Имя этого монгольского баритона впервые прогремело у нас на 24-м Конкурсе Глинки в 2011 году, который он выиграл. 2014-й принес ему победу уже на Конкурсе Магомаева – вновь в Москве, а на следующий год Ганбаатар стал триумфатором XV Конкурса Чайковского, взяв и первую премию, и Гран-при. Прошлой осенью Москва вновь встретилась с искусством монгольского певца: на фестиваль «Видеть музыку» Бурятский театр оперы и балета привез вердиевский «Бал-маскарад», где Ганбаатар – солист труппы с 2014 года – блистательно исполнил партию Ренато. В свои тридцать лет Ганбаатар уже является заслуженным артистом Бурятии и родной Монголии.

Феномен монгольских вокалистов – явление последних лет, которое справедливо отмечает, например, ведущий вокальный педагог России Дмитрий Вдовин: мощные, роскошные голоса – главным образом низкие мужские, прекрасно справляющиеся с фонетическими трудностями европейских языков и стилевыми особенностями бельканто, вдруг стали ярко блистать на международных конкурсах, уверенно беря призовые места. Голос Ариунбаатара Ганбаатара – один из таких, быть может, самый уже известный, ибо резонанс его победы на Конкурсе Чайковского был оглушительным. Сегодня артист прочно обосновался в России – помимо работы в Улан-Удэ, он также выступает на сцене Мариинского театра (партии Эскамильо и Скарпиа).

Но если оперные достижения Ганбаатара уже, в общем-то, хорошо у нас известны, то камерный рецитал – это своего рода сюрприз, если не вызов. Богатый и сильный, яркий, словно степное азиатское солнце, голос менее всего ассоциируется с тонкостями камерной звукописи. Сокрушающий звуковой напор, жирный, сочный звук, победное взятие верхних нот – все эти «добродетели» уместны в оперном зале, но могут показаться избыточными в обстановке диалога с роялем в скромном пространстве камерной сцены.

В целом эти ожидания и опасения подтвердились на концерте в МЗК. Романсовую лирику – что русскую (Чайковский, Рахманинов), что западную (Форе, Массне, Шуберт, Григ) – Ганбаатар пока исполняет предельно плакатно, с оперной экзальтацией, ничуть не стремясь укротить децибелы своего исполинского «инструмента». Пять романсов Чайковского были похожи один на другой, как близнецы-братья, и все вместе – на арию Елецкого, исполненную вслед за ними, и по своему взвинченному настрою образ был ближе к ревнивому дону Хозе, нежели благородному русскому князю. Неоспоримое богатство тембра монгольского певца соседствует с бедностью нюансировки, динамическим однообразием, похоже, искренним увлечением звучностью и своего рода самолюбованием, главный мотив которого – поразить щедростью вокального дарования.

При этом нельзя сказать, что Ганбаатар вовсе не владеет нюансовой палитрой. В рахманиновском «В молчаньи ночи тайной» финальное ре было спето нежно, мягко и тихо; определенная сдержанность была и в «Пробуждении» Форе, что сделало этот номер лучшим из камерных (не считая Eri tu из «Бала-маскарада») в европейском отделении. Однако на сегодняшний момент это, скорее, исключения, подтверждающие общее наблюдение: громкое пение монгольский баритон явно предпочитает. А это способно сослужить плохую службу даже такому выносливому голосу, как голос Ганбаатара: уже всего лишь в четвертом по счету номере концерта («Нет, только тот, кто знал» Чайковского) пережим и утяжеление заставило гортань подпрыгнуть повыше, и верхняя нота чуть не обернулась киксом.

Исполнение на иностранных языках – тоже пока не сильная сторона певца. Даже его русский весьма небезупречен (притом что в Монголии это до сих пор фактически второй язык, по крайней мере, у образованной части общества): в давно выученном Елецком он гораздо лучше, в романсах – сильно хуже. Но по-настоящему удручают его французский и немецкий. Лучше всего звучит итальянский – и в оперных ариях, и в неаполитанских песнях: естественно и уверенно.

Три завершающих номера программы – современные эстрадные песни, видимо, должны были продемонстрировать широту эстетических устремлений певца: «По законам земли родной» Андреева, «Мелодия» Пахмутовой и «Моя Монголия» Шарафа. В академическом зале они слушались не очень органично, даже несмотря на то, что сама по себе их музыка прекрасна, – они едва ли сочетались с репертуаром, исполненным до того. Еще и этот штрих говорил, что сольный камерный концерт в Малом зале консерватории певец не очень продумал, а программу для него составил из того, что «всегда готово»: конкурсный Елецкий, репертуарный Ренато или выученные явно для магомаевского марафона эстрадные произведения.