Созданные по заказу сразу нескольких европейских фестивалей «Три истории» (1998–2002) основаны на исторических событиях, отражающих суть самого трагического столетия в истории человечества. Композитор расценил его как эпоху техногенных катастроф («Гинденбург»), глобальной геополитики («Бикини») и самонадеянного прорыва в области генной инженерии («Долли»). Великий XX век Райх воспринял как итог длинного, ведущего к гибельной пропасти пути от начала времен (неслучайно сочинение наполнено цитатами из Библии) до наших дней, когда древо познания модифицируется в гигантский ядерный гриб. Опера решена как хроника: у нее нет литературного источника, ее тексты – осколки интервью людей, оставшихся после гибели дирижабля «Гинденбург» в 1937-м, а еще – военных, бомбивших райский остров Бикини, исчезнувший в ходе ядерных испытаний США с 1952-го по 1954-й, и ученых, сделавших овечку-клона Долли (1997), работающих над искусственным интеллектом. В основе лежит слово, не тронутое пером либреттиста, – объективное и не претендующее на авторское самовыражение, лирические спекуляции и морализаторство. Вместо арий зазвучали интервью, место сценического действия заняли фото– и видеоколлажи. Потому на экране – обгоревший металлический скелет еще недавно эффектно, со свастикой на борту, проплывавшего над крышами соборов дирижабля «Гинденбург». А еще – грустные кадры вывозимых со своей родины островитян и физически неприятное внедрение иглы в беззащитное нутро живой клетки и растерянные взгляды фанатиков от науки.

Несмотря на силу воздействия видеоряда, самое главное здесь все же музыка. Аудиоряд Стива Райха складывается из сложного полифонийного взаимодействия живого звучания камерного ансамбля (10 инструментов и 5 вокалистов) и неживых, высокотехнично обработанных семплов, состоящих из шумов, фраз героев исторических репортажей. Два начала – «человеческое» и «компьютерное» – сосуществуют здесь в диалоге и борьбе. В этой музыке – холодные диссонантные каноны в безвибратной средневековой манере – то ли хоралы, то ли плачи; замедленные семплы реплик (прием slow motion sound), резкие стоп-кадры (stop action sound); непреодолимое милитари-остинато ударных (две установки и два вибрафона). Именно ударные – пульс всей оперы, ее метафизика, концептуальный закон, что не случайно, ведь С. Райх – композитор, перкуссионист и по первому образованию философ. Над всем – ритмичный стиль псалмодирования молитв и текстов Торы (т.н. иудейских кантилляций), основополагающих для творчества Райха.

До нынешней премьеры опера Райха исполнялась всего двумя коллективами: ансамблем самого С. Райха и интернациональной командой Ensemble modern. Исполнителем оперы в Новосибирске стал ансамбль солистов «Лаборатории новой музыки» Новосибирской консерватории, а дирижером – его руководитель Сергей Шебалин.

– Сергей, как проходили переговоры с Райхом, какова была его реакция на постановку оперы в Сибири?

– Стив Райх шел с нами на контакт, он очень позитивен, что видно по его видеообращению к сибирским слушателям. Конечно, все разговоры по техрайдеру мы вели уже с лондонским агентством, владеющим правами на постановки райховских произведений. А, кстати, Берил Корот сделала версию видеоряда специально для Новосибирска. В личном разговоре она сказала: «Мне хочется кое-что переделать», – и она осуществила эту переделку. Зная, как это было изначально, я увидел изменения. В музыке это называется новой версией, или новой редакцией. Так что «Три истории» – это очень живая материя во всех смыслах.

– «Три истории» – сочинение мультимедийное. Какие задачи оно ставит перед исполнителями?

– Такой проект сложен в исполнении: видеоряд оперы секунда в секунду связан с тем, что должны делать музыканты на сцене. Для начала важно собрать команду, которая не будет два часа настраивать микрофон или звук в наушнике. Но даже не это главное. Сам композитор, обращаясь к документальному искусству, к первоисточнику, нетрадиционно для нашего времени ограничивает собственное я, свое авторство. Этой концепции должны следовать и музыканты, которым я так и говорил: «Мы, как швейцарские часы, должны быть максимально слаженны, чтобы библейский текст бил по мозгам». Наша сила не в тихости или громкости, а в абсолютном единении видео, слова и звука, музыки. Когда эти компоненты существуют слаженно, только тогда это начинает психологически воздействовать (как, кстати, и в классической музыке: если оркестр фортиссимо сыграет не вместе – прозвучит просто форте). В общем эта музыка, в которой на первом месте не «я», а действительность, какова она есть. Потому мы лишаемся в какой-то степени индивидуальности, но приобретаем гораздо больше в этом совместном действе, в ритуальности, когда 2+2=222, а не 4. Это сложность, но это специфика, запрограммированная композитором. Тогда эта музыка введет вас в особое состояние транса. Мне было важно ввести в него музыкантов.

– В своем вступительном слове второй руководитель «Лаборатории новой музыки», Елена Рудзей сказала: «Я не желаю вам приятного просмотра», – намекая на трагизм «Трех историй» и их непростой смысл. А каково исполнять и дирижировать такой музыкой?

– У меня еще не было такой тяжелой партитуры, требующей столь больших затрат энергии. Эта опера – ритм. Райх увидел ее как единую ритмическую формулу, ее можно назвать паттерном. Это надо воспринять как единый коллективный танец, движение. Задача ансамблирования здесь – войти в прострацию ритуального действа, инерцию потока, преодолеть «стены». Только тогда эта музыка начинает и смыслово, и психологически работать. Здесь колоссально проявляет себя категория времени, как и в музыке барокко. Важно понимать, что мы еще «в начале». Я очень рад тому составу, который у нас сейчас сложился: мы друг другу доверяем, друг друга уважаем, что бесценно. Наш коллектив обретает «жилы», которые готовы работать сколько угодно, терпеть сложности. Исполнительское качество должно сейчас только возрастать.

– Каково это быть первым, кто исполняет новое сочинение?

– Здесь существенно другое. Материал настолько новый, что важно было преодолеть границу дискомфорта и его непонимания. Это как у танцовщиков: идет разучивание связки, сначала ты думаешь, куда должна пойти рука, нога. Ты становишься в новую парадигму, в которой есть что-то естественное, а есть то, что нужно преодолеть. И первые репетиции в этом смысле были очень напряженными. А потом ты перестаешь думать. Пазлы в голове складываются.  И случается магия ритма. Это становится наркотиком (сейчас музыканты говорят мне: «А как мы будем теперь без этой музыки?»). Мы вышли в такое пространство, когда коллектив способен транслировать энергетику, заложенную Райхом.

– Анонсы гласили о том, что композитор дал добро на единственный показ своей видеооперы в России. Неужели новосибирская постановка останется уникальной?

– К счастью, нет. Новосибирск – это начало большого проекта. Есть договоренности с Сургутом, Ханты-Мансийском, Челябинском, Екатеринбургом, Москвой. И как музыкант, и как руководитель я радуюсь, что проект набирает обороты. Состоявшаяся премьера подтвердила мои ощущения: эта музыка не проходит «по касательной», она имеет мощное воздействие. вводит в транс, человек приходит на эту постановку одним, а уходит другим. И важно, чтобы это коснулось слушателей других городов. Наш ансамбль ждут, предложения поступают. Камерную музыку Райха исполняют многие, а партитуры такого сложного технического порядка и такой ансамблевой координации боятся. Здесь нужны «ломка», смелость, гораздо больше времени, чем обычно требуется на что-то новое. Здесь надо думать, чувствовать и вкладывать ровно столько, сколько надо, не оборачиваясь на концертный план. Мы имеем это счастье: быть вольными в том, чем хотим заниматься, делать то, что меняет нас и окружающих людей. Я рад, что это резонирует не только с нами. Никогда бы не подумал, что встречу единомышленников, готовых загореться этим материалом. Эта «воронка» закрутила многих людей в Новосибирске.

– Традиционно ваш фестиваль представляет необычные проекты. Что ожидает столицу Сибири в будущем?

– Заглядывать далеко пока не будем, идей много. Готовимся к выдающемуся событию в культурной жизни не только нашего города, но и страны в целом, – российской премьере «Страстей по Марку» И.С. Баха, реконструкцию которых – седьмую в общем числе реконструкций Markus-Passion – осуществил Йорн Бойзен (он приедет в Новосибирск заниматься постановкой). Сейчас, по прошествии пяти лет работы «Лаборатории новой музыки» и фестиваля «Сибирские сезоны», мне кажется: все то, что было, это наш путь к Баху, который прозвучит 26 ноября на закрытии фестиваля современной музыки «Сибирские сезоны – 2015».