Как считают создатели и организаторы проекта, «Ночь неожиданностей» – это авантюрное путешествие, позволяющее мгновенно пересекать границы разных направлений. Действительно, тут и современная академическая музыка, и экспериментальная электроника, и пост-рок, и самые разные формы проявления визуального. Среди создателей – художественный руководитель Роланд Спекле и режиссер российский версии Илья Шагалов (перед Москвой проект был показан в Утрехте и Амстердаме).

«Конечно, чтобы «Ночь неожиданностей» полностью соответствовала своему названию, слушатели/зрители должны были бы появиться на ней неожиданно – например, во сне или в результате похищения на улице, да мало ли вариантов, но, к сожалению, они либо технически неосуществимы, либо незаконны», – сетует музыкальный куратор «Платформы» Александр Маноцков на страницах фейсбука. Несмотря на культ неожиданности, в построении программы, однако, все же был заметен определенный принцип: сначала серьез, а потом развлекаловка. Модуляция из первого во второе, вероятно, не была столь уж неожиданным развитием сценария для голландцев: говорят, в Нидерландах подобные вечера – обычное дело. А вот у нас – неожиданность.

Основной российский участник – Московский ансамбль современной музыки – исполнил сочинения Яниса Кириакидиса (&laquoMusic for Anemic Cinema»), Владимира Раннева (&laquoTouch»), Владимира Горлинского (&laquoBramputapsel II»), Александра Маноцкова (&laquoDer Prozess №1»). Среди голландских гостей наибольший интерес вызвал саксофонный &laquoAmstel Quartet», в исполнении которого звучала тоже разная музыка – от &laquoMishima» Филипа Гласса до &laquoConsistent Contradictions» Алексея Сысоева. Музыканты играли с пространством, располагаясь в том числе и среди публики (которая сидела в центре зала), и при том, что не видели друг друга, ансамбль оставался безупречным. Еще были танцевальная группа Leine Roebana, демонстрировавшая не столько танец, сколько современную пластику под аккомпанемент стилистически разношерстной электронной фонограммы (&laquoSybille», хореография вдохновлена музыкой Джона Зорна), и рок-дуэт Knalpot. А венчало вереницу неожиданностей лазерное мультимедиашоу &laquoLSP» Эдвина ван дер Хейдена, которое не в таком уж большом помещении «Цеха Белого» воспринималось как довольно агрессивное вторжение в пространство зрителей. Движение разноцветных пересекающихся и трансформирующихся плоскостей, спроецированных на тонкий слой тумана под гулкие басы электроники, вначале захватило только верхнюю часть зала, но затем его экспансия распространилась и на публику. Вообще было красиво и впечатляюще, но насколько безопасно рисовать лазером по зрителям, тем более в ситуации, когда ни у кого нет соответствующих защитных очков?..

Объединяющим началом всего эклектичного наполнения этого нон-стоп-перформанса стал эффектный полуголый персонаж, верхняя часть тела которого была вымазана зеленой краской, а нижняя прикрыта набедренной повязкой с длинным шлейфом ярко-красного цвета. Сначала его медленное передвижение по залу казалось забавным и развлекало публику, но к концу вечера стало слегка навязчивым – тем более что его роль наблюдателя действа читалась сразу. Путешествовали по залу и музыканты, и часть публики: передислокация происходила перед каждым новым выступлением по кругу, по часовой стрелке.

В какие-то моменты казалось, что визуальное превалировало над музыкальным: например, в &laquoTouch» Владимира Раннева солисты МАСМ всячески «издевались» над контрабасом, лежащим на подиуме как арт-объект. Синхронным олицетворением этих издевательств на экране была дергающаяся в конвульсиях немолодая женщина. Звуковой же ряд, состоящий сплошь из разного рода нетрадиционностей, воспринимался как нечто неразрывно связанное с визуальным, но второстепенное и в целом статичное – в принципе, он мог бы прерваться в любой момент.

Чтобы представить взгляд на событие не только извне (с точки зрения музыковеда), но и изнутри, мы решили поговорить с участником «Ночи неожиданностей», одним из прогрессивных композиторов нового поколения Алексеем Сысоевым. Правда, беседа вышла далеко за пределы «Ночи»…

– Алексей, в чем основная идея вашего сочинения для квартета саксофонов &laquoConsistent Contradictions», прозвучавшего в рамках проекта?

– Когда-то я играл джаз со многими нашими джазменами (в том числе с саксофонистами Игорем Бутманом, Олегом Киреевым, Сергеем Головнёй) в качестве пианиста. Так что для меня саксофон – уже в каком-то смысле джаз и экскурс в прошлое. Кстати, именно из-за своего джазового прошлого я с трудом воспринимаю обработки Сальваторе Шаррино мадригалов Джезуальдо для четырех саксофонов – мне это кажется неорганичным. Саксофон мне представляется специфически джазовым инструментом, в чисто академической музыке он не всегда раскрывается до конца.

– То есть в новой академической музыке саксофон как бы стерилизован?

– Да, это всего процентов десять его выразительных возможностей. Но в этом моем сочинении мне было интересно взять хотя бы что-то от джазовой идиоматики. Здесь все выписано и импровизация не предполагается, но я остановился на двух квазиджазовых элементах – ритме и фразировке. В самом названии («Последовательные противоречия») отражается ситуация столкновения фраз, которые прерываются, ломаются и т. д.

– Что для вас было неожиданностью в нынешнем проекте и вообще были ли неожиданности?

– Поскольку я был на проекте оба дня, из неожиданности все трансформировалось в ожидаемость.

– Насколько «Ночь неожиданностей» соответствовала вашему внутреннему творческому кредо?

– Я чувствовал себя немного не в своей тарелке и предпочел бы спокойную концертную обстановку, предполагающую большую сконцентрированность и музыкантов, и слушателей. В этом мультимедийном проекте я вижу нечто типично голландское, так как голландцы на концерты ходят, как мне показалось, развлечься и повеселиться. В отличие, допустим, от немецкой публики. Мне сейчас ближе академическая, серьезная атмосфера немецкого Дармштадта.

– Вы часто сотрудничаете с видеохудожниками и перформерами (помню большой мультимедиапроект «Полнолуние»), но при этом ваша музыка всегда остается как бы в стороне, она абсолютно самодостаточна. Что за странные взаимоотношения у вас с визуальным?

– Отношения с визуальным у меня, действительно, странные. Есть люди, которые одновременно могут заниматься многими вещами, воспринимать сразу и музыку, и видео, и вербальный ряд. А есть те, кто, если слушают, не могут смотреть. Я из числа последних. Я воспринимаю одновременно в должной мере и музыкальное, и визуальное только в исключительных случаях. Однако мне повезло с околотеатральными проектами, было приятно работать. Это и «Полнолуние», и «История солдата», и «Идеологическое дефиле». Во всех трех никто мою волю не ущемлял, меня только мягко направляли. И во всех трех у меня, надо сказать, разные отношения с перформансом, хореографией и визуальностью вообще. Скажем, в «Истории солдата» связь музыки и танца более ощутима: здесь мне предложили написать свою музыку под хореографию замечательной голландской труппы Club Guy and Roni, которая танцевала изначально под Стравинского. Мне предоставили видеозапись выступления, я выключил звук и далее ориентировался исключительно на танец, кое-где отдаленно цитируя Игоря Федоровича. Что касается «Полнолуния», то это музыка, которая взята из концертного зала и перенесена в мультимедиа, где подстраивались уже под меня (что замечательно удалось режиссеру проекта Филиппу Григорьяну).

– Недавно вы защитили диссертацию об импровизационной музыке («Свободная импровизация как феномен музыки ХХ века»). Знание не может помешать таланту, но насколько после аналитики хочется сочинять? Насколько это помогало или, наоборот, мешало основному роду вашей деятельности?

– Вообще очень сложно сочетать написание вербального и музыкального текстов – возможно, потому, что я отношусь к классу людей «одного типа восприятия». И я, наверное, еще долго буду отдыхать от защиты. Но тем не менее для меня это прекрасный (хотя и мучительный) опыт, который в результате помог пониманию музыки. Вышло так, что в отношении новой импровизационной музыки я перевернул собственные представления о том, что практика должна предварять теорию. Я начал со слушательского опыта, продолжил опытом аналитическим, а сейчас занимаюсь практикой. Но, несмотря на то, что я прошел через аналитическую школу, я все равно больше доверяю интуиции – и в композиции, и в импровизации.

– Вы как композитор активно участвуете в новомузыкальной жизни Москвы. А есть ли у вас импровизационные проекты?

– Сейчас я занимаюсь импровизацией довольно много и всерьез. Работаю в тандеме с близкими друзьями, большинство из которых композиторы либо музыканты, вышедшие не из джазовой среды. Это Марина Полеухина, Кирилл Широков, Александр Чернышков, Юрий Фаворин, Дмитрий Щёлкин. Недавно я познакомился и сыграл концерты с трубачом Константином Суханом из группы «Бром».

– Где вы учились и у кого? Кто на вас особенно повлиял? Расскажите о своем становлении как музыканта.

– Как композитор я окончил Московскую консерваторию и ее аспирантуру. Из всего периода обучения для меня были особенно значимы три встречи с Владимиром Тарнопольским, которые буквально перевернули мое представление о композиции и наставили меня на путь истинный. Они произошли во время творческого кризиса и развернули мое сознание в нужную сторону. Я стал открывать для себя имена спектралистов – Жерара Гризе, Горациу Радулеску, которые для меня особенно ценны и по сей день. Это были три небольшие консультации, между прочим, достаточно жесткие, и тем не менее я до сих пор чрезвычайно признателен Владимиру Григорьевичу. Именно тогда, на четвертом-пятом курсе консерватории, я начал интересоваться новой импровизационной музыкой, которая сейчас для меня столь актуальна. И я бы сказал, что новая импровизация, порвавшая с джазовой идиоматикой, на меня как композитора воздействует неизмеримо больше, чем любая композиторская школа.

– Музыка, которую вы сейчас сочиняете, пишется по какому-то случаю?

– Я пишу композицию для открытия декабрьского фестиваля «Московский форум», который на этот раз будет с немецким уклоном. Но хедлайнером буду не я, а Хельмут Лахенман…