Имя Даниила Трифонова сейчас, пожалуй, самое звучное среди имен молодых пианистов. О нем, 20-летнем русском студенте американского Кливлендского института музыки, ранее окончившем МССМШ им. Гнесиных, впервые широко заговорили в октябре прошлого года - тогда Даниил взял третью премию на XVI Конкурсе пианистов имени Ф.Шопена в Варшаве. Затем внимание к музыканту усилилось победой на XIII Конкурсе пианистов имени А.Рубинштейна в Тель-Авиве и, наконец, триумфом на XIV Международном конкурсе имени П.Чайковского, где Даниилу присудили и первую премию, и Гран-при, и приз зрительских симпатий.
Даниил Трифонов: «В ПРОФЕССИИ МУЗЫКАНТА ЕСТЬ НЕЧТО МАГИЧЕСКОЕ»
Имя Даниила Трифонова сейчас, пожалуй, самое звучное среди имен молодых пианистов. О нем, 20-летнем русском студенте американского Кливлендского института музыки, ранее окончившем МССМШ им. Гнесиных, впервые широко заговорили в октябре прошлого года - тогда Даниил взял третью премию на XVI Конкурсе пианистов имени Ф.Шопена в Варшаве. Затем внимание к музыканту усилилось победой на XIII Конкурсе пианистов имени А.Рубинштейна в Тель-Авиве и, наконец, триумфом на XIV Международном конкурсе имени П.Чайковского, где Даниилу присудили и первую премию, и Гран-при, и приз зрительских симпатий.
О том, какова сегодня жизнь талантливого исполнителя, которую не могли не изменить престижные конкурсы, прошедшие в течение 8 месяцев одного года, корреспондентка «Играем с начала» беседовала с Даниилом Трифоновым после его великолепного августовского выступления в Москве.
- Даниил, как известно, конкурс и его победители всегда связаны взаимными обязательствами. Какие обязательства и на какой срок берет перед вами оргкомитет Конкурса Чайковского и, соответственно, с кем, где и когда вы обязуетесь выступить в качестве его победителя?
- На самом деле, ситуация несколько более гибкая. Насколько известно, три агентства занимаются победителями этого конкурса. В Азии это «Japan Arts», в Европе это «Intermusica», в Америке - «Opus 3». С этими компаниями подписаны контракты о сотрудничестве и вот сейчас уже проведена работа над графиком. Изначально мне было предложено очень большое количество концертов - некоторые пришлось переносить на следующий сезон, а у некоторых менять дату, так как у меня сохраняются еще ангажементы от конкурсов имени Рубинштейна и Шопена. Я считаю, что в 20 лет слишком много концертировать довольно опасно: в таком случае фактически не будет возможности учить новый репертуар. К тому же я еще студент и, составляя концертный график, должен был позаботиться о том, чтобы было время на учебу. В итоге на этот год, с августа по август, у меня запланировано около 80 концертов, и большая их часть организована названными агентствами. Есть предложения и от конкретных концертных залов, но все они согласовываются с этими тремя агентствами, а также с генеральным менеджером, работающим со мной уже несколько лет.
- Какая предполагается география выступлений?
- Россия, США, Южная Америка, Япония, Китай, несколько европейских стран – Польша, Германия, Франция, Италия, Дания, Швейцария, Великобритания и другие.
- Какие новые программы или новые произведения планируете подготовить?
- Уже на первую часть сезона сольная программа частично обновлена Шубертом и Шуманом в обработке Листа и некоторыми произведениями Шопена. Но абсолютно новая программа появится к зиме. В ней будет, например, Соната B-dur Шуберта, будет Дебюсси, будет новый для меня 10-й опус Шопена (на конкурсе я играл вторые 12 этюдов и вот хочу выучить первые 12, чтобы у меня был полный этюдный цикл). Готовлю также Рахманинова - Рапсодию на тему Паганини, а в более дальних планах - Третий концерт.
- Какой из трех конкурсов одного года (если считать от осени до осени) - имени Шопена, Рубинштейна или Чайковского - был самым трудным для вас?
- Для пианистов все эти три конкурса входят в число наиболее ценимых, если можно так сказать, и сложных в мире по уровню требований. Лично для меня сложность Конкурса Шопена была, прежде всего, в том, что надо было играть только Шопена: часа три, может быть, даже больше, музыки исключительно Шопена. Четыре тура. Год до конкурса практически целиком пришлось посвятить Шопену. В чем-то это, конечно, хорошо, потому что такая концентрированность дает тебе большой рост в мире конкретного композитора. Я когда-то участвовал в Конкурсе Скрябина в Москве, на котором также надо было играть большое количество произведений Скрябина. Это очень помогло мне понять композитора и заново в него влюбиться.
Конкурс Рубинштейна усложнен по сравнению с другими тем, что на нем надо играть и камерно-ансамблевую музыку, причем выносить на сцену произведение буквально с одной репетиции. В моем случае это был Квинтет Шумана – благо в струнном квартете играли прекрасные музыканты.
А Конкурс Чайковского, конечно, невероятно сложен по своим репертуарным задачам. Взять, хотя бы, финал, где надо сыграть два концерта, а перед этим, во второй части второго тура, еще один концерт – Моцарта. К тому же сложность часто увеличивает некая особая личная ответственность, и для меня она заключалась в данном случае в том, что Конкурс Чайковского проходил в родном для меня городе. Я родился в Нижнем Новгороде, но с уже 9 лет жил в Подмосковье и учился в Москве, где меня очень многие к моменту конкурса знали. Играть «в родных стенах» - это дополнительная ответственность.
- Кому вы более всего обязаны своими успехами?
- Конечно, огромную роль в воспитании меня как музыканта сыграли мои педагоги – Татьяна Абрамовна Зеликман в Москве и Сергей Бабаян, у которого я учусь в Кливленде. Я благодарен Татьяне Абрамовне за ту школу, которую она дала мне (и не только мне – много замечательных пианистов вышло из класса Татьяны Абрамовны). И вот уже два года я учусь у Сергея Бабаяна, и мне тоже невероятно интересно.
Татьяна Абрамовна и Сергей Бабаян - это, по сути, единая нейгаузовская школа. Они оба учились у учеников Генриха Нейгауза. Татьяна Абрамовна у Теодора Гутмана, а Сергей Бабаян у Льва Наумова и Веры Васильевны Горностаевой. И я стараюсь комбинировать то замечательное, что мне дала Татьяна Абрамовна Зеликман, и то новое, что я получил от Сергея Бабаяна. На меня очень повлияли мои педагоги и в том плане, что предлагали мне слушать огромное количество разных записей. Еще учеником Татьяны Абрамовны я переслушал Владимира Софроницкого, Сергея Рахманинова, Альфреда Корто, Игнаца Фридмана, Дину Липати и многих других выдающихся пианистов. Уверен, что это сильно помогает в развитии – слушать записи великих исполнителей, воспринимать разные точки зрения на одни и те же произведения.
- Даниил, а что представляет собой Кливлендский институт музыки?
- Это не самое старое учебное заведение США (институт был основан в 1920-м году), здание, в котором мы учимся, построено в 60-х. Там замечательные «стейнвеи». Студентам с полной стипендией (то есть покрывающей стоимость обучения) институт безвозмездно предоставляет на все время обучения рояль. Вот у меня, например, полная стипендия, и у меня на квартире в Кливленде стоит институтский «стейнвей». В институте огромная библиотека – с большим количеством нот и музыкальных записей. Отличная композиторская комната, где установлено современное музыкальное оборудование для поисков любых красок, любых звуков. Есть концертные залы - в общем, все условия.
Сначала я учился на бакалавриате, и мне приходилось изучать немало предметов общеобразовательного характера. Но довольно скоро я поменял программу обучения. Дело в том, что бакалавриат не предполагает пропусков занятий, то есть надо обязательно ходить на занятия в институт. Но я поехал на Конкурс Шопена – а конкурс был очень длинный, шел практически месяц, после чего у меня был еще месяц гастролей, - и вернулся в институт только через два месяца. Стало ясно, что на бакалавриате я продержаться не смогу, и перешел на программу, которая специально создана для музыкантов, ведущих концертную жизнь, - с гибким графиком и меньшим количеством предметов.
- Не трудно ли вам учиться на английском языке?
- Вначале, когда я говорил по-английски лишь немножко, мне пришлось заниматься на дополнительных курсах английского языка. Но по прошествии уже первого полугодия я смог сдать тест по английскому, очень сложный экзамен. Сейчас с английским проблем нет.
- На каком курсе вы учитесь?
- Пошел третий год из положенных четырех лет. Не знаю, продолжу я потом обучение или нет – у меня пока нет точных планов.
- Вы уже решили, останетесь ли в США или вернетесь в Россию по окончании учебы?
- Мне сейчас сложно судить о том, как все будет развиваться. Вот пройдет этот сезон – тогда что-то станет яснее. А в течение года у меня будет равно мало времени для постоянного пребывания и в США, и в России, потому что установленный концертный график просто не позволит привязать себя сколько-нибудь надолго к одному месту, придется почти все время только переезжать с концерта на концерт.
- Скажите, ваши сегодняшние достижения - являются ли они осуществленной давней мечтой?
- Я, безусловно, очень мечтал выступить на этих трех конкурсах – Шопена, Рубинштейна и Чайковского.
- Выступить или победить?
- Быть честным по отношению к той музыке, которую я буду исполнять - вот так я бы сказал. Сейчас мои мечты связаны с новыми репертуарными замыслами: я скоро выучу все этюды Шопена и хотел бы их записать через год или, может быть, даже раньше. Я буду учить произведения, с миром которых раньше мало сталкивался: поздние сонаты Бетховена, уже упоминавшаяся Соната B-dur Шуберта. Новые произведения - это творческий рост, которому все время нужно уделять внимание, чтобы мечты сбывались.
- Вы быстро учите наизусть?
- Чисто выучить ноты можно за полторы недели. Но это еще не означает окончание работы над произведением. Эта работа - безлимитный по времени процесс, который не останавливается и влечет изменения в исполнении, более глубокое осмысление музыки.
- Когда я слушала, как вы играете Шопена, я невольно думала о том, откуда в вас такая зрелость души? От чего вы отталкиваетесь, где собираете богатства вашей исполнительской палитры?
- Это сфера такая, я бы сказал, мистическая, конечно духовная и неоднозначная. Во-первых, все уже заложено в музыке, я ничего специально не добавляю, не «выжимаю» какое-то особое вдохновение. Для меня самое оптимальное состояние на сцене - абстрагироваться от всего внешнего и как бы раствориться в музыке, отдать ей все свои мысли, чтобы музыка просто повела меня за собой. Пианист, мне кажется, должен выступать в роли передатчика, должен тонко чувствовать и чутко реагировать на музыку, «передавая» ее залу. Я считаю, что в профессии музыканта есть нечто магическое. Мне, например, бывают по-настоящему интересны только те концерты, на которых я чувствую себя завороженным, где мне удается ощутить нечто чудесное, приобщиться к некоему таинству исполнения. И я сам стараюсь двигаться по пути приближения к этому идеалу.
- Все же хочется вернуться к Шопену. Что вам помогло так глубоко почувствовать этого композитора?
- Оперы Моцарта. Как известно, Моцарт был одним из любимейших композиторов Шопена, и в Шопене, особенно в его ранних работах, можно почувствовать присутствие Моцарта – не в прямом, конечно, смысле, а скорее как музы. Когда я готовился к Конкурсу Шопена, где-то за год до того, как на нем выступил, я слушал очень много вокальных произведений Моцарта, и думаю, это помогло мне ближе понять природу шопеновского звука. Самое главное при изучении любого композитора – изучить природу именно его звука, понять, как сам композитор мог бы сыграть свою музыку, каким туше и так далее. Вообще, очень помогает прием, к которому я иногда прибегаю. Я прошу своих друзей в Кливленде сделать вокальную версию какого-нибудь фортепианного произведения - шопеновского ноктюрна, например. А потом надо просто взять и исполнить его с певцом. Это невероятно помогает понять интонационную природу инструментального сочинения. То же можно сделать, скажем, с фортепианными миниатюрами Чайковского. Есть потрясающие вокальные версии «Сентиментального вальса». Не надо ограничиваться звуком рояля как базовым, надо стараться расширить звук за пределы возможностей фортепиано.
- Есть ли у вас занятия и мечты, не связанные с музыкой?
- Чтение книг, просмотр серьезных фильмов, наслаждение природой, новыми для меня прекрасными городами, общение с интересными людьми. Существуют, конечно, интересы, вовсе не связанные ни с каким из искусств: например, посмотреть по телевизору футбольный матч. Но на это практически не остается времени. Это, знаете, как самое последнее хобби.
- Считаете ли вы нужным хотя бы минимально заниматься спортом, чтобы следить за своей физической формой?
- Если есть возможность поплавать – я обязательно плаваю, бегаю. В принципе, сейчас забота о здоровье для меня важна, ведь мне предстоит сложный сезон. Вообще, я считаю, это очень помогает на сцене – чувствовать себя не только морально, но и физически здоровым. Скажем, перед выступлением важно выспаться. И если есть возможность немножко поспать непосредственно перед выходом на сцену, надо обязательно это сделать. Морально и физически здоровый человек минут за 40 до концерта может спокойно вздремнуть полчасика в артистической комнате, а потом, когда кто-нибудь разбудит его минут за 10 до начала, быстренько одеться и выйти к роялю. Я так несколько раз пробовал – это путь к уменьшению волнения, это невероятно восстанавливает твои силы и совершенно по-новому тебя заряжает.
- Какой необычный совет! Спасибо, Даниил.
Поделиться: