Тимофей Гольберг: «Хор – код русского музыкального искусства»
С 2019 года Московский государственный академический камерный хор возглавляет молодой дирижер Тимофей Гольберг, чью кандидатуру выбрал основатель, а сегодня – президент и глава художественного совета коллектива Владимир Минин.

Автор снимка - Николай Завьялов

— Владимир Николаевич Минин, отвечая на вопрос, почему он создал Московский камерный хор, сказал, что, поработав с давно существующими коллективами, захотел сделать что-то свое. Вы пришли в уже сложившийся организм, но наверняка тоже хотите сделать в нем что-то свое.

— Когда я пришел в этот коллектив в 2016 году, для меня необычной была его эстетика звука — как казалось, слишком большого, яркого. Думаю, что такой звук, кроме Хора Минина, никто сегодня не пропагандирует. Богатые тембры, каждый голос сольный, когда хор вступает, берется аккорд, слышишь такое количество обертонов, что буквально теряешься, особенно если у тебя не было такого опыта, ты был воспитан на другой эстетике. Это обескураживает в малом пространстве, на репетиции в классе. В большом зале воспринимается иначе: превращается в то, что нужно. Столкнувшись с этим впервые, я был не вполне к этому готов. Но прошло совсем немного времени, и я не просто принял эту эстетику, а сроднился с ней и стал ее горячим приверженцем. Например, делал Владимир Николаевич Реквием Моцарта — его сейчас делают очень по-разному, в разных манерах: после его прочтения я поймал себя на мысли, что мне стали менее интересны, если вовсе не скучны другие интерпретации. После той тембристости звука, какая есть у Хора Минина, когда в каждую секундочку времени, пока тянется нота, она получается очень содержательной, эмоционально-информативной, я понял: вот только так и надо, по-другому уже не захватывает.

Мне было интересно наблюдать за собой эту метаморфозу, потому что, например, очень люблю Шнитке, а его музыку нужно петь практически без вибрато. Или Пярта, который говорит: «Не улучшайте мою музыку». В годы студенчества в Нижнем Новгороде я слушал только такие коллективы — наши и западные, которые приезжали с гастролями в город, — пропагандирующие более прямой звук, инструментальную манеру исполнения. А теперь я буквально наслаждаюсь богатым звучанием, хотя и понимаю прекрасно, что для определенного репертуара его надо «причесывать».

Уметь перестраивать звук от программы к программе, сообразуясь с задачами исполняемых сочинений, сделать хор более гибким в стилистическом плане — мне бы хотелось это привнести в Хор Минина. Хотя понимаю, что это сложно и не все здесь возможно сделать, поскольку голос — не инструмент, ему нужна более тонкая настройка и перестройка с одного типа звукоизвлечения на другой. Но добиться большей гибкости можно и нужно. Совсем недавно у нас в соседних концертах были Рахманинов и «Глория» Вивальди, причем оркестр «Новая камерата» Павла Романенко играл на жильных струнах. Очевидно, что здесь нужно разное звучание — мы на Вивальди даже выпускали меньший состав хора. Понадобилась другая артикуляция, фразировка, другой тип унисона, чем в Рахманинове. Наш корабль должен легко маневрировать. Или другой пример — один из ближайших наших концертов: первое отделение — Малер, Шнитке, Канчели, а во втором — «Пушкинский венок» Свиридова. Вот где задачка-то!

У меня нет ощущения, что раньше было «его» — Минина, а теперь будет «мое» и надо во что бы то ни стало сделать это «мое» обязательно отличным от прежнего. Я не намерен менять звук так, чтобы хор обезличить. Тем более что для определенного репертуара — русского, романтического, — на мой взгляд, у Хора Минина эталонное звучание. Очень много хоров, поющих замечательно, стройно и чисто, с великолепным ансамблем, но без всякой индивидуальности, абсолютно одинаково. Ведь нота сама по себе несет только информацию о высоте звука. Образ же и содержание заключаются в тембре. Главной задачей вижу сохранение самобытности, ценности, какой является эстетика Минина и которая теперь стала и моей. Но в то же время — привнесение некой гибкости, «стилистической мимикрии», не отказываясь от самоценности мининского звучания.

— Вы познакомились с хором Минина сначала в записях или вживую?

— Сначала были записи в училище: какие-то хоровые сочинения, которые мы проходили по музыкальной литературе, слушали именно в исполнении Хора Минина. Живая встреча произошла много позже. Записи, на мой взгляд, даже самые лучшие, студийные, не дают того представления о коллективе, которое можно получить в концертном зале. И это впечатление колоссальное.

— Вы планируете чаще выступать, чем это было при Минине?

— Мы уже чаще выступаем, чем в прошлые годы. Но мне ни в коем случае не хотелось бы, чтобы это превращалось в конвейер, в завод, в производство. Мы не репертуарный театр, мы готовим штучный продукт — программу, это эксклюзив каждый раз. Но одновременно не хотелось бы и застоя, малой активности — нужен разумный баланс. Мы должны работать вдумчиво и тщательно, но и «пересиживания», бездеятельности быть не должно — чтобы люди не перегорали.

— В связи с чем чаще выступаете? В связи с госзаданием?

— Госзадание много не прибавило нам нагрузки, все достаточно разумно. Нет, это связано с тем, что хор должен не только репетировать, но и жить на сцене. Это очень развивает и стимулирует артистов, им интересно, нет ощущения варки в собственном соку, закрытости. Кроме того, есть организационный момент: с приходом на должность директора Дмитрия Сибирцева, который обладает значительными возможностями организации и интенсификации нашей концертной деятельности, тоже многое изменилось. Мне кажется, нам нужно жить чуточку быстрее, чем раньше. К этому подводит нас и постепенное омоложение состава. Сегодня средний возраст у нас меньше сорока лет, молодая энергия требует выхода, реализации, взаимодействия со сценой, с публикой.

— Молодой средний возраст — это сознательная стратегия?

— Нет, это не самоцель. У нас есть певцы, которые работают в хоре дольше, чем я живу на свете, они находятся в хорошей вокальной форме, поэтому никаких вопросов не возникает — конечно, пусть работают и дальше. И они очень нужны во всех отношениях: артисты старой советской закалки передают традиции молодежи, дисциплинируют коллектив, буквально держат его своим опытом, авторитетом, пониманием искусства. Но омоложение происходит постоянно и естественно. Люди уходят на пенсию, понимая, что им тяжело или они уже не соответствуют уровню, как правило, сами принимая такое решение. Все достаточно мирно и постепенно. Приходят молодые, когда мы объявляем конкурс на замещение вакансий.

— Что по репертуару? Какие тут видите перспективы?

— Первоначально мне хотелось сосредоточиться исключительно на современной музыке — вторая половина XX века и наше время. Но мои собственные представления и вкусы тоже не статичны, они меняются и развиваются. За четыре года работы в Хоре Минина я понял, что теперь уже больше тяготею к XIX – первой половине XX века. Возможно, такое ощущение навеяла музыка Рахманинова, так часто исполняемая нашим коллективом. Необходим баланс между старинной, романтической и современной музыкой: он важен и для артистов, и для публики. Баланс между акапельной программой и исполняемым в сопровождении оркестра тоже очень важен: хор без сопровождения — это наш особый национальный культурный код, а кроме того, это очень держит форму коллектива.

— Первый концерт хора, на котором я присутствовал, где вы были уже в качестве худрука, это как раз музыка Шнитке, его Реквием. Как вы думаете, почему этот композитор не был в числе авторов Минина?

— Владимир Николаевич весьма однозначно и откровенно говорит об этом: «Не моя музыка». И я его очень хорошо понимаю, поскольку имел счастье видеть огромное количество репетиций Минина: его вклад в мелодию, в ее широту, в заполнение пространства между двумя звуками, его совершенное легато — оно просто не про эту стилистику. Там такого нет совсем: у Шнитке вся эмоция над головой, интеллектуальная, а Владимиру Николаевичу нужен другой уровень эмоциональности — высокосердечный.

— В консерватории вы учились и хоровому, и оперно-симфоническому дирижированию. Тем не менее сейчас хор для вас важнее?

— Конечно, сейчас определенно да. Но жизнь нас ведет, и не всякий поворот можно предсказать. Когда приближался срок окончания учебы на дирижерско-хоровом отделении, я был в некоторой растерянности — что делать дальше? В Нижнем немного возможностей применения себя как хормейстера. Параллельно с пятым курсом дирхора я поступил на оперно-симфоническое дирижирование к А.М. Скульскому, потом к нему же в ассистентуру-стажировку, в которой у меня была постоянная практика с оркестром, а в конце учебы оперный спектакль — «Орфей и Эвридика» Глюка.

Мой любимый жанр — кантатно-ораториальный (как мне кажется, это самое сильное, что написано в академической музыке). Наверное, это было заметно по программам нашего юбилейного фестиваля «Хор без границ»: почти все концерты были посвящены этому жанру. Хор с оркестром — это самое любимое; кто наблюдает за моими работами в этом жанре, говорят: о, это у тебя совсем по-другому идет! Только в хоре мне иногда не хватает масштаба высказывания. Красок у хора много, а «инструмент» все равно один — человеческий голос; у оркестра совершенно другой объем. У хора столько нюансов в исполнении, что это часто тебя отвлекает от музыки как таковой. Оркестранты в этом плане более точны и выучены, чем вокалисты, поэтому с ними легче делать музыку с точки зрения формы.

Всему свое время. У меня сейчас прекраснейший период, в котором я как музыкант, находясь рядом с Мининым, под воздействием его мощнейшей личности, имею возможность здорово развиваться. Мы с ним говорим не только о хоровых вещах, но в целом об исполнительстве — любом. Слушаем и обсуждаем: какова оркестровая или хоровая ткань, как выстроена форма, насколько ярки образы, точна ли стилистика исполнения. Для оркестрового дирижирования важен масштаб музыканта, его мышления, не зря говорят, что это профессия второй половины жизни — думаю, для этого еще будет свой этап.

— Не так давно вы провели мировую премьеру «Последнего дня вечного города» Ильи Демуцкого: настоящий театральный спектакль синтетического типа. Это еще одно важное направление, которое вы будете культивировать?

— Это было крайне интересно во всех отношениях. Во-первых, само сотрудничество с современным композитором. Во-вторых, для хора эта смена привычного формата на театральный была благотворна. Для течения сезона, для поддержания творческого тонуса это было просто неоценимо. Но не думаю, что это будет вектор-мейнстрим. Первоначально я мыслил именно так, что это обязательно должно быть. И чем больше, тем лучше. Но, поработав в хоре, теперь понимаю, что есть ограничения: петь и заботиться о звуке, сосредотачивать все свое внимание на нем у этого коллектива лучше получается. При многочисленных сценических задачах все же так или иначе теряется качество звука.

У хора была богатая театральная практика и раньше: несколько лет подряд он ездил на фестиваль в Брегенц, где участвовал в оперных премьерах как полноценный театральный хор. Совсем недавно была «Франческа да Римини» в «Зарядье» под управлением Ивана Рудина, «Иоланта» — хор всегда был задействован и в оперном репертуаре, и в театрализованном представлении, и в концертном формате, и сейчас это продолжается. Сама эстетика хора созвучна опере. Очень хочу сделать с ним «Алеко» — нам это подходит во всех отношениях, и в этом году это очень уместно.

— Артистам хора это интересно?

— Подавляющему большинству — да. Конечно, есть у нас такие суровые, серьезные, взрослые люди, которым это уже не надо, но есть и другие, и их много. Их очень воодушевляет перемена состояния от чисто концертной жизни к театральному проекту. А потом возвращение к родному формату.

– Что вы думаете о театрализации собственно хоровых выступлений и хорового репертуара? Этого становится все больше — элементов шоу: просто петь мало кто готов, хоры стараются двигаться, выходить в разных костюмах, играть на сцене и так далее.

— Так и есть, и думаю, что это не от хорошей жизни. Диктат визуализации. Сегодня публика все меньше готова принять хоровой концерт, в котором коллектив на тебя воздействует только звуком. Думаю, это еще и от общего упадка культуры: нет воспитания, привычки к слуховому восприятию информации. Это очень грустная тема, но это факт, свидетельство нашего времени. Чтобы заинтересоваться хором, ты должен его понимать, уметь оценить, а для этого нужен опыт, навыки общения с хоровым искусством. Если человек живет и не знает, что такое хор, и, условно говоря, в 30 лет попадает на такой концерт, то он в принципе не понимает, на чем сосредоточить внимание, что должно и может быть на таком концерте, что хорошо, а что плохо в этом искусстве. Поэтому всякая визуализация — это путь к приобретению новой публики, своего рода приманка, маркетинг, но я не думаю, что это хорошо собственно для хорового исполнительства.

Даже известному хору, с репутацией, с именем продать хоровой концерт сегодня — это, увы, огромная работа. Есть репертуар типа Реквиема Моцарта или «Кармины Бураны» Орфа, который всегда сам себя продает: ставь в афишу хоть каждый день — раскупят, особенно в таком огромном городе, как Москва. Но во всех остальных случаях, особенно хор а капелла, требуются усилия маркетологов-таргетологов. К сожалению, искусство хора мало ценится, в обществе существует пренебрежительный стереотип, что это легко, что чуть ли не каждый может — открыл рот и поешь, есть непонимание ценности этого типа творчества. А ведь хор — это основа нашей музыкальной культуры, это код русского музыкального искусства.

— Насколько глубоко ваше планирование?

— На сегодня последний согласованный концерт стоит на апрель 2024 года. То есть глубина планирования — год. Это не означает, что все расписано до минуты и забито напрочь, но основные, самые важные наши выступления мы точно знаем — все даты и залы. Первая половина сезона более плотно занята уже сейчас, и там более подробно все расписано, а весна 2024 года пока посвободнее. Важным событием следующего концертного сезона станет второй фестиваль «Хор без границ», который мы посвятим предстоящему 95-летию маэстро Минина. Планируются на фестиваль «Кармина Бурана», си-минорная месса Баха, «Иоанн Дамаскин» Танеева и «История доктора Иоганна Фауста» Шнитке. Последний концерт в январе 2024 года, вскоре после дня рождения Владимира Николаевича, — это «Девять шагов к Преображению» Эдуарда Артемьева, сочинение, которое композитор написал к 90-летию Минина. Могут возникать какие-то еще предложения, участие в концертах других коллективов, но самое основное уже известно.

— Гастрольная деятельность сейчас в основном концентрируется на России? Повлияла на ваши планы текущая ситуация?

— Все началось, наверное, еще с пандемии: последние наши выезды за рубеж были до нее: в 2017 году — Эстония, в 2018-м — Италия, в 2019-м — Армения. С тех пор мы за рубеж не ездили, гастролируем по России. Д.А. Сибирцев нам спланировал и устроил весьма насыщенный гастролями нынешний, завершающийся в июле сезон: у нас уже было 13 концертов в регионах, это очень солидно и нам приятно. Но гастрольная деятельность за рубеж обязательно будет, видимо, теперь на Восток.

Фото Хора Минина. Автор снимка - Влад Бук, Музеи Московского Кремля.

Поделиться:

Наверх