Уже три года форум в Зальцбурге возглавляет Маркус Хинтерхойзер, выдающийся конструктор программ; будущим летом под его руководством фестиваль отпразднует столетие. Составляя афишу, Хинтерхойзер не ломает канонов, которые складывались десятилетиями, но мягко их реформирует. И уже третий год в одном ряду с обязательными блоками клавирабендов, лидерабендов, концертов Венского филармонического оркестра стоят два цикла «Время с…», посвященные выдающимся композиторам последнего столетия. В позапрошлом году это были Дмитрий Шостакович и Жерар Гризе, в прошлом – Галина Уствольская и Беат Фуррер, в нынешнем – Джордже Энеску и Паскаль Дюсапен. В историю музыки вписано имя Энеску – выдающегося скрипача, пианиста, дирижера, но Энеску-композитор в нашем восприятии обычно во втором ряду. Опера «Эдип», которую он считал делом своей жизни, и сегодня не слишком известна, хотя дирижер-постановщик зальцбургской версии Инго Мецмахер называет ее одной из величайших в ХХ веке.

Если «Время с Шостаковичем» выстроилось вокруг «Леди Макбет Мценского уезда» – общепризнанного шедевра, известного во множестве различных прочтений, то «Время с Энеску» – вокруг «Эдипа», оперы недооцененной и лишь в последнюю четверть века добравшейся до крупных европейских сцен. Возможно, Хинтерхойзер специально составил цикл так, чтобы «Эдип» оказался его несомненной кульминацией: у «Времени с Шостаковичем» были и другие вершины, равновеликие «Леди Макбет» (как минимум Седьмая симфония), у «Времени с Энеску» – только одна. Да, из его опусов в афише фестиваля не затерялись ни Октет для струнных, ни Фортепианный квинтет, но ни одного из симфонических произведений, по определению собирающих больше публики, не было.

Удивительно, что в Зальцбурге, где за 99 лет звучала, кажется, почти вся музыка на свете, до сих пор играли ровно четыре сочинения Энеску, из них лишь одно оркестровое: Румынская рапсодия №1 – искрометная, эффектная миниатюра, популярность которой не радовала и самого автора. Было бы естественно повторить ее теперь, но Хинтерхойзер мог принципиально отказаться от суперхита. У Энеску, правда, есть и сюиты, и симфонии (одну из них недавно исполнял в Москве Владимир Юровский), но цикл «Время с Энеску» оказался ограничен исключительно камерными произведениями. Они и стали основой программ таких музыкантов, как скрипачи Максим Венгеров, Рено Капюсон, Вильде Франг, Патриция Копачинская и альтистка Табеа Циммерман.

* * *

Концертштюк для альта и фортепиано Энеску – традиционная для конкурсов альтистов виртуозная пьеса: «Ее играют почти все альтисты, я сама выступала с ней в Женеве на своем самом первом международном конкурсе в 1982 году! – вспоминала Табеа Циммерман перед концертом. – Обычно я ее не играю, но с удовольствием согласилась, когда Маркус предложил построить вокруг нее программу из сочинений, написанных под влиянием народной музыки. Мы могли составить ее иначе, скажем, сюда подошел бы и Куртаг, но, увы, программа не резиновая». В итоге век XIX представляли сочинения Брамса и Иоахима, первую половину века ХХ – тот самый Концертштюк, вторую – сочинения Лигети и Берио: путешествие по музыке полутора столетий.

Право, жаль, что оно было так коротко: как хотелось бы, например, услышать целиком Сонату для альта соло Дьёрдя Лигети, посвященную Циммерман и написанную для нее, а не только ее первую часть, открывшую вечер. Впрочем, Лигети работал над сонатой долго, и некоторые ее части первоначально исполнялись как отдельные пьесы. К фольклору же из них имеет отношение только первая, Hora lungă, название которой отсылает к румынской народной песне – протяжной, отчасти импровизационной. Часть исполняется на одной-единственной струне и написана с использованием микрохроматики, но в исполнении Циммерман не это обращало на себя внимание: от своего альта она добивалась фантастического звука, напоминающего даже не виолончель, как часто бывает, но, скорее, духовой инструмент, чуть ли не саксофон. Семь минут абсолютного слушательского счастья.

Скорбный тон Лигети подхватили «Еврейские мелодии» Йозефа Иоахима (1853), созданные по мотивам одноименного цикла Байрона; за рояль сел Томас Хоппе, в прошлом постоянный партнер Ицхака Перлмана и Дороти Делэй. Впечатление о музыке как о добротной, но второстепенной, рассеялось ко второй части, где появилась поистине брамсовская тонкость. А «Еврейские мелодии» как целое поразили необычностью строения цикла из трех частей – без исключения медленных и печальных, почти без намека на мажор. Как ответ Иоахиму в завершение вечера прозвучала Альтовая соната № 2 Брамса, в которой отзвуки «Еврейских мелодий» слышались невооруженным ухом.

После Иоахима настало время гвоздя программы – эффектного Naturale Лучано Берио, потеснившего даже беспроигрышный виртуозный Концертштюк. Сочинение для альта, ударных и народного голоса в записи – поздняя версия другого произведения Берио, Voci для альта и двух инструментальных групп, носящего подзаголовок «Народные песни II». Но если собственно «Народные песни» Берио – цикл обработок подлинных народных (и нескольких авторских) песен для голоса и ансамбля, то в Voci и затем в Naturale фольклор выступает в первую очередь источником вдохновения. Альтовая партия звучит, вне всяких сомнений, как музыка второй половины ХХ века, но ее язык нисколько не кажется сложным – напротив, он захватывает своей свободой и не чужд вкраплений подлинных народных мелодий.

Однако в Naturale Берио идет дальше, чем в Voci: сократив партию альта примерно на треть, он делает полноправным участником ансамбля сицилийского певца, чей голос в свое время записал в Палермо. Фонограмма вступает лишь время от времени как некий зов свыше, как бы напоминая исполнителям, что они не одни: Табеа Циммерман и мультиперкуссионист Кристоф Зитцен взаимодействуют абсолютно свободно, как будто импровизируя – это позволяет и партия ударных, дающая исполнителю много свободы, и партия альта, где нет тактовых черт. «Это грандиозное сочинение, дающее альту невероятные возможности, – говорила Циммерман, – и я пытаюсь исполнять его, где только могу: непросто найти ударника, найти звукорежиссера, который отвечал бы за фонограмму, найти зал, где она прозвучала бы как следует, что возможно далеко не везде. Но Моцартеум для этого почти идеален!» И публика Моцартеума отвечала ей заслуженной овацией.

Зная Хинтерхойзера, можно предположить, что он не случайно поставил в программу фестиваля и Voci, дав возможность услышать два связанных друг с другом сочинения Берио в соседние дни. Voci исполнили Антуан Тамести – еще один из лучших современных альтистов – и Симфонический оркестр Венского радио под управлением Джонатана Нотта. Как и ударник в Naturale, оркестр здесь – равный партнер солиста, и сочинение можно было бы назвать концертом для оркестра с солирующим альтом. Глаза разбегались уже от расположения инструментов: две батареи ударных справа и слева, группа музыкантов в центре и еще одна – сзади, полукругом. Альт начал свой монолог в сопровождении ударных, но со вступлением оркестра право голоса получили и тромбон, и труба, и флейта-пикколо, словно напоминая о подзаголовке «Народные песни II». Лучшим моментом стала сольная каденция альта с неожиданным мажором. Так от посвящения Энеску ответвилось и мини-приношение Берио: подобными рифмами и ценен фестиваль.

* * *

Еще одной яркой страницей цикла «Время с Энеску» стал концерт Патриции Копачинской и Полины Лещенко, в основном построенный, как и у Циммерман, из сочинений, написанных под влиянием народной музыки. Программа наполовину повторяла ту, c которой еще мало кому известная Копачинская дебютировала в Зальцбурге 15 лет назад – тогда она тоже играла Равеля и Энеску, а также Вариации Кейджа и, что самое удивительное, Скрипичную сонату № 2 Фуртвенглера. Теперь оба отделения делились поровну между Энеску и Равелем, двумя выдающимися современниками, которых связывали и учеба у Форе, и совместные выступления, и обращения к фольклору, и многое другое.

Концерт открыл цикл «Впечатления детства» Энеску, написанный после поездки в его родное село Ливени в восточной Молдавии, сегодня носящее имя композитора: десять эпизодов, часто следующих друг за другом без перерыва, изображают сельский вечер глазами ребенка. В исполнении Копачинской и Лещенко были прекрасно слышны и игра уличного скрипача, и кукушка, и колыбельная, и сумерки, и ночной дождь. Следом прозвучала Соната Соль мажор Равеля, премьеру которой в свое время представили сам автор и не кто иной, как Энеску. Здесь Копачинская в который раз напомнила, что она великолепный не только музыкант, но и артист: знаменитый «Блюз», средняя часто сонаты, звучал с еще бòльшим драйвом, чем в записи Копачинской и Фазиля Сая, а вибрирующая скрипка в финале приближалась по звучанию к электрогитаре.

Ни эффектной «Цыганке» Равеля в финале, ни исполненной на бис пьесе Rag-Gidon-Time Канчели не удалось затмить лучший номер вечера – Скрипичную сонату № 3 Энеску. Обращение к румынской народной музыке позволило композитору создать сочинение с абсолютно новаторским подходом к партиям как скрипки, так и фортепиано. Здесь, наконец, стало окончательно ясно, какой у Копачинской сильный партнер: в первой части Полина Лещенко плела за фортепиано кружева такой тонкости, что захватывало дух. Хватает в Сонате и зажигательных румынских танцев, и отзвуков той же «Цыганки», но именно неспешные, негромкие, рапсодические эпизоды произвели наибольшее впечатление. В последние дни фестиваля Копачинская вернулась в Зальцбург, чтобы исполнить Скрипичный концерт Шёнберга с Берлинским филармоническим оркестром под управлением Кирилла Петренко.