Имя Чечилии Бартоли окутано множеством мифов – как и положено настоящей звезде. Споры об «окончательном» значении ее искусства ведутся давно и не утихнут, видимо, никогда: наряду с армией восторженных почитателей не умолкает и хор критиков, утверждающих, что главную роль в головокружительном успехе певицы играют не музыкальные заслуги, а мастерски подготовленная реклама.

Разобраться в этом разбросе мнений и постараться вынести объективное суждение, очищенное от влияния навязанных стереотипов, – задача достаточно сложная, но интересная. Именно поэтому возможность послушать Бартоли живьем показалась столь завлекательной: все-таки запись скрадывает многие моменты (а кроме того, известно, что сегодняшние технологии позволяют отшлифовать до блеска даже исполнение, далекое от идеала).

Уже начало концерта навело на мысль, что все происходящее тщательно срежиссировано в расчете на максимальное воздействие. Это и объявление «единственного концерта в Москве» с придыханием, обещающим как минимум нисшествие инопланетного существа, и само появление певицы на сцене - подготовленное «завываниями ветра» в исполнении одной из участниц оркестра Цюрихской оперы La Scintilla, крутившей ручку старинной театральной машины, совпавшее с «раскатом грома» (сотрясание железного листа в исполнении другой) и лучом прожектора, внезапно выхватившим из полумрака фигуру в алом платье.

Восторг публики не знал предела: словно дети, восхищенные ловким трюком на цирковом представлении, слушатели Большого зала утопили певицу в овациях еще до того, как она открыла рот. Насладившись произведенным эффектом, Бартоли исполнила ариетту волшебницы Армиды из оперы Генделя «Ринальдо»: «Грозные фурии, окружайте меня, летите мне вслед, сея ужас своим видом», – как всегда, с невероятным темпераментом и причудливой мимикой.

Мастерства у певицы не отнять: она щедро демонстрирует виртуозные возможности своего голоса – едва ли не одного из самых подвижных в мире. Другой вопрос, является ли он на самом деле уникальным колоратурным меццо, как позиционирует себя Бартоли, – для меццо в ее тембре отчетливо не хватает «густоты» и богатства обертонов, – или же это тонкий расчет, объяснимый высокой конкуренцией в среде колоратурных сопрано и желанием занять нишу, на которую мало кто претендует. Вызывает сомнения и статус «оперной звезды» – голос Бартоли очень невелик и едва заполняет БЗК. Впрочем, этим певица даже бравирует, порой переходя на фантастическое пианиссимо, заставляющее зал замереть в страхе пропустить ноту.

Если в прошлом году Чечилия привозила в Москву программу «Искусство неаполитанских кастратов», нынешняя – «Героини Генделя» собрала репертуар их главных соперниц, примадонн начала XVIII века. Делая ставку на эксклюзивность, Бартоли, безусловно, поступает как проницательный менеджер, набирая «дополнительные баллы» восторга своих почитателей. Думается, что и исследованиями малоизвестных произведений барочных композиторов – будь то Агостино Стеффани, диск с музыкой которого певица выпустила в прошлом году, Глюк или Вивальди – она занимается с той же целью. Впрочем, было бы странно порицать музыканта за поиск наиболее подходящего ему материала. Все дело в том, что стоит за этим и что в конечном итоге несет собой исполнитель, которому слушатель дарит самое драгоценное, что у него есть: время своей жизни.

Те, кто хвалит Бартоли за фейерверк эмоций и артистизм, за великолепное владение своим несовершенным аппаратом и умение вызвать нужное настроение у публики, безусловно, правы. Чечилия – мастер, и за ее успехом стоит большой труд. И если этим запросы слушателя исчерпываются (а таких большинство), она может подарить ему незабываемые впечатления.

Есть и другая категория людей – те, кто воспринимают музыку как «искусство интонируемого смысла», причем «смысл» в данном контексте трактуется не только – и не столько – как буквальное содержание каждой арии. С «содержанием» у Бартоли проблем нет: тут и мольба (ария Клеопатры «Если ты не сжалишься надо мной» из оперы «Юлий Цезарь в Египте»), и обуревающее желание мести (арии Флоринды из музыкальной драмы «Родриго»), и пасторальная радость (ария Дафны из кантаты «Аполлон и Дафна»). Все эмоции даны в утрированном виде, как того и требует достаточно условный театр эпохи барокко, каждый номер продуман и интеллектуально выстроен.

Речь идет о смысле в его онтологическом понимании – как об истине, к которой стремится душа каждого человека, даже если он того не осознает, и которая единственно человеку полезна. И здесь за всей блестящей мишурой, мастерски преподнесенной Бартоли, открывается зияющая пустота: ее трюки кажутся скучными, колоратуры – однообразными, безмерное самолюбование – и вовсе отталкивающим. Откровения, которого ждешь от звезды мирового уровня, не происходит: вместо этого предлагается «симулякр» великого искусства, но не оно само. Жаль, что многие не видят разницы. Если бы назначение музыки было только в том, чтобы развлекать, наверное, и не стоило бы посвящать ей столько времени, слов и сил: в конце концов, для этого существует цирк.