Два моноконцерта – первый с музыкой Пендерецкого (за дирижерским пультом Заслуженного коллектива России академического симфонического оркестра Петербургской филармонии стоял автор, в этом году готовящийся отметить свое 80-летие) и второй, посвященный творчеству Лютославского, с московским дирижером Феликсом Коробовым, возглавившим Академический симфонический оркестр филармонии, и польской пианисткой Эвой Поблоцкой – филармония объединила в мини-фестиваль «Два дня польской музыки».

Этот фестиваль можно отнести к небольшим, но образующим истинно плодородный слой культуры столичным проектам мирового уровня, ибо он представил многочисленным слушателям (залы в оба вечера были полны) творчество польских современников в великолепном исполнении.

Дирижер Феликс Коробов, выступая на пресс-конференции, начал с парадоксального высказывания Артюра Онеггера, которое любил приводить Витольд Лютославский, о том, что присутствие ныне живущего композитора на концерте это присутствие того, кого не звали. «Нет ничего мучительней для публики и унизительней для композитора, когда его сочинение исполняется между увертюрой Россини и фортепианным концертом Брамса». Видимо, Онеггер и вслед за ним Лютославский подразумевали, что одна часть публики пришла послушать известные сочинения – и здесь новая музыка явно не ко двору, – а другая часть готовится к встрече с любимым пианистом и опять же относится к новому сочинению как к неизбежному злу, которое надо перетерпеть. Выход из этого тупика виделся Лютославскому в монографическом вечере, когда ожидания публики и намерения автора сбалансированы.

Именно такими стали концерты мини-фестиваля, открытого вечером из сочинений Кшиштофа Пендерецкого. У музыки этого композитора счастливый дар быть понятой и принятой аудиторией «здесь и сейчас» – в зале, на концерте. Пендерецкий всегда нов и современен: и в те годы, когда он писал абстрактную атональную музыку, и позже, когда пересел в кресло традиционалиста – осмелюсь предположить, под влиянием успеха в мире сочинений Шостаковича и понимая, что увлечению непонятным скоро придет конец. Пендерецкий – виртуоз пиара: он умеет находиться в нужное время в нужном месте, вступать в творческие союзы с самыми модными и актуальными артистами своего времени. Он – блестящий продюсер своей музыки и великолепно чувствует время, как полвека тому назад, когда написал «Плач по жертвам Хиросимы», вошедший саундтреком к фильмам Стенли Кубрика и Альфонсо Куарона, так и сегодня, когда его Пассакалия из Третьей симфонии звучит в фильме Мартина Скорсезе «Остров проклятых». Впору задаться вопросом: в чем секрет успеха Пендерецкого? Ответ будет банальным: Пендерецкий талантлив, и это сразу ясно всем, кто когда-либо соприкасался с его музыкой. Она волнует, держит в напряжении, страшит и успокаивает одновременно. А главное – дает надежду.

Программу авторского вечера Кшиштофа Пендерецкого открывал двухчастный Концерт для валторны с оркестром, где части (медленно – быстро) соединены каденцией солиста. В нем автор обильно использует мрачноватые краски низкого валторнового регистра – глуховатый рокот с его инфернальным смыслом, и в этом же значении, как отзвуки неких фантастических битв, воспринимаются маршеобразные «военные» эпизоды. Название концерта – «Зимний путь» – никак не связано с вокальным циклом Шуберта. Автор имел в виду собственное путешествие: он писал Валторновый концерт во время своих интенсивных разъездов зимой 2007-08 годов.

Следующее из прозвучавших сочинений – «Три китайские песни» для голоса с оркестром – пример блистательного конформизма. Поженить всеобщее увлечение китайской культурой с традицией немецкого шпрехштимме – таков нехитрый и слегка бредовый замысел, с которым любой другой композитор имел бы все шансы громко провалиться, а Пендерецкий пишет очень «съедобное», трогательное и понятное сочинение, имеющее все шансы на счастливую жизнь. В «Трех песнях» сильно «ночное» начало в его немецком романтическом ключе и в понимании экспрессионистов. Первая песня говорит об образе ночи, вторая о загадке ночи и третья – о сердце прекрасной и холодной ночи. Идеалом сегодняшнего Пендерецкого становится ясность, что, возможно, сродни простоте, которой бредил Шопен. Отсюда стремление 80-летнего мэтра к красоте, гармонии, к мерцающему свету.

Третья симфония Кшиштофа Пендерецкого, исполненная во втором отделении концерта, имела громкий успех. Создание этой симфонии в конце 80-х – начале 90-х годов символизировало новый синтез музыкального языка, о котором сам композитор высказался в том духе, что единственный путь развития музыки он видит в естественном пути осмысления событий последних десятилетий. Пендерецкий реставрирует идею «большой симфонии» в бетховенском, брамсовском понимании, в традициях Шостаковича. Заказанная и впервые исполненная оркестром Мюнхенской филармонии в 1995 году, Третья симфония прочно заняла место в мировом репертуаре.

* * *

В преддверии концерта Кшиштоф Пендерецкий согласился на небольшое интервью – о себе, о своей музыке и визитах в Петербург.

– Когда вы впервые приехали в наш город и что вам запомнилось больше всего?

– Впервые я приехал в Ленинград в 1965 или 1966 году. Помню, что был на концерте в Большом зале филармонии, когда исполняли Шостаковича. Дирижировал Мравинский, и это было просто фантастическое исполнение. После концерта мы познакомились с Шостаковичем лично (до этого я видел его в Москве, на официальной встрече польских и советских композиторов) и позднее встречались много раз. Он приглашал меня с концертами, затем оркестр приглашал, филармония – я приезжал более десяти раз и в каждый приезд дирижировал своей музыкой.

В России потрясающая публика. Она понимает и прекрасно воспринимает мою музыку, мне не надо ничего объяснять, и это очень важно.

– Ваша жизнь связана с Краковом. Можно ли сказать, что наши города – Санкт-Петербург и Краков чем-то похожи?

– Петербург похож на Краков. Краков очень старый город, значительно старше Петербурга. Петербург это самый красивый город России, и Краков самый красивый город Польши, в этом они схожи.

Я родился в небольшом городе примерно в ста километрах от Кракова, учился в Кракове, затем там преподавал, был ректором музыкальной академии. Потом из-за сложной политической ситуации в 80-х я оставил Польшу, жил в Германии, Швейцарии, Америке, а спустя 20 лет вернулся и снова живу в Кракове.

– Это важно сегодня, где жить композитору?

– Я не знаю. Я люблю атмосферу своего родного города. Может быть, вы знаете, я интересуюсь ботаникой, и у меня даже есть своей парк, он называется арборетум, что означает питомник деревьев. Парку около сорока лет, я собрал в нем разные деревья, то есть в буквальном смысле пустил корни на этой земле.

– Расскажите о сочинениях, выбранных для концерта в Петербурге.

– Валторновый концерт я написал 5 лет тому назад для Родована Влатковича, прекрасного валторниста. Это очень виртуозный и для солирующего инструмента, и для оркестра концерт. Он предпоследний из моих 15 инструментальных концертов, последний написан для скрипки и альта.

Я учился игре на скрипке, хотел стать виртуозом, но в 22 года бросил скрипку ради занятий композицией, однако ощущение связи с инструментом осталось в моей крови. Мне повезло в жизни – я был знаком и даже дружил с великими музыкантами, такими, например, как Ростропович, для которого написал 4 пьесы. И каждый концерт я писал для конкретного исполнителя. Например, Первый концерт для скрипки – для Исаака Стерна, Второй – для Анне-Софи Муттер. Мне важен контакт с исполнителем, важно знать, для кого я пишу. Я планирую написать еще два концерта: для арфы и для тромбона, так что у меня будет уже 17 концертов. Думаю, этого достаточно.

– Как появились «Три китайские песни»?

– В течение последних 20 лет я часто бываю в Китае. Китайская музыка вдохновляет меня. Цикл «Китайских песен» еще не завершен – пока есть всего 3 песни, а будет 7. Все тексты взяты из китайской поэзии, они в основном о природе.

– Третью симфонию вы написали и продирижировали ею здесь же 10 лет назад.

– Да. Это сложное произведение, отчасти философское. И непростое для исполнения. Но я очень доверяю оркестру Петербургской филармонии, в нем сильны великие традиции.

Впервые в Ленинграде этим же оркестром был исполнен мой «Плач о Хиросиме» (под управлением дирижера Генрика Чижа), затем «Музыка шума и тишины». «Плач по жертвам Хиросимы» и сегодня не теряет актуальности, многие современные композиторы пытаются мне подражать (к примеру, лидер группы Radiohead Джонни Гринвуд, с которым мы давали совместные концерты, в том числе был опен-эйр в Гданьске, где собралось более 20 000 человек, в основном молодежь).

Я принадлежу к поколению людей, переживших войну. У меня есть произведения, посвященные жертвам Освенцима, страданиям Польши. Самое значительное из сочинений такого рода – Реквием, он тоже исполнялся в Петербурге.

– Вы один из самых успешных композиторов в мире. Что советуете сегодняшним молодым композиторам?

– Это очень трудно – что-то посоветовать. Я преподавал композицию в Польше, в Америке, в Германии. Это труднее, чем учить играть на инструменте, потому что невозможно научить быть креативным. Я, конечно, учу своих студентов ремеслу – полифонии, оркестровке. Но научить быть композитором невозможно. Либо это есть, либо нет.