Интерес к форуму непривычно высок, и вот уже утонченная Наталья Багинская (концертирующая органистка, доцент консерватории) рассказывает неуемным интервьюерам, почем нынче органные трубы, легко ли, владея органом, водить машину, за чей счет юные органисты ездят на конкурсы, сколько их вообще в Новосибирске – представителей этого редкого органического семейства – и собственно инструментов, на которых они играют. Приглашенный из Австрии органист Гюнтер Рост убеждает в особом статусе органа в России: «король инструментов» у нас в стране «не отягчен» многовековыми связями с церковным искусством и разного рода «клише» с этим связанных, а значит, способен на большие новации и эксперименты и все больше популяризируется именно у нас. Научная конференция по проблемам раннеклассической музыки и лекции московского ученого Р.А. Насонова (кандидата искусствоведения, доцента кафедры истории зарубежной музыки Московской консерватории) привлекают внимание не только консерваторских музыковедов, но и исполнителей-практиков, и гостей из других вузов города. Однозначно, формат форума с его новомодной идеей интеграции оказался удачным.
Концертная программа затрагивала различные ипостаси органной культуры. Первый концерт «Из истории органных регистров» знакомил с тембрами органа, историей их появления, демонстрировал редчайшие инструменты, которыми владеют музыканты ансамбля старинной музыки Insula Magica под руководством Аркадия Бурханова. На втором концерте играли ученики органного класса Н. Багинской, прошедшие двухдневный мастер-класс Г. Роста. Юные органисты, обучающиеся в колледже консерватории по уникальной системе (орган как специальность ведется здесь с первого класса, то есть с 6 лет), и студенты представили яркую программу, охватывающую разные стили (от барокко до современной музыки) и различные жанры органной музыки (от хоральных прелюдий Баха до монументальных полотен Регера и Дюпре). Наконец, завершал все проходивший в переполненном зале концерт Гюнтера Роста, в котором он поражал яркой игрой сочинений Баха (в том числе транкрипции французской сюиты), вольным Мендельсоном и уж очень концептуальным Вьерном.
Безусловно, центральная фигура форума – блистательный Гюнер Рост. Тот самый, кто уже в 16 лет исполнил в цикле концертов всю органную музыку И.С. Баха. Тот самый, кто записал на пяти дисках все сочинения Петера Эбена (который, кстати, сам выбрал Роста в качестве лучшего органиста для исполнения своей музыки), а в возрасте 27 лет получил должность профессора класса органа в Университете музыки и драматического искусства в Граце (Австрия). В Новосибирск Г. Рост приехал впервые, однако творческое сотрудничество между органистами Граца и Новосибирска налажено давно: вот уже несколько лет студенты Натальи Багинской и она сама посещают летние стажировки в университете Граца и выступают с концертами в тамошнем кафедральном соборе. Концерты и мастер-классы в Новосибирске давал профессор Й. Труммер, который до недавнего времени возглавлял органный факультет все того же Университета музыки и танца.
Гюнтер Рост… Он целен, рефлексивен, сложен. Отсюда – предельное внимание к любым нюансам музыкальных событий, психическим особенностям восприятия звука. Любовь к длинным линиям с внутренним декрещендо, ритмическим конфликтам, тембровым перипетиям, несинхронности голосов. Напротив, неприязнь к мерной акцентности, слишком ясным границам, резким переключениям внутри единого музыкального пространства, монотембровости органа (он даже называет этот инструмент «бедным» по сравнению со скрипкой или голосом, ведь с органным звуком так мало можно сделать…). Кажется, иногда, что Г. Рост требует почти невозможного: делать на одном мануале разную динамику и достигать эффекта разных голосов и тембров, хитро проделывая это на рядом стоящем рояле. Однако, и сев за орган, он совершает эти чудеса, и оказывается, что невозможное возможно. Орган звучит, как арфа, как импрессионистское фортепиано или группа шумовых инструментов. Рост часто цитирует сходные приемы и фигуры из оркестровых, хоровых, оперных сочинений, заставляя менять представление об органе и достигать эффектов из «других музык» («если кто-то думает, что есть органная музыка отдельно, то он очень не прав: есть МУЗЫКА с ее общими законами и информацией!»). Он много, по-разному формулируя, говорит о преодолении математики в музыке, о формальности сеток и цифр. Просто дуоль требует большего, чем триоль; четыре одинаковых ноты никогда не будут одинаковыми. Математики в природе нет, а если и есть, то, скорее, метафизическая геометрия с ее объемностью и сложностью фигур. Рост показывает автономную, по своим законам развивающуюся жизнь мотивов; жизнь, которую нельзя подогнать под доли – иначе это будет мимо их внутренней логики и музыки. Он объясняет термин «детакт» в противовес пресловутому «такту», за которым все так гоняются. «Вы должны словно «переиграть» такт, обходя его формальные границы, – рекомендует Рост. – Это звучит хорошо и интеллигентно». Или: «Мы так цепляемся за метр, – удивляется он, – как будто за палочку при ходьбе. Но как быть, если вам надо бежать? Как танцуют в балете, почти не касаясь пола, но выглядит это прекрасно…». Или: «Если вы здороваетесь, а вам не отвечают, разве будете вы повторять приветствие с той же интонацией? Нет! Вы будете говорить это по-другому, более интенсивно и с другим посылом». Для Роста важно проникнуть в психологию, характер исполнителя (ученика, стажера) и только после рассчитывать на успешный с ним диалог. А потому его занятия с каждым – долгое, подробное; он разыгрывает урок как интеллектуальный спектакль, многое изображая буквально собой – пальцами, жестами, пластикой. Наконец, он признается, что еще неизвестно, кто больше учится в процессе: учитель или ученик?
В своей игре Гюнтер Рост необычно волен в трактовках самой «утвержденной» классики (Бах, Мендельсон), колористичен, свободен в темпах, изысканно артистичен – во всем этом пробивается французскость манер, заложенных его великим педагогом (Мари-Клер Ален). Он признается, что готов менять интерпретационные традиции, чтобы делать орган ближе современному слушателю. К слову, Рост занимается этой проблемой в университете Граца: делать орган доступнее, в том числе для обучения детей при помощи цифровых – компьютерных – технологий. Мы бросаемся к нему с самыми сокровенными вопросами, потому что он располагает к себе с первого момента – своей вдумчивостью, тонкостью мысли и какой-то предельной, неформальной ответственностью.
– Гюнтер, многие пианисты и даже органисты считают, что прийти к органу можно только после хорошей фортепианной школы. Вроде как сначала научись играть на фортепиано, а потом уже иди на орган. Когда им говоришь, что вашему пианино 200 лет, а органу в разы больше, они начинают нервничать. Какое у вас отношение к фортепиано и можно ли стать органистом без пианино в наши дни?
– Да! Пианино остается этаким «грамотным» инструментом, на котором можно много чему научиться. Но ведь, например, не нужно обязательно постигать игру на скрипке, если вы хотите играть на альте: можно сразу на нем и учиться. Это своего рода вопрос эмансипации инструментов... Мне было четыре года, когда я начал играть на фортепиано, и восемь, когда наинал на органе.
– Со времен Сократа многие профессионалы переживают: чем больше я знаю, тем больше понимаю, что ничего не знаю. Чувствуете ли вы иногда волнение оттого, как много музыки вы еще не открыли для себя?
– Это абсолютно так!
– Бывало ли такое, что сыграть какоелибо сочинение совершенно, идеально вам помогло созерцание какоголибо произведения искусства, чтение литературы, какието иные «каналы»?
– Буквально на прошлой неделе мне попалась статья по атомной физике. Она не содержала формулы, это был непрофессиональный текст для публики. И вот как бывает в атомной физике: когда мы доходим до самых предельных уровней мельчайшей организации Вселенной, то мы обнаруживаем, что там ничего уже нет, что-то существует там за счет каких-то волн, энергий. Это тот уровень, когда соотношение частиц мистериально, на уровне идеи… Так и в музыке, когда я пытаюсь найти какое-то место, в котором надо достичь «точки», часто оказывается, что это не какая-то конкретная точка, она не там, где автор это указал. Это скрыто где-то между нотами…
– Большинство из нас, когда учится в своих университетах, консерваториях и академиях, жалуется на трудности, на то, что мало времени, на неправильных педагогов. А через некоторое время все понимают, что это было лучшее время в их жизни и что они были счастливы именно тогда. Расскажите, как учились вы, какие ваши самые светлые воспоминания об учебе, а какие не самые хорошие?
– Я выбирал музыку как предмет изучения потому, что отчетливо понимал, что благо будет именно в том результате, который я получу. Это хорошая сторона моей учебы. Сейчас, когда я оглядываюсь назад, я понимаю, что было много «темного» тогда: я не был свободен, мне нечем было дышать иногда, я не мог задавать какие-то вопросы. Это был довольно старый подход. Мне говорили: «Вот этот фрагмент надо играть так, как я тебе говорю». Но, может быть, хорошим в той несвободе было то, что я пытался вырваться из нее. Сложно сказать…
– Чувствуете ли вы когда-нибудь потребность в учителе? В человеке, который бы посоветовал, как лучше?
– Конечно, мне хочется, чтобы был такой человек, который сказал бы: «Вот оно, решение, и если ты это сделаешь так, то все от этого решения выиграют». Но такого нет. Вообще большая опасность человека, занимающегося музыкой, заключается в том, что он неизбежно теряет свою, так скажем, «толстую шкуру», – ему просто необходимо быть очень чувствительным. И все больше и больше вопросов приходят к вам со временем, а ответов – все меньше и меньше…
Поделиться:
