Учрежденный Ильдаром Абдразаковым в 2018 году по случаю 20-летия своего служения оперной сцене, этот фестиваль всегда проходил полноценно, охватывая огромные пространства России. Теперь он доберется аж до Владивостока, а завершится на родине знаменитого баса, в Уфе, представив не только мастеров сцены, но и молодых вокалистов. Как сказано в фестивальном релизе, «начинающие оперные певцы смогут позаниматься под руководством Ильдара Абдразакова, получить профессиональные советы по технике и стилю исполнения, актерскому мастерству и умению держаться на сцене. По итогам прослушиваний самые талантливые солисты могут быть приглашены для участия в гала-концертах фестиваля, а также в другие проекты».

На концерте в Москве выступала молодежь, однако не новички: те, кто уже зарекомендовал себя в абдразаковских программах и в целом на театрально-концертной эстраде. Лауреаты международных конкурсов – сопрано Лилит Давтян и Ольга Привалова, меццо Ульяна Бирюкова и бас Алексей Кулагин – пели сольно и в ансамблях разнообразный репертуар, русский и зарубежный, претендуя на всеохватность и универсализм. Эта амбициозность вызывала неминуемые вопросы и порождала определенные сомнения. Например, легкий и не очень большой, хотя и звонкий голос Давтян идеален для музыки барокко и определенных моцартовских ролей, но в арии Марфы из «Царской невесты» и знаменитой баркароле из «Сказок Гофмана» при всем очаровании нежных красок ему явно не хватало густоты и экспрессивности звучания. Да и барочный номер – сложнейшая ария Клеопатры из генделевского «Юлия Цезаря» нет-нет да и грешила смазанными нотами в многочисленных виртуозных пассажах.

Выбор меццо Бирюковой контральтовой арии Ромео из беллиниевских «Капулетти и Монтекки», самой по себе очень эффектной, вызвал разочарование. Певица не обладает необходимым здесь крепким и уверенным нижним регистром, а без него маскулинный образ не очень убеждает. Впрочем, крайние верхи тоже получались не всегда. Гораздо естественней прозвучали в ее исполнении «Сегидилья» из «Кармен» и Третья песня Леля. «Сегидилья» – ожидаемо, поскольку предназначена для высокого меццо. Песня Леля – скорее, парадоксально, поскольку, как и Ромео, эта партия травестийная, написана для контральто, тем не менее в Римском-Корсакове Бирюкова чувствовала себе гораздо свободнее и была органичнее, нежели в Беллини.

Из двух арий, спетых Алексеем Кулагиным, вердиевский Сильва из «Эрнани» идет его пластичному и не слишком басовитому голосу куда больше, чем зловещий Каспар из «Вольного стрелка». Молодой певец прекрасно владеет кантиленой, его голос хорошо выстроен, при этом его «школьное», нарочито правильное пение пока интереснее качественным преодолением вокальных сложностей, нежели актерским наполнением образов, что особенно явственно было в Вебере, где нужно преимущественно играть, чем собственно петь.

Меньше всего вопросов к Ольге Приваловой – певице, пока имеющей самый скромный среди всех участвовавших театральный опыт. Она не стала рисковать, спела абсолютно подходящие ее типу голоса Недду и Леонору из «Силы судьбы», порадовав и красотой тембра, и умелыми филировками, и свободным верхним регистром. Во второй арии еще стоит поработать над филигранностью интонации, малейшие заусенцы в которой хорошо слышны в условиях арфового сопровождения, но в целом экспрессивное и музыкальное пение произвело должное впечатление.

Молодежь ожидаемо и существенно затмили два мариинских солиста: сам хозяин фестиваля и баритон Владислав Сулимский. Они вызвали у публики бурю эмоций, абсолютно заслуженную и мастерством, и выразительностью игрового пения. Начали и закончили Моцартом: в финале прозвучал не без юмора распределенный на три мини-дуэта знаменитый диалог Церлины и Дон-Жуана (благо обе партии и особенно этот номер подходит всем типам голосов, представленным в концерте). А вот на старте Ильдар Абдразаков «вспомнил молодость»: спел не Дон Жуана, в котором его слышали прошлой осенью на премьере в Большом театре и которого он сейчас поет много по миру, а хитовую «Арию со списком» Лепорелло, в роли которого впервые выступил в Москве более 20-ти лет назад (спектакль Мариинского театра тогда был представлен как номинант на «Золотую маску»). За прошедшие годы лукавый слуга не утратил обаяния и свежести звучания, а в тонкой нюансировке безусловно прибавил – образ получился многомерным и глубоким, несмотря на внешнюю игривость и браваду. Между моцартовскими номерами, составившими арку всей программы, Абдразаков показался в самой разной музыке: Бойто, Беллини, Бородин, Верди. Каждая ария убеждала стилистической достоверностью. Пожалуй, бородинский Игорь из всех взятых вершин оказался самым проникновенным и одновременно масштабным, по-особому личностно окрашенным.

Владислав Сулимский также блеснул в разном репертуаре: от утонченного бельканто (два номера из «Пуритан»), которое он, все более тяготеющий к драме, теперь поет не так часто, до своих коронных хитов-визиток, по которым его знают теперь уже повсеместно, – Эскамильо, Томский, Риголетто. Что было лучше, трудно сказать; все было представлено в гармоничном сочетании яркого артистизма и высочайшего уровня вокального мастерства. В отличие от Абдразакова, дарование Сулимского вызревало долго и весьма постепенно. Его работы начала века (например, в черняковском «Онегине», где он пел титульного героя в очередь с поляком Мариушем Квеченем, заметно ему уступая) сильного впечатления не оставляли. Тем интереснее было его более позднее преображение, когда талант певца расцвел невероятно, явив миру пение и технически безупречное, и эмоционально весомое.

Фото Евгений Евтюхов © Фонд Ильдара Абдразакова