Фестиваль вышел интернациональным и многостильным. Его участники представляли США, Францию, Польшу, Англию, Канаду и, конечно, Россию (если быть точными – Новосибирск). Здесь было все: от рэг-таймов и блюзов эпохи рождения джаза до так называемой новой импровизационной музыки, не вписывающейся уже ни в какие рамки. Восторженные иностранцы (а некоторые из них у нас не впервые и рады, по их признанию, возвращаться вновь и вновь) словно не верят ушам и глазам, наблюдая за отзывчивой публикой в переполненном зале, фотографируя зрителей со сцены и играя бисы один за другим.

Первый день фестиваля открывал его хедлайнер – барабанщик Ленни Уайт (США) с группой Present Tense. Представитель постмэйнстрима, он свободно переходит от стиля к стилю, разворачивая в каждой сыгранной композиции панорамы джаз-рока, хот- и фри-джаза, фанка, мягкого лаунжа и к концу уже какого-то джаз-трэша, предельно насыщенного, плотного, раскаленного до красна, как «железо» на установке самого Ленни Уайта. Он очевидно доминирует среди других участников - скорее, ментально, чем музыкально: он опытен, стабилен как последний из могикан времен бурных джазовых 60-х и 70-х. Он возвращается к теме, даже если она разогнана до скорости локомотива (как в «Dark moon» Д. Гилмора) или рассыпана множеством ошметков, сохраняясь на кончиках барабанных щеточек Уайта (в тихом «Посвящении»). Это настоящий интеллектуальный и принципиально не масскультный джаз, а элитарная его уже классика.

Второй концерт давали Энтони Стронг (Великобритания) и Биг-бэнд Владимира Толкачева (Новосибирск). Они определенно «сошлись» и стоят друг друга в своем великолепии: блестящие от кончиков лакированных туфель до раструбов начищенной меди, они демонстрируют яркое, эстрадное направление джаза, вызывая в памяти лучшие эпизоды фильмов о шикарных нью-йоркских клубах и джазовой лихорадке до-депрессивных времен Америки. Нервозно-галантный Энтони Стронг, дебютный альбом которого «Stepping Out» (2013) разместился на первых строчках американских джазовых чартов, поражает техничной, брызжущей бесконечными глиссандо игрой на рояле и проникновенным, с усиливающейся к концу концерта хрипотцой, голосом. Он исполняет вечнозеленые хиты (К. Портер, Ф. Синатра, Р. Чарльз) и собственные лирические песни в том же квази-хитовом стиле, удивляя порой бешеными бибоповыми темпами (например, в песенке «Cheek to cheek») и вышколенной непринужденностью. Биг-бэнд Толкачева, скучающий порой в этом самодостаточном пространстве Стронга (явно увлеченном рекламой своего альбома), конечно, выглядел не так ярко, как обычно, но по-настоящему «отрывался» в своих законных виртуозных соло.

Вечер первого дня завершало Трио Марека Якубовского (Польша), представляя совсем иное измерение джаза – спокойный easy-listening-стиль, такой уместный в обстановке холла (а именно холльное пространство было задействовано для самых поздних концертов фестиваля), вечерних нарядов и легкого алкоголя. Медитативно-магийная музыка трио (рояль, контрабас, ударные) напоминает порой сыгранные вживую композиции какой-нибудь электронной эмбиент-группы. Минималистичные фрагменты с их гармонической статикой в сочетании с предельным фактурно-ритмическим разнообразием неспешно доказывают ценность каждого момента времени и ставят в конечном итоге этакое смысловое многоточие.

Второй день начинался концертом коллектива The French All Stars – давних друзей Новосибирской филармонии. Собираясь разными составами, они уже в третий раз приезжают в наш город. Седовласый французский диксиленд (его лидеру Пуми Арно 87 лет!) из тех, про которых говорят: «Старый добрый диксиленд играет старую добрую традицию». Каждый из них время от времени становится ведущим концерта, каждый на своем месте: звонко-техничные трубачи, иронизирующий кларнет, непрошибаемый контрабас, поющий тромбонист (песенка «Ты знаешь, что значит скучать по Новому Орлеану» в его исполнении звучит просто, правдиво и так искренне!..). Их соло немногословны, звучание отточенно и негромко, но тем больше внутренних ресурсов задействовано через разнообразие игры на сурдинах, дудочке, вытащенной вдруг из-за пазухи, и микроансамблевых соединений.

Совсем иное – шумный, неуемный и слегка развязный «Сибирский диксиленд», который давал блистать, сам не уходя в тень, обладательнице «Грэмми» вокалистке Кэтрин Рассел (США). Спевшись с Кэтрин мгновенно, они делали веселое шоу с дефиле – на радость публике – по залу, шутливыми комментариями к популярным джазовым стандартам и самозабвенными пританцовываниями. Здесь много изощренных сольных импровизаций духовиков, бойкой битовой пульсации, фонтанирующих пассажей пианиста, но главное – того удивительного манерного пения в блюзовой традиции с ее особой вибрацией, разгоном внутри звука, глиссандированием, тончайшим детонированием и всеми теми манипуляциями, что делают пение черных певиц неподражаемым и неуловимым. Это чудо характеристично-театрализованной подачи Кэтрин Рассел демонстрировала, беря любимые не одним поколением джаза композиции (по принципу «зачем далеко ходить» звучали непременные «What a wonderful world», «Puttin' on the Ritz»), удовлетворяя тем самым запросы самых демократичных слоев слушателей.

Вечер второго дня снова завершался в просторном холле Большого зала им. А. Каца игрой Трио Джона Рони (Канада – Франция). В своих фьюжн-экспериментах его музыканты готовы отталкиваться от любых идей, будь то колокольная до-диез-минорная прелюдия Рахманинова, «Йога» Бьорк или «Испания» Чика Кориа. Расщепление материи и собирание ее вновь образуют длительные композиции, заводящие публику моторикой в духе техно-стиля. Из любого материала, как из ящика Пандоры, они достают пугающие возможности и вытягивают лавину неуправляемой энергии, подолгу готовя взрыв, в конечном итоге происходящий в вашем мозгу. «Стержень» трио – великолепный ударник Дэмиен Шмитт, безусловно эффектный внешне, но – что более важно - неординарный и революционный по сути.

На конец фестиваля был припасен еще один звездный (но, правду говоря, не совсем джазовый) персонаж – скрипач Найджел Кеннеди, показавший программу с участием Камерного оркестра Новосибирской филармонии и группой польских музыкантов. По признанию организаторов, присутствие Н. Кеннеди на «СибДжазФесте» раздвигало его стилистические рамки, образуя выигрышный замес классики, рока и, отчасти, этники (ирландские мотивы слышны у Найджела повсеместно, видимо, сказывается происхождение фамилии музыканта). Выступающий в одну часть концерта на раритетном мастеровом инструменте XVIII века, а вторую половину – на электроскрипке, он показал для начала свою экстравагантную трактовку барокко (скрипичный концерт Баха), бойко отстукивая метр кислотно-зелеными кроссовками. А дальше «прогулялся» и по темам джаз-мануша, и сочинениям «своего любимого автора» – Найджела Кеннеди (неоромантика-минималиста), дойдя, наконец, до рок-посвящений столь же любимому («космически прекрасному») Джимми Хендриксу. В какой-то момент сидящий на сцене оркестр показался анахронизмом, а академическая сцена, напротив, просто рожденной для хард-роковых концертов любой динамики с их нойз-звучаниями, доводящими до глухоты, ревущими басовыми рифами и барабанным крошевом. Однако на бисах Кеннеди вернул всех к тихим ирландским наигрышам, партите Баха и милой обработке песенки Фэтса Уоллера, доказывая в целом, что и Бах, и Дж. Хендрикс – одинаковая классика в наши дни, готовая меняться и менять нас.

Завершал все грандиозный джем-сейшн, собравший небывалое число музыкантов и любителей джаза. Было очевидно, что объединить в едином джеме все направления и коллективы невозможно. Логично джем распался на два блока: в первом играли более традиционные составы, выбирая стандарты и договариваясь о сольных импровизациях. Второй был отдан на откуп маргинальному Кеннеди, и здесь уже сложно было понять, куда «катится мир»: ярый панк-джаз, совсем уж безбашенный, сменялся этно-хаосом и бог знает еще чем, не имеющим пока четких определений.

SibJazzFest (кстати, самый успешный, по мнению организаторов, в плане зрительского внимания) закончился, и мы задаемся вопросом: каково его послевкусие, что дал он, чем удивил? Вспомнилась вдруг подернутая метафизикой приветственная речь министра культуры Новосибирской области В.И. Кузина. «Люди, далекие от биологии, – сказал Василий Иванович, – очень легко объяснят, чем человек отличается от насекомого: человек совершенно по-другому выглядит, обладает разумом и т.д. Тогда как биологу гораздо сложнее объяснить это различие: ведь многое в эмоциональном поведении, генетике у людей и насекомых совпадает! Вот и люди, мало знакомые с музыкой, четко разделяют классику и джаз. Тогда как знающие природу музыки люди говорят о множестве сходных свойств этих двух традиций. Например, импровизация. Совершенно очевидно, что она может быть в классике и не быть в джазе (все мы знаем о так называемых заготовках). И там, и там могут быть трактовки смелые, а могут быть совсем слабенькие. За что мы любим джаз? Здесь меньше трусливых трактовок, но больше смелости, куража и самоотдачи, с которыми музыкант бросается в стихию музыки, не думая, что из этого получится, но всегда рискуя совершить чудо!»