯ»
Ведущие партии в операх Чайковского и Римского­-Корсакова на сцене «Новой оперы» и дебют в Большом театре, а также интенсивное сотрудничество со многими российскими оркестрами в качестве солиста – таковы главные достижения молодого лирического тенора за два неполных сезона на профессиональных подмостках

– Алексей, вы – солист «Новой оперы», почему вы сделали выбор в пользу именно этого театра?

– Идеальная жизнь артиста – это возможность выступать в разных театрах, контракты на конкретные постановки. Но не менее важна и регулярная концертная деятельность, чрезвычайно обогащающая творческий кругозор любого оперного певца, ведь начинающему вокалисту, чтобы заложить основы своей востребованности, необходимо сначала приобрести элементарный опыт. Впервые в своей жизни на концертный подиум я вышел еще студентом первого курса Академии хорового искусства им. Виктора Попова. Тогда на сцене Большого зала Московской консерватории я спел теноровую партию в Реквиеме Сен-Санса. Это было незабываемое ощущение счастья: я дебютировал с Национальным филармоническим оркестром России, за дирижерским пультом которого находился Владимир Спиваков.

В тот период мне посчастливилось стать обладателем гранта этого оркестра, и поэтому мое сотрудничество с маэстро и его коллективом стало регулярным. Но на сегодняшний день довольно много концертов я также спел и с «Виртуозами Москвы». Поддержка на этапе учебы и приобретения профессиональных навыков, сам процесс работы с такими известными оркестрами на меня как на музыканта оказали огромное творческое влияние. Что же касается оперного театра, то сначала я прослушался в Музыкальный театр им. Станиславского и Немировича-Данченко, а затем в «Новую оперу». Обе попытки оказались успешными, но после разговора с руководителями этих театров я понял, что условия и репертуар в «Новой опере» для меня наиболее оптимальны. Был у меня перед глазами и опыт моих предшественников, к примеру Дмитрия Корчака и Василия Ладюка, которые после академии начинали свою карьеру именно здесь. Так что, поразмыслив, я и выбрал «Новую оперу».

– Что вы уже успели здесь спеть?

– В первый неполный сезон работы – с декабря 2013-го – я пел, понятно, лишь небольшие партии. Нынешний же сезон – мой первый и довольно активный сезон после окончания академии – принес мне сразу две партии: Ленского и Лыкова. Это были вводы в спектакли текущего репертуара, и спел я их не так давно – в этом году. Изначально в планах стояла новая постановка «Царской невесты», но в связи с финансовым кризисом премьера была отложена. От старой постановки Юрия Грымова театр пока не отказывается – в мае ее возили на гастроли в Израиль, и я был участником большой серии показов из 10 спектаклей.

– Разве в этом же сезоне опера «Щелкунчик» не стала для вас премьерой?

– Стала, конечно, но партия Шелкунчика-принца – очень специфичный, хотя и, несомненно, интересный для меня эксперимент. Интерес здесь вовсе не по части пения, ведь вокальная строчка этого опуса легла на хорошо знакомые нам с детства мелодии балета Чайковского, но поскольку эта музыка изначально не предназначена для вокала, был ряд сложностей с ее интерпретацией. Очень интриговало то, что это была мировая премьера, а также то, что на волне предновогоднего настроения ей сопутствовал невероятный ажиотаж (премьера состоялась в последние дни декабря). Все в театре гадали, как это будет выглядеть на сцене, ведь постановка была адресована прежде всего детям. Но премьерная серия спектаклей прошла при аншлагах, и это главное.

– И все же, будучи уже солистом «Новой оперы», первую свою большую партию вы неожиданно для всех спели еще в прошлом сезоне на Новой сцене Большого театра – Феррандо в Così fan tutte Моцарта.

– Верно, и сегодня это – самое значимое для меня событие, ведь речь идет о новой постановке. В таком масштабном проекте я пел не просто впервые в своей жизни, но и впервые был непосредственным участником рождения спектакля от первых спевок до генерального прогона и премьеры. Несмотря на весьма внушительный объем партитуры, в ней не было сделано ни одной привычно узаконенной купюры! Это было сложно, но на сей раз интересно по-настоящему: партия Феррандо стала моей первой серьезной и полноценной работой на оперной сцене. Еще не было ни Ленского, ни Лыкова в «Новой опере» – и сразу Феррандо в Большом! Это был ни с чем не сравнимый опыт погружения в постановочный процесс. Мы работали увлеченно, азартно. Постановщик из Нидерландов Флорис Виссер четко знал, чего он хочет от этого спектакля в целом и от каждого из нас в отдельности, поэтому задачи перед исполнителями ставил предельно конкретные и ясные. Все участники постановочной команды – и режиссер, и художники, и дирижер – просто большие молодцы! Я до сих пор – и не только я – с упоением вспоминаю, насколько кропотливо и вдумчиво режиссер проходил с нами мизансцены. Когда я как зритель смотрел другой состав из зала, я понимал, что нюансы, которые мы подолгу отрабатывали, возможно, и не всегда видны, и не всегда прочитываются явно. Но все важные мелочи, которым придавалось большое значение на репетициях, – мимика, жесты, пластика, движение – невероятно расцвечивают роль, придают ей драйв, так необходимый в опере. И когда ты видишь, на каком подъеме работают твои партнеры, то что-то невольно берешь для себя не только от режиссера, но, естественно, и от них тоже. И это потрясающе здорово!

– Перед первым выходом на публику в Большом волновались?

– Честно скажу: волновался очень! Первым публичным выходом был генеральный прогон. До последнего момента я как-то даже и не отдавал себе отчета в том, что это, в сущности, уже спектакль. Но когда увидел полный зал, то заволновался не на шутку: я не ожидал, что придет столько людей, правда, так много публики заметил не сразу. В тот миг я понял, что всё – более чем серьезно, что это не просто очередная репетиция: всё должно происходить с полной отдачей, как на спектакле. Все эти ощущения не забыть и не передать!

В отличие от ввода в ту или иную постановку, после спетого генерального прогона чувство радости от большой и интересной работы, проделанной с самого нуля, оказалось поистине необъятным! В эмоциональном отношении ввод в спектакль – не такая длинная дорога, как те два с половиной месяца, что мы репетировали Così fan tutte. Феррандо – мой дебют в опере Моцарта и в Большом. И это лишь начало постижения удивительно благодатной для моего голоса партии. Процесс работы над образом не заканчивается с выпуском премьеры, для певца он продолжается всю жизнь.

– Кто же вел вас по жизни как при подготовке этой партии, так и в целом, в процессе обретения и накопления необходимых навыков профессии певца?

– Это очень важный вопрос, ведь педагог для певца – это залог его успеха, а вокалисту надо постоянно учиться и совершенствоваться, даже если в кармане у него уже есть диплом. Еще важнее найти именно своего педагога. Мой педагог Светлана Григорьевна Нестеренко сначала вела меня в училище им. Гнесиных, а затем и в Академии хорового искусства. И все же в моей певческой судьбе педагог – это чрезвычайно важная, но не единственная компонента. Еще в девятом классе школы-одиннадцатилетки я познакомился с пианистом и концертмейстером Михаилом Юрьевичем Сеноваловым, к которому, уже имея за плечами обычную музыкальную школу, пришел, чтобы продолжить занятия фортепиано.

В той школе я учился не только по общеобразовательной программе, но и по вокалу в классе Жанны Викторовны Цупиковой. После реорганизации эта школа стала первым звеном в системе Колледжа музыкально-театрального искусства им. Галины Вишневской. Фактически колледжем школа была и тогда, хотя так и не называлась. Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что интерес к певческой профессии мне дала именно школа Вишневской, ведь мы пели там много концертов и постоянно ездили на гастроли.

После окончания школы именно Михаил Юрьевич и привел меня на первое прослушивание к Светлане Григорьевне Нестеренко: на нем я и обрел своего нынешнего педагога. Интерес ко мне она проявила сразу же, и ее шефство надо мной продолжается до сих пор. При первой же встрече Светлана Григорьевна предложила мне поступать к ней на подкурс в академию, но для вуза мне было тогда еще мало лет. К счастью, в Гнесинке в то время она преподавала тоже, и в итоге всё для меня сложилось удачно. Полгода ушло на то, чтобы понять, в каком направлении развивать голос дальше: именно Светлана Григорьева и вынесла свой вердикт, что у меня тенор. Наши занятия всегда проходили совместно с моим концертмейстером. Собственно, так они проходят и сегодня. Все вместе – с педагогом и концертмейстером – мы много работаем и над камерным репертуаром. И необходимость в занятиях с годами не отпала: стороннее, но знающее твой голос ухо педагога должно слушать и корректировать тебя постоянно.

– Как показала премьера в Большом, Моцарт – это однозначно ваш композитор. А привлекает ли вас репертуар бельканто?

– Несомненно. Моцарт – это как раз то, с чего лирическим тенорам и следует начинать. Не уверен пока насчет опер Россини и Беллини, хотя спеть «Маленькую торжественную мессу» Россини мне уже довелось, причем с огромным удовольствием! Что же касается Доницетти, то сейчас у меня в работе весьма непростая, но очень желанная партия Неморино в «Любовном напитке», которую надеюсь исполнить в ближайшем будущем. Театр предлагает и Альфреда в «Травиате», партию тоже ведь лирическую, но вместе с «опытом прожитой жизни» требующую уже более плотной фактуры звучания. Так что спешить с этим, наверное, не следует. Репертуар надо расширять вдумчиво и неторопливо. К тому же я хочу работать не только над оперными партиями, не только разучивать сцены и арии, но и продолжать пробовать себя в кантатно-ораториальном жанре. Всегда нахожу время и для камерной музыки, ведь именно она очень полезна для тонкой настройки вокального аппарат певца.

Поделиться:

Наверх