Оркестр исполнил «Мою Матушку-Гусыню» Равеля, Прелюдию к «Послеполуденному отдыху фавна», два из трех «Ноктюрнов» Дебюсси, а также «Вакханалию» из «Самсона и Далилы» Сен-Санса, продемонстрировав великолепную форму, красивый звук и ювелирные оркестровые соло. Темпераменту и методу сегодняшнего художественного руководителя РНО этот репертуар в основном подходит: мерцающая звукопись, меланхолические настроения, неспешное любование красотами – все это Александр Рудин способен отлично выразить, словно растворяясь в исполнении. Но там, где нужно больше огня, экспрессии, чувственных красок (как в «Празднествах» Дебюсси или в «Вакханалии»), маэстро будто несколько тушуется, не дожимает по эмоциям, дирижирует сдержанно, заботясь главным образом о точности музыкального текста.

Отдельный позитивный момент – уровень аккомпанемента вокалистке. Далеко не всякий нетеатральный оркестр умеет так чутко следовать за певцом, всячески ему помогая, учитывая его возможности и особенности трактовки, при необходимости уходя в тень, одновременно не обедняя звуковую палитру. Разумеется, в предложенных программой сочинениях роль оркестра не сводится к аккомпанирующей в прямом значении слова и сама по себе колоссальна – тем ценнее умение коллектива не утопить сольный голос, выстроить гармоничный ансамбль с певцом.

Несмотря на то, что собственно вокальная часть составила лишь половину хронометража концерта, его центром была Екатерина Семенчук. Знаменитая солистка Мариинского театра достаточно часто появляется в Москве, здесь ее знают и ждут – мощный и богатый голос певицы, разнообразие репертуара, выразительные интерпретации неизменно привлекают внимание публики. Однако нынешнее выступление оставило двойственное впечатление.

С одной стороны – желание и умение петь на полутонах, филигранная подача материала с вниманием к малейшим деталям, со стремлением передать тончайшие оттенки. В этом Семенчук особенно преуспела в «Поэме любви и моря» Шоссона. С другой стороны – явная экономия сил, когда за весь концерт голос ни разу не был развернут во всю мощь и ширь, как это умеет делать певица. При всей рафинированности и во французской оперной музыке есть страницы, где уместно гедонистическое любование голосовой роскошью. И вот этого не было показано вовсе, в чем угадывалось стремление скрыть за изысками не совсем благополучное состояние голосового аппарата.

В последние годы Семенчук много поет в родном театре и других сценах мира – интенсивность ее выступлений поражает воображение. Более того, регулярны стали ее выходы в сопрановый репертуар: она теперь уже на постоянной основе поет такие парии, как Катерина Измайлова, Абигайль, Турандот, Леди Макбет, которые едва ли являются вотчиной меццо-сопрано. Екатерина Семенчук настаивает на универсальности своего дарования, на том, что ей подвластно почти все, написанное в скрипичном ключе. У такой творческой смелости есть оборотная сторона, свои издержки: ныне голос пребывает в состоянии усталости, несвежести, перетруженности, частичной изношенности, что не позволяет давать полноценный звук даже там, где необходимо. Например, в спетой на бис Хабанере из «Кармен» Семенчук явно не додерживала длительности на форте, преждевременно их обрывая, да и беря не на полную мощь, вуалируя проблемы утрированно яркой артикуляцией. Спетые ею стансы Сафо, арии Шарлотты и Далилы радовали тонкостью и глубиной прочтения, но почти не подарили тембровую сочность и густоту, роскошь клокочущего меццо, словно певица все время прятала звук, боялась его отпустить в свободное плавание, по-настоящему поделиться им с залом.

Безусловно, встреча с таким мастером, с такой харизматичной артисткой – всегда праздник. И на этом концерте было немало такого, что доставляло радость – в конце концов, ощущать, как певица укротила свой могучий инструмент и талантливо выписывает им акварельные и пастельные этюды, тоже огромный подарок. Будем надеяться, что трудности, которые сегодня имеют место, носят временный характер и московская публика еще услышит незабываемый голос лучшей мариинской меццо во всей его красе.