АРХИВ
29.01.2013
«ПЛОЩАДЬ ИСКУССТВ»

С 14 по 25 декабря в Санкт-Петербурге проходил XIII Международный зимний музыкальный фестиваль «Площадь искусств». На протяжении фестиваля в Большом зале филармонии работал пресс-клуб, где проходили встречи журналистов и любителей музыки с артистами.

Бессменный вдохновитель и организатор фестиваля художественный руководитель Санкт-Петербургской филармонии Юрий Темирканов по традиции выступил на нем дважды, открыв концертом из сочинений Моцарта и Р.Штрауса, и закрыв кантатой Орфа «Кармина Бурана».

Ярким событием стал концерт АСО Петербургской филармонии под управлением своего художественного руководителя Александра Дмитриева с солистом Борисом Березовским. Программа концерта называлась «Сделано в США» и объединила сочинения Стравинского, Рахманинова и Гершвина, получившие рождение именно в Америке.

Поклонники таланта Бориса Березовского, не пропускающие его концерты на протяжении последних лет (к счастью, пианист постоянно концертирует в Санкт-Петербурге), имели возможность услышать «другого», «незнакомого» Березовского. Его интерпретация «Рапсодии на темы Паганини» Рахманинова несла на себе отчетливый отпечаток французского пианизма, что неудивительно: большая европейская слава этого музыканта пошла именно из Франции. Березовский уходит от «глубоких переживаний» и «масштабности замысла», свойственного русской исполнительской традиции. Взамен в своей фирменной небрежно-виртуозной восхитительной манере он предлагает негромкую музыку, полную внутренней красоты и очарования, задевающую самые интимные струны человеческой души.

17.12.12, БЗФ

Встреча Бориса Березовского с журналистами

- Вы планируете исполнить русско-американскую программу из произведений Рахманинова и Гершвина. Что объединяет эти сочинения?

- Программа просто чудесная - «Рапсодия на тему Паганини» и «Рапсодия в стиле блюз». Две рапсодии, написанные двумя абсолютно разными композиторами приблизительно в одно и тоже время. Еще в концерте - музыка к "Американцу в Париже": это изумительный фильм, всем советую посмотреть оригинал. Музыка Гершвина в фильме плюс танцы - все это вместе производит невероятное впечатление.

- Часто ли вы включаете произведения Гершвина в свои концерты?

- Вообще, Гершвин интересный композитор, он находится на стыке классики и джаза, многие его мелодии стали вечнозелеными джазовыми стандартами. Это классика - как для нас, так и для джаза.

- Увлекаетесь ли вы джазом? Пробовали себя в этом направлении?

- Джаз для меня - это отдельная история. Я могу импровизировать, но это все непрофессионально. Зачем мне быть второсортным джазовым пианистом, когда я первосортный классический?

- Вы учились в Московской консерватории у Элисо Вирсаладзе. Расскажите об опыте общения с этим музыкантом и человеком.

- Это удивительная, очень сильная женщина, я питаю к ней уважение и страх как ученик. Она занимается йогой, говорит на восьми языках, она вообще какая-то уникальная в этом смысле. И феноменальный профессионал. Я не так много у нее взял, к сожалению. К примеру, ее репертуарная политика всегда была направлена на немецкую классику, а я хотел играть русских композиторов.

- Почему вы уехали из России?

- Это было начало перестройки, была какая-то неразбериха вокруг, поэтому я уехал. Сегодня живу со своей семьей недалеко от Брюсселя.

- Где вам больше всего нравится играть концерты?

- В России и в Японии, в Америке я практически не играю - там мой поезд давно ушел. Двадцать лет тому назад я делал какие-то глупости, отменял концерты в США, а сейчас мне просто не выгодно начинать все с начала. У меня очень хорошо складывается карьера в Европе, Азии и в России. Россия - это моя родная страна, поэтому естественно, что мне здесь приятно выступать. А Япония - это моя страсть, я обожаю эту страну, сейчас учу японский язык. Единственное, что мне не нравится в Японии, это музыка, даже народную слушать не могу. Не воспринимаю. А все остальное там мне безумно нравится.

- Говорят, вы не любите «Мефисто-вальсы» Листа.

- Нет, я не люблю Сонату си минор, у меня не сложились с ней отношения. Сейчас у меня в репертуаре появилось много французской музыки - Куперен, Рамо, а также такие композиторы, о которых я даже не думал раньше. Очень хочу поиграть Мессиана. Если в следующий раз приеду с сольным концертом, буду играть французскую музыку.

- Насколько ваш репертуар зависим от конъюнктуры рынка и запросов импресарио?

- Пятьдесят на пятьдесят. Импресарио просят, естественно, Шопена, Чайковского, Рахманинова. Я, в принципе, сговорчивый человек и понимаю репертуарную политику залов. Если я играю Хиндемита, то придет максимум 100 человек. Но меня уже настолько знают, что я могу позволить себе сыграть что-то необычное.

- Вы следите за тем, как меняется ваша игра?

- Всегда кажется, что сейчас играешь лучше, а потом слушаешь свои ранние записи и понимаешь, что и тогда было неплохо.

- Вы работаете со многими оркестрами, какие вам ближе? Вы продолжаете сотрудничать с Дмитрием Лисом и его Уральским филармоническим?

- Да, конечно, оркестр замечательный и дирижер совершенно потрясающий.

Все оркестры хороши, все зависит от того, как сложится вечером. Если музыканты хотят играть, то даже плохой оркестр может сыграть шикарно. А знаменитый оркестр, если не хочет работать, способен превратить вечер в такую скуку!.. Это все немного мистика. Оркестр - это живой организм.

* * *

С огромным интересом был встречен концерт маэстро Владимира Юровского и ГАСО России им. Е.Светланова. И если премьера симфонии В.Сильвестрова подарила слушателям встречу с новыми, неизведанными мирами, то традиции исполнения симфоний Малера в Петербурге настолько богаты, что, кажется, здесь трудно кого-то удивить, тем не менее Юровскому это удалось. Малер в его интерпретации - в тонкости, прозрачности и проницаемости фактуры, точности деталей, определенности в окончаниях фраз, рациональности построений - был ближе к венским классикам, нежели к поздним романтикам с их культом индивидуализма, с густой, перенасыщенной оркестровой тканью и театральными эффектами.

23.12.12, БЗФ

Встреча Владимира Юровского с журналистами

- Расскажите о программе вашего вечера.

- Это приношение несостоявшемуся концу света. Мы знали, что программа пойдет вскоре после 21 декабря, и хотели привезти что-то соответствующее тематике, но с хорошим концом. Поэтому Третья симфония Валентина Сильвестрова, которая имеет название «Эсхатофония», что в переводе означает «звучание о конце света». И Пятая симфония Малера, где все начинается с конца света и заканчивается золотым веком.

- С чем связана форма комментария, которую вы используете в своих концертах?

- Я вырос на московских и питерских концертах Геннадия Рождественского, который был мастером этого жанра. Я преклонялся перед его талантом не только музыканта, но и просветителя. Сейчас настал момент, когда любителям музыки и музыкантам-профессионалам необходимо скорейшее сближение, преодоление чопорно-фрачного пространства, которое нас разделяет, ибо так погибнут и те, и другие. Мы будем обречены на вечное служение в музее восковых фигур, а публике останется жалкая роль домоседов перед экранами персональных компьютеров. В Петербурге есть поклонники современной музыки, которым часто некуда пойти, и они слушают музыку дома, переписываясь друг с другом о том, кто что услышал. Это существование недостойно нас. И я не единственный, кто предпринимает шаги к тому, чтобы его изменить. Формы для этого есть разные. Я не люблю мультимедийность, если она не обоснована авторским замыслом. Мы в Москве играли Щедрина - подняли из праха его «Поэторию» на стихи Вознесенского. Для этой программы были предусмотрены световые эффекты, и они там были. Но если речь идет о симфонии Сильвестрова, то развлекать публику проекциями на экран недостойно этой музыки. С другой стороны, публику нужно разогреть. И многие мои друзья, композиторы и музыковеды, после концерта сказали, что если бы не было вступительного слова, они не смогли бы воспринять то количество информации, которое обрушивает симфония Сильвестрова.

- Сколько репетиций вам минимально нужно для того, чтобы подготовить программу?

- Все зависит от коллектива и от программы. Я люблю репетировать, для меня это процесс нахождения истины. В то же время репетиция ради репетиции - это не мой путь. Например, Евгений Александрович Мравинский, один из моих идолов: для него репетиция была основной частью работы, как и для Серджиу Челибидаки. Я не такой. Иногда чем меньше репетиций, тем лучше, потому что люди будут только внимательнее на концерте. Но когда речь идет об освоении нового стилистического и культурного пространства, то чем больше ты репетируешь, тем лучше.

- Вы работаете с Лондонским филармоническим оркестром. Есть различия в работе с английским и с российским оркестрами?

- Безусловно, есть огромное отличие манеры и традиций английских, даже в большей степени именно лондонских оркестров, так как все эти пять оркестров не являются зарплатными. Музыкантам оплачивают вызов. Пришел, сыграл, получил деньги. В связи с этим у них есть нормированные часы работы, не больше шести часов в день. Нормальный день лондонского оркестранта это: 10.30 - начинается репетиция, через час небольшой перерыв, потом еще полтора часа, потом обед и еще два захода. Вместе с перерывами музыканты проводят около семи часов в репетиционной студии.

Ничего подобного нам и не снилось в России. У нас работают максимум пять часов с учетом перерывов. В Лондоне любую программу собирают за два дня, независимо от сложности сочинений. Понедельник, вторник — репетиции, среда — генеральная репетиция и концерт. Четверг — уже новая программа. И в связи с этим лондонские музыканты настолько готовы к работе, настолько быстро соображают, что иногда становится страшно.

Но есть у этой системы и негативная сторона. Из-за того что оркестр не стационарный, то состав на каждый концерт формируется заново, а это постоянная ротация, меняются даже концертмейстеры, и традицию каждый раз нужно создавать заново. Выучил с ними произведение — кажется, в следующий раз можешь приехать и играть, но не тут-то было. Если только музыканты не привыкают к дирижеру, который много с ними работает: в таком случае процесс притирки занимает меньше времени. Из-за этого мне приходится много работать в Лондоне, чтобы музыканты не отвыкали от меня.

- Вы сами составляете программы или вам их заказывают залы?

- У меня все программы авторские. Общение с публикой это одна компонента моего концертного стиля, а другая - формирование программ. Программа сама по себе может быть артефактом. Об этом А.Шнитке писал в рецензиях на концерты Алексея Любимова - в том духе, что не только то, как было сыграно, но и сама программа стала художественным впечатлением. Такие же программы были у Рождественского.

- 2013 год пройдет под знаком юбилея Рихарда Вагнера. Будете ли вы исполнять Вагнера? И кто ваши любимые авторы?

- Вагнера исполнять не буду, так как и без меня будет много исполнений и концертов с его музыкой. Я отношусь к Вагнеру неоднозначно. Есть у меня любимые сочинения, такие как «Парсифаль», «Тристан и Изольда», «Нюрнбергские майстерзингеры»; есть сочинения, которые меня живо интересуют, - «Кольцо нибелунга», например, за которое я еще не брался. А есть те, что мне безразличны, - «Тангейзер» и «Лоэнгрин». Это дело индивидуальное, дело вкуса, который я никому не стану навязывать. И у меня, конечно, сложное отношение к Вагнеру как личности. Я очень люблю Малера, а сейчас особенно люблю Сильвестрова.

- Как воспринимают музыку Сильвестрова и других наших современных композиторов на Западе?

- Композиторы постсоветского периода идут на Западе по-разному. Некоторые хорошо, некоторые «туго». Меня критики били за современную русскую музыку несколько раз. Больнее всего за Мартынова. Доставалось и за Шнитке. К Сильвестрову отношение прохладное, но более уважительное. Есть целое направление музыкантов и критиков, которые относятся к Сильвестрову, как к святому. Другие считают его юродивым, а кто-то вообще в упор не видит. Его Третью симфонию кроме Москвы я еще нигде не играл, Пятую симфонию играл в Мюнхене и в Лондоне, где успех был достаточно большой. С музыкой Сильвестрова еще непочатый край работы.

Я очень люблю Губайдулину 1970-80-х годов - ее Концерт для фагота и низких струнных или скрипичный концерт «Офферториум», - люблю раннего Денисова и раннего Щедрина. Я это говорю не к тому, что они потом стали писать плохую музыку, нет, но мне лично экспериментальная фаза их творчества ближе.

* * *

Кульминацией и завершением фестиваля «Площадь Искусств» стала грандиозная кантата «Кармина Бурана». Она прозвучала в исполнении Заслуженного коллектива России, хора Михайловского театра и хора Смольного собора, а также хора мальчиков с солистами Морисоль Монтальво, Йоханом Купфером и Лоуренсом Браунли. Дирижировал Юрий Темирканов.

Концерту предшествовала пресс-конференция, представившая солистов — интернациональную группу молодых певцов. Впрочем, знатоки остались довольны их исполнением: труднейшие партии были спеты ярко, мастерски и на большом подъеме. Да и вся кантата прозвучала на едином дыхании, поставив убедительную точку в истории XIII фестиваля «Площадь Искусств».

24.12.12, БЗФ

Из материалов пресс-коференции перед концертом

- Расскажите о кантате «Кармина Бурана».

Йохан Купфер: «Кармина Бурана» похожа на оперу, и самая сложная в ней - моя партия. Я в кантате и влюбленный монах, и пьяница, и сумасшедший монах - постоянные переключения с одного характера на другой, переключения регистров. Очень интенсивное и очень популярное сочинение. Это настоящий шедевр немецкой музыки, «Кармину Бурану» любит и стар и млад.

Марисоль Монтальво: В музыке заключена такая энергетика, что когда ее слышишь, хочется ринуться в бой. Я просто влюблена в этот оркестр, в дирижера, выступать с ними — огромное удовольствие. Несмотря на то, что я не впервые исполняю это произведение, оно продолжает быть для меня таким же сложным, требующим напряжения всех сил, потому что все части, дирижер, оркестр, солисты, три хора, все должны слиться воедино. К тому же сложность в том, что «Кармина Бурана» написана для самых сложных диапазонов голосов, это как гололед.

- С каким чувством вы приехали в наш город сейчас? И каковы ваши впечатления?

Йохан Купфер. Я приехал в Санкт-Петербург впервые, когда мне было 14 лет, многое уже забылось из того визита, но я помню Исаакий, Эрмитаж. И было счастьем увидеть все это снова, увидеть, как многое изменилось, как город стал более красочным, ярким.

Марисоль Монтальво: То, что я вижу на улице, — этот город, как драгоценность, я сразу полюбила его и буду счастлива вернуться сюда вновь.

Лоуренс Браунли: Я был здесь двадцать лет тому назад вместе со студенческим хором. Сегодня я вижу, что по сравнению с теми временами трафик стал очень плотный, его все время нужно принимать в расчет…

Я счастлив находиться в этой атмосфере и выступать с маэстро Темиркановым, это невероятно для нас всех важно.

Поделиться:

Наверх