Руководство применило уже опробованную формулу: на главные роли приглашаются российские певцы (а иногда и дирижер) – постановочная команда набирается из европейцев. Над спектаклем работали режиссер Марио Мартоне, сценограф Маргерита Палли, художница по костюмам Урсула Пацак, художник по свету Паскуале Мари, хореограф Даниэла Скьявоне, видео-дизайнер Алессандро Папа и дирижер Тимур Зангиев.

Известный и титулованный режиссер драматического театра и кино Марио Мартоне впервые столкнулся с оперным жанром в 1999 году. В Ла Скала дебютировал в 2011-м – веристским диптихом «Сельская честь» и «Паяцы», – после чего сотрудничество продолжилось: в 2012-м и 2013-м поставил «Луизу Миллер» и «Оберто, граф Сан-Бонифачо» Верди, в 2016-м и 2017-м – «Ужин шуток», «Федору» и «Андре Шенье» Джордано, в 2022-м – «Риголетто».

Он же выпустил и «Хованщину», удостоившуюся Премии Аббьяти как лучший оперный спектакль 2019 года. Но после яркого и запоминающегося постапокалиптического прочтения Мусоргского в сочетании с магнетической интерпретацией Валерия Гергиева постановка «Евгения Онегина» выглядела бедной родственницей.

Действие разворачивается приблизительно в наши дни. Почти все события, за исключением третьего акта, происходят на открытом воздухе, единственное помещение – небольшой куб, представляющий собой комнату Татьяны, заваленную книгами. В ней нет ни стола, ни кровати, девушка располагается на полу, а няне придется присесть на стопку увесистых томов. Вокруг – идиллический пейзаж: бескрайнее голубое небо во весь задник, в него уходят безбрежные, наполовину несжатые поля.

Пестро одетые крестьяне (тут и джинсы, и спортивные брюки и куртки, майки и рубашки, ветровки и стеганые жилеты, платья, сарафаны, блузки, юбки и т. д.), покончившие с жатвой, несут снопы, нехитрый сельскохозяйственный инвентарь и иконы. Дальше этот почти крестный ход переходит в довольно неистовую пляску в современном стиле. Одетая в яркую блузку и джинсы Ольга отплясывает вместе с крестьянами, а Татьяна в платьице в цветочек сидит с книгой и в наушниках, свесив ноги в оркестровую яму.

Именины Татьяны, несмотря на мороз, тоже празднуются на пленэре: знакомый по первому действию опустевший куб сместился в глубину сцены, слева металлическая трибуна, на которой разместились гости, над ней что-то вроде знамени желто-красных оттенков, справа – возвышение наподобие каменного помоста, на нем нанизанные на колья книги. Кроме военной музыки, на празднике много военных, в глубине сцены припаркован открытый джип, недалеко от него несколько красных бочек с воспламеняющейся смесью, пластиковый ящик пива Augustiner, а небо на заднике постепенно затягивается мрачными тучами. Гости одеты столь же разношерстно, как и крестьяне в первом действии: тут и шубы, и меховые шапки, и пальто, и куртки, и пуховики. Хореограф Даниэла Скьявоне решает танцы на балу у Лариных в том же стиле дискотеки, единственные, кто вальсирует, – Татьяна и Онегин. Надо сказать, публику этот выбор не оставил равнодушной: с галерки понеслись возмущенные возгласы прямо во время спектакля. Ссора и вызов на дуэль сопровождаются вспыхнувшими томами и полыхнувшей спальней Татьяны.

Дуэль совершается здесь же, на фоне обгоревшего остова куба, но это и не дуэль вовсе, а игра в рулетку: на освещенном простом столе лежит пистолет с одним патроном, дуэлянты по очереди подносят его к виску. Не повезло Ленскому. За происходящим наблюдают не то братки, не то отставные военные в кожаных куртках, которые, судя по всему, делают ставки. К упавшему поэту долго никто не подходит, после небрежной констатации смерти публика грузится в джип и отбывает.

В третьем акте полупрозрачный красный занавес скрывает шикарную гостиную и разодетых гостей. Сцена долго остается разделенной вдоль: на авансцене Онегин и Гремин, в глубине – мечущиеся в исступленном танце тени, занавес приоткрывается, чтобы пропустить лакея и продемонстрировать сидящую на красном диване Татьяну, одетую в черное бархатное вечернее платье с открытым плечом. Несколько предметов мебели по окончании вечера прислуга вынесет из гостиной, и герои останутся вдвоем на совершенно пустой неосвещенной сцене. Постепенно чернота поглотит и Татьяну, Онегин останется один.

Лучшим из квартета солистов был Дмитрий Корчак (Ленский); ему удалось передать все грани романтического образа: и пылкость, и восторженность, и горечь разочарования, и элегичность, и мрачное предчувствие. Красивый голос хорошо звучит во всех регистрах, певец уверенно берет высокие ноты, мастерски играет оттенками, не скупясь на mezza voce и piano. Онегин Алексея Маркова звучал добротно, баритон умело пользуется своим «инструментом», компенсируя элегантной фразировкой несколько однообразный тембр.

У Эльмины Хасан, меццо-сопрано из Баку, получилась вполне удачная Ольга, ее голос очень приятного тембра легко шел наверх, а вот низким нотам не хватило окраски. Аида Гарифуллина в роли Татьяны была хороша сценически: пугливая сельская барышня великолепно трансформировалась в роскошную светскую даму. К сожалению, ее легкому голосу не хватало объема и красок для лирической партии, верха были жестковаты, низкие ноты бедны по окраске, а в финальном дуэте что-то случилось и с дикцией, слов было совершенно не разобрать. На поклонах галерка встретила певицу продолжительным «буканьем».

Зато отменны были исполнители второстепенных ролей: Дмитрий Ульянов (Гремин), Алиса Колосова (Ларина), Юлия Герцева (Филиппьевна), Олег Бударацкий (Зарецкий), Ярослав Абаимов (Трике). Хор театра, подготовленный Альберто Малацци, порадовал не только выразительной интерпретацией, но очень ясной дикцией и корректным произношением.

Оркестр под управлением Тимура Зангиева звучал сдержанно и аккуратно, ограничиваясь корректным аккомпанементом певцам. Даже в оркестровых эпизодах, где не существовало риска нарушить баланс, музицирование не выходило за рамки технически грамотной работы. К сожалению, ни поэзии, ни волнения, ни полета, ни трепета, которыми дышит партитура Чайковского, в этот вечер не было.

Фото Brescia e Amisano предоставлены пресс-службой Ла Скала