Если два предыдущих визита Витторио Григоло были по разным поводам – во время первого он дал сольный концерт в Зале Чайковского («Show must go on»), во второй приезд спел Альфреда в спектакле Большого театра «Травиата», – то теперь совместил «два в одном»: 22 мая дебютировал в партии Хозе («Кармен», также в Большом), а 25-го в «Зарядье» исполнил камерную программу. Оба события привлекли ажиотажное внимание публики.

«Кармен»

Спектакль Алексея Бородина идет с 2015-го. При всей супрематичности сценографии и робкой попытке постановщика сместить время действия (не 1830-е, как у Мериме, а 1875-й – год создания оперы) это очень традиционное прочтение, в ключе принятой в Большом театре интерпретации «Кармен» как пышной гранд-опера с речитативами Гиро (не разговорными диалогами, как сегодня принято). Большой получил от Бородина достаточно комфортный, спокойный спектакль, куда удобно вводить гастролеров. Всё здесь, казалось бы, на месте: и неистовые танцы, и пестрая массовка, и в меру оживляжа (взять хотя бы играющий в мяч караул в первой картине или настоящее фламенко в начале финального действия), но огня немного. Возможно, артисты уровня Образцовой с невероятной харизмой и в голосе, и в актерстве насытили бы эту притомленную зноем Испанию сильными акцентами, но ныне в тренде иная эстетика.

Отголоском «образцовского» подхода видится выступление Витторио Григоло. Бешеным темпераментом он пытался вдохнуть страсти в респектабельное, во многом статуарное действо. Его Хозе – не просто живой и яркий, но буйный, местами истеричный, экзальтированный типаж, начисто лишенный каких бы то ни было намеков на аристократичность (не фактическую, сословную, а внутреннюю), человек из народа, типичный средиземноморский парень, постоянно вскидывающий руки, стремительно бегающий по сцене, устрашающе вращающий глазами. Григоло наделяет своего героя чертами психически неуравновешенного человека, который – весь эмоция, нерв, он прямолинеен и раним, легко впадает в пограничные состояния. Поэтому к финалу оперы он подходит вполне логично: в последней картине-поединке его манера поведения доходит до предела, свою Кармен этот Хозе разве что по полу не таскает и не сбрасывает в оркестровую яму, но весьма близок к этому. Театр представления, постоянной игры на грани фарса и даже эксцентрики, столь органичный для артиста Григоло, в роли отвергнутого басконца оказывается очень уместным – здесь этот почти пережим, это утрирование воспринимается как более чем правдивое раскрытие образа героя Бизе, как самое естественное решение характера трагического персонажа.

Вокальное исполнение соответствовало сценическому. Яркий и мощный голос певца, скорее спинтовый, чем драматический, но при этом, безусловно, большой и богатый, откровенно красивый, с отличной проекцией звука на зал, напомнил о лучших днях оперы, когда такие голоса были нормой. Он без труда заполнял каждый уголок пространства, его стереофонические кондиции поистине уникальны. К достоинствам можно отнести и тот факт, что при всей экзальтации певец ни разу не принес красоту вокализации в жертву, не срывался на крик, лишь в заключительной сцене обращенное к Кармен сакраментальное démon он не спел, а в исступлении прорычал, но это было единственное исключение, оправданное логикой развития роли. Лирические фрагменты партии, особенно дуэт с Микаэлой и знаменитая Ария с цветком, доставили настоящее наслаждение – настолько выразительно и богато по краскам они были исполнены.

Был в этом спектакле и еще один дебютант: Алина Черташ впервые исполнила титульную героиню. Крепко сделанная роль и партия убедили в профессионализме певицы и законности ее притязания на самый звездный у меццо образ, но все же пока это только эскиз – захватывать в плен и одурманивать слушателя Кармен – Черташ будет (надеюсь) в недалеком будущем, когда краски станут ярче, а ведение роли – увереннее. У молодой певицы для этого есть все – голос, внешность, мастерство, а самое главное – время.

Камерное шоу

Если за оперный дебют Григоло стоит поставить твердую «пять», то концертное выступление разочаровало практически во всех отношениях, кроме того, что богатый и сильный голос певца отлично звучит не только в акустике Большого, но и в «Зарядье». Во-первых, из заявленной программы вокальных миниатюр Беллини, Доницетти, Россини и Верди, песен Тости и Леонкавалло прозвучала дай бог половина – сокращенными оказались оба отделения. Во-вторых, пел камерные вещи Григоло откровенно неважно – крупным оперным звуком, жирным мазком, громко и напористо, нередко буквально вдавливая звуком в пол кресла партера. Нет, он конечно, владеет пиано-пианиссимо, умеет петь вполголоса, филировать звук и применять прочие ухищрения, однако сделано это было каждый раз очень неестественно, нарочито, с явным желанием поразить, покрасоваться, показать свою технику. Художественного было мало. Больше – намерения эпатировать, удивить, лихо провернуть очередной цирковой фокус от вокала.

В-третьих, и это самое главное, поведение певца на сцене, его манера держаться, вести выступление – вот это был уже настоящий цирк, откровенно дурная клоунада. Повторилось то, что Москва «имела счастье» видеть осенью в КЗЧ: гипнотические пасы в зал, легкое кокетство со слушательницами в первом ряду, неоднократное падение ниц и картинные вздымания и заламывания рук, порой откровенное кривляние и комментарии до, после и чуть ли не во время пения – все это можно было наблюдать буквально в каждом номере программы. Причем повторилось все это еще и в несколько раз более утрированной форме – достаточно сказать, что артист закончил выступление метанием букетов и нот в зал. Публика стала свидетельницей невероятного балагана, какой можно увидеть не на всяком эстрадном концерте. Это был не вечер камерной музыки, а плохо проведенное шоу-импровизация, во время которого Григоло делал что вздумается, и музыке, к сожалению, там не было места.