Интересно, что большинство концертов, о которых пойдет речь, в той или иной мере связаны друг с другом, пусть хотя бы опосредованно. К примеру, две программы целиком были посвящены авангарду, но и в других имелось немало маркируемых этим словом опусов. Слово «сакральность» фигурировало в титуле одной, но то, что оно подразумевает, встречалось еще в двух...

Авангард на рассвете

Концертные программы в «ДК Рассвет», как правило, носят концептуальный характер. Доминирует музыка более или менее современная, а если появляется что-то, созданное ранее двадцатого столетия, то в определенном контексте. Не стали исключением и два концерта, один из которых открыл цикл «Холода», посвященный судьбам и композиторам российского авангарда 20-х – 60-х годов, а в другом – «Четыре темперамента» – творчество автора титульного сочинения Пауля Хиндемита сопоставлялось не с кем иным, как с самим Бахом.

«Холода» – проект камерного оркестра Prometheus и его худрука Михаила Калицкого. Программу первого концерта – «Заморозки 20-х» – составили сочинения Владимира Дешевова, Александра Мосолова, Николая Рославца, Артура Лурье и совсем еще молодого Шостаковича. Составители вовсе не имели в виду, будто остальные композиторы важны и интересны лишь в качестве окружения и питательной среды одного из главных гениев музыки XX века. Но если их почти полностью перемололи в дальнейшем жернова государственного молоха, то Шостакович, пройдя сквозь те же, даже еще более изощренные жернова, из авангардиста превратился в классика. Имена его старших товарищей давно возвращены в музыкальный обиход, вот только написать они успели не столь много (или написанное позднее приобрело конъюнктурный характер и во многом утратило интерес), по большей части так и не сумев развернуться во всю силу своего дарования. Очевидно, масштабы – личностные и человеческие – были поскромнее, нежели у Шостаковича, превратившего собственные, коллег, друзей, да и страны в целом «хождения по мукам» в главную тему творчества.

В этой программе пять композиторов предстали такими, какими были в середине 20-х. Чрезвычайно интересно было услышать и «Экзотическую сюиту» Дешевова, и «Газетные объявления» Мосолова, и Сонату для альта и фортепиано №1 Рославца (Анна Ченчикова и Михаил Турпанов), и Струнный квартет №3 Лурье, и, конечно, – Прелюдию и скерцо для струнного октета Шостаковича. Все исполнители показали себя отличными музыкантами. Почти все они входят в постоянный состав Prometheus. Не буду перечислять поименно участников октета и квартетов, но хотелось бы выделить певицу Анастасию Бакулину, артистично, с юмором и точным стилистическим чутьем исполнившую вместе с Михаилом Калицким сочинение Мосолова.

***

В «Четырех темпераментах», помимо титульного опуса, завершавшего вечер, были еще и хиндемитовская же Соната для альта и фортепиано (Сергей Полтавский, Михаил Турпанов), Бранденбургский концерт №6 (к двум вышепоименованным солистам присоединились Дарья Демидова, Руст Позюмский, Андрей Березин, Елена Шустик и Мария Магиева), а также Фуга из Сонаты для скрипки соло №3 до мажор (Деннис Гасанов) Баха. Насколько Хиндемит сочетается с Бахом, вопрос дискуссионный, однако явного диссонанса между ними все же не возникало. Конечно, логичнее было бы дать Баха в первом отделении, Хиндемита – во втором, а не чередовать друг с другом. Но у авторов программы была своя логика: каждое из произведений они рассматривали как проявление одного из темпераментов…

Во втором отделении, где исполнялись собственно «Четыре темперамента», участвовал уже целый камерный оркестр, im Spiegel, которым дирижировал Федор Безносиков, а в качестве солиста выступал Юрий Фаворин. И «Темпераменты» в таком первоклассном исполнении закономерно стали кульминацией программы. А вот предыдущая ее часть, к тому же вся сконцентрированная в первом отделении, показалась несколько перегруженной. Хотя исполнялось все достаточно качественно.

От этих двух концертов нити потянулись буквально во все стороны – авангард, Шостакович, барокко…

Человеческий голос на Стрелке

Музыка авангарда, только уже французского, была представлена и в нижегородском Пакгаузе на Стрелке оркестром La Voce Strumentale под управлением Владислава Лаврика. Открыла программу еще вполне романтическая Симфония до мажор Бизе, следом за которой прозвучали «Благородные и сентиментальные вальсы» Равеля, а во втором отделении – «Человеческий голос» Пуленка. В таком контексте Бизе воспринимался едва ли не прямым предшественником авангарда. Главным же событием предсказуемо стала моноопера Пуленка с потрясающей Надеждой Павловой. Впрочем, и симфония, и сюита прозвучали элегантно и изящно, доставив массу удовольствия. В «Человеческом голосе» Лаврик показал себя также и прекрасным партнером, отлично чувствующим и певицу, и драматургию произведения.

Павлова и в концертном формате проживала жизнь и судьбу своей героини так, как мало кому удается в полноценных спектаклях. Даже и не припомню, когда еще доводилось получать столь сильное впечатление от живого исполнения этой оперы. Ведущая концерта упомянула о том обстоятельстве, что на мысль написать оперу по пьесе Кокто Пуленка натолкнуло искусство Марии Каллас. Великая гречанка «Человеческий голос» не исполняла, но, слушая Павлову, нетрудно было себе представить, как это могло бы быть. Подобно ей, Павлова также в самой себе уже несет театр. И в совершенстве владеет искусством интонации, на каком бы языке ни пела.

После триумфального исполнения «Человеческого голоса» Павлова в сопровождении оркестра исполнила еще одно сочинение Пуленка – популярный вальс «Пути любви». А Лаврик, совместив обе свои ипостаси, превосходное вторил ей на трубе.

Назад и (или) вперед

Первый концерт третьего года цикла Musica sacra nova в КЗЧ (в текущем сезоне он проходит под слоганом «Назад к авангарду вперед») открыла мировая премьера. «Реквием. Территория печали» Алексея Сысоева создан в прошлом году специально для ансамбля Intrada и Екатерины Антоненко. И это воистину один из самых необычных реквиемов, хоть и написан на канонический латинский текст.

Начать с того, что никакая это не заупокойная месса. Реквием Сысоева трудно представить себе звучащим в храме: в этой музыке меньше всего искреннего, нерефлексирующего и нерассуждающего религиозного чувства; в ней скорее можно услышать растерянность, отчаяние, попытку ухватиться за веру. Поначалу слушаешь с почти что холодным интересом, но постепенно втягиваешься и под конец испытываешь даже что-то вроде потрясения. И композиторские эксперименты со звуком воспринимаются уже как вполне органичные. Перед нами, несомненно, выдающееся сочинение, на грани гениальности, а благодаря исполнению грань эту нередко переступающее. То, что делает Intrada под руководством Екатерины Антоненко, поистине феноменально. И солисты – впрочем, из недр того же ансамбля – уровень этот вполне выдерживают. У Михаила Нора здесь проявляется какой-то особый трагический масштаб, и его крик души в Rex tremendae прошибает до озноба по коже. Хороши также Дарья Хрисанова и Екатерина Коломина.

Если в первом отделении Intrada исполняла Реквием Сысоева без оркестрового сопровождения, как и задумано композитором, то во втором ее сменил РНМСО под управлением Федора Безносикова. Они сыграли Гимн II для большого симфонического оркестра Николая Корндорфа, а затем Симфонию № 22 «Бысть» Алемдара Караманова. Как ни странно, именно симфония оказалась самым коротким сочинением в этой программе: она длилась чуть больше двадцати минут, тогда как Гимн Корндорфа – больше получаса (а Реквием Сысоева и вовсе час).

Опус Корндорфа написан в минималистической манере. Непрерывно звучащая в течение более получаса практически одна и та же комбинация нот могла бы и утомить, чего, однако, не происходит благодаря стараниям дирижера и музыкантов, сумевших передать и удержать до конца духовное напряжение этой музыки.

Совсем другой тип композиции являет произведение Караманова, которое можно назвать симфонией-мистерией. Здесь ощутимо влияние Стравинского – прежде всего «Жар-птицы» (вернее, «поганого царства» из оной), «Весны священной» и «Эдипа», – но также заметны следы Мессиана, а подчас даже точечно – Малера с Шостаковичем. Это, несомненно, выдающаяся партитура. Вот только по ходу подчас ловишь себя на мысли: а в кого, собственно, Караманов верил на самом-то деле? Потому что силы тьмы и мрака явлены не в пример убедительнее, нежели финальное кратковременное просветление… Произведение предполагает эмоциональное погружение при одновременном контроле формы. Безносикову вместе с музыкантами РНМСО это удается, и труднейшее сочинение слушается на одном дыхании, оставляя сильное впечатление.

Брукнер с довеском

Сакральная тематика была представлена и в двух программах «Зарядья». В первой прозвучала Месса № 3 Брукнера, к которой зачем-то пристегнули «Шотландскую» симфонию Мендельсона. Для РНО это стало продолжением репертуарных линий Михаила Плетнева и одновременно – чуть запоздалой данью брукнеровскому юбилею. Исполнение мессы и впрямь стало большим музыкальным событием. И РНО под управлением Александра Рудина, и Юрловская капелла были на высоте. Солисты подобрались, что называется, один другого лучше – Екатерина Морозова, Алина Черташ, Игорь Морозов, Константин Федотов, – но привести их к единому стилевому знаменателю удалось не в полной мере.

Выбор Третьей («Шотландской») симфонии Мендельсона в пандан к мессе не мог не показаться странным. Если уж совмещать этих композиторов в одной программе, то с мессой логичнее было бы поставить, например, «Реформационную» симфонию – как-никак она тоже связана с религией. Сыграна симфония была, впрочем, очень качественно и с видимым удовольствием от процесса, но дирижерская интерпретация показалась несколько скороспелой. Избрав более подвижные темпы, нежели предполагает характер этого сочинения, Рудин почти полностью освободил ее от сурового, сумрачного колорита, превратив «Шотландскую» едва ли не в сестру «Итальянской»…

В компании с Шостаковичем

Филипп Чижевский тоже начал программу своего концерта с БСО в «Зарядье» с сочинения, вписывающегося в сакральную тематику, – Komm, süßer Tod Баха – Стоковского. С позиций наших сегодняшних представлений о Бахе такая вот романтизированная его версия образца середины XX века выглядела странновато. Впрочем, качество исполнения было достаточно высоким. Затем прозвучало T.S.D. Гии Канчели (сам композитор расшифровал это название так: тоника, субдоминанта и доминанта) для виолончели с оркестром, написанное специально для Бориса Андрианова, сыгравшего мировую премьеру на своем фестивале Vivacello вместе с тем же Чижевским в 2018 году. Андрианов – один из самых глубоких музыкантов нашего времени. Ему, как мало кому другому, дано остро чувствовать болевые точки эпохи, и это сообщает его игре дополнительное измерение, чему мы вновь стали свидетелями.

Филипп Чижевский нечасто обращается к творчеству Шостаковича. Пятнадцатую симфонию он, кажется, в Москве представил впервые (хотя ранее уже делал в Перми и Казани). Не могу сказать, что все получилось равно убедительно. Где-то – особенно в первой части – не хватало ритмической остроты, а общий рисунок казался немного размытым. Зато по-настоящему удался финал.

***

А меньше чем через неделю Пятнадцатую включил в программу своего концерта в КЗЧ Юрий Симонов. Для него, как и для Чижевского, Шостакович не является «фирменным» автором, а к Пятнадцатой он, похоже, обратился впервые, закрыв давний гештальт (коллеге, навестившему маэстро в антракте, была продемонстрирована партитура с дарственной надписью самого Шостаковича). И занимался ею, судя по всему, достаточно долго. Результат оказался хотя и не везде ровным, но в целом убедительным. Маэстро несколько утяжелил первую часть, да и в третьей ему не очень удалась гротескная составляющая. Зато в высшей степени впечатляюще прозвучали медленная вторая и финал.

Проблему, с чем лучше всего соединить Пятнадцатую, маэстро решил, казалось бы, самым что ни на есть очевидным образом, но эта очевидность, кажется, никому еще в голову не приходила. В первой части Шостаковичем неоднократно цитируется маршевый мотивчик из увертюры к «Вильгельму Теллю» Россини, а в финале – тема смерти из вагнеровского «Кольца нибелунга». И в первом отделении мы услышали, соответственно, увертюру к «Вильгельму Теллю», а затем – «Путешествие Зигфрида по Рейну» и траурный марш из «Гибели богов».

Концерт проходил в день рождения маэстро (ему исполнилось 84), продемонстрировавшего отличную форму и энергетику. После симфонии, когда и у многих куда более молодых коллег сил на что-то другое уже бы не осталось, он исполнил на бис «Смерть Изольды», Антракт к 3 акту «Лоэнгрина» и пьесу опять-таки Шостаковича (переложение для оркестра одного из октетов).

Калейдоскоп счастья

Тему музыки XX века продолжил и вечер к 90-летию со дня рождения Геннадия Гладкова в КЗЧ. Помимо прочего, это была еще и важная краска в общей палитре: не авангардом единым! Гладков, между прочим, творил едва ли не во всех жанрах, в каждом достигая вершин. В прежние времена, еще при жизни классика, его авторские вечера дважды проводил на той же площадке Владимир Юровский, которому неизменно помогал в их подготовке однокашник по Мерзляковке и ученик мастера Андрей Семенов. Теперь он взял на себя буквально все – дирижировал светлановским ГАСО, был режиссером концерта, сам его вел, а в финале еще и пел.

Программа первого отделения открывалась и завершалась фрагментами балета «12 стульев». Начало Семенов срежиссировал таким образом, что оно живо напомнило о… Первой симфонии Шнитке. Правда, здесь все происходило в обратном порядке. Там сначала появлялись отдельные музыканты и целые их группы, поднимали гвалт, перерастающий в какофонию, а лишь затем появлялся дирижер и пытался навести порядок. Здесь же он вышел за пульт на пустой сцене, начал дирижировать, и только тогда стали понемногу подтягиваться музыканты. Первое отделение строилось на контрастах: за эксцентричным балетом следовал фрагмент из балета «самого страшного» – «Вия» (Семенов заранее настроил зал на соответствующий лад, в красках поведав про мистические перипетии в судьбе этого сочинения, в которых явно не обошлось без вмешательства нечистой силы). Затем был дуэт из оперы «Старший сын», а следом – две пьесы из симфонического цикла «Калейдоскоп».

Слово это стало формообразующим во втором отделении, названном «Калейдоскоп счастья». Если в первом отделении номера перемежались словесными фейерверками ведущего, то во втором он, как и обещал, не произносил ни слова почти до самого финала. Здесь были собраны и шли практически без перерыва песни и оркестровые фрагменты из оперетт, мюзиклов и фильмов. В этом калейдоскопе нашлось место десяткам персонажей и сюжетов, но кульминацией предсказуемо стали такие безусловные шедевры на все времена, как музыка к «Бременским музыкантам» и «Обыкновенному чуду». Знаменитую «Прощальную песню» из последнего спели в финале все участники во главе с Семеновым.

Среди солистов надо в первую очередь отметить Павла Иванова, выступавшего больше всех и в очень разных партиях. Хороши были и его коллеги по Московской оперетте Анна Новикова и Александр Бабик, да и другие – Анна Гученкова, Карина Аванесова, Юрий Барков – тоже не подкачали.

Живая вода от Генделя

Барокко – ключевое слово в музыкальной жизни начала весны: мы одновременно отмечаем 340 лет со дня рождения Генделя и Баха. Главная точка торжеств – «Зарядье», где на прошедшей неделе открылся фестиваль «Московское барокко», который продлится до конца марта. Концерт-открытие назвали «Музыка на воде», посвятив, соответственно, Генделю. Доминировали в программе его одноименные сюиты – полностью или частично, – а наряду с ними также мотет Saeviat tellus и арии из ораторий «Воскресение» и «О Радости, Печали и Мудрости». Играл Фестивальный барочный оркестр (его костяк составили музыканты Pratum Integrum), которым дирижировал Йорн Бойзен. В качестве солистки выступила Диляра Идрисова, по части Генделя не имеющая сегодня конкурентов в России. В арии из оратории «О Радости, Печали и Мудрости» превосходный дуэт с ней составила молодая флейтистка Ульяна Живицкая, которую смело можно назвать еще одной звездой вечера. Неудивительно, что дирижер и Идрисова ей аплодировали, выводили на поклоны. Удивительно, что ее имя не фигурировало в программках и не было озвучено ведущим программы…

Все в этот вечер шло по нарастающей. И если у Идрисовой первая ария, рассчитанная явно на более крепкий голос, прозвучала не столь уверенно, то последующие ее номера доставляли чистое наслаждение, как, впрочем, и все остальное. Жаль, правда, что так и не прозвучала заявленная в программе ария из «Альцины». Конечно, мы уже в этом месяце услышим в «Зарядье» всю эту оперу целиком, но уже без Идрисовой.