С тех пор, как 29-летний Лахав Шани был объявлен преемником Зубина Меты на посту музыкального директора ИФО, его выступления с этим оркестром в любом качестве стали рассматривать чуть ли не под микроскопом. И некоторые взгляды, направленные в этот микроскоп, не скажу, чтобы очень доброжелательны.

Приведу пару примеров. В одной из программ Шани дирижировал подряд в двух сочинениях с солистами – со Второй оркестровой сюитой Баха (с флейтой) и во Втором скрипичном концерте Бартока. В антракте один знакомый израильский композитор сказал мне, что ему неинтересен маэстро, который одинаково дирижирует Баха и Бартока. Высказывание эффектное, но красное словцо в данном случае совершенно не соответствовало действительности.

В другой программе молодой музыкант выступал с ИФО уже не как дирижер, а как пианист – вместе с французским скрипачом Рено Капюссоном и австрийским виолончелистом иранского происхождения Кианом Солтани солировал в Тройном концерте Бетховена. О том, как он это сделал, я отзывов не слышал и не читал (по-моему, отлично, насколько можно было судить по интернет-трансляции). Но вот в Фейсбуке выложили запись биса – интернациональное трио исполнило обработку популярнейшей песни Наоми Шемер «Золотой Иерусалим». Причем во время поклонов виолончелист взял с пульта ноты, поднял их перед бурно приветствовавшей музыкантов публикой и указал на Шани, дав понять, что аранжировка сделана им.

Боже, что тут началось в комментариях! Один упрекал Шани в том, что его обработка не идет ни в какое сравнение с джазовыми, хотя не было и намека на претензию аранжировщика считать свою работу джазовой. Второй обвинил музыканта в дурновкусии, при этом назвав саму песню замечательной и тем самым подчеркнув, что все дурное идет от Шани, хотя тот отнесся к музыке песни очень бережно, лишь слегка расцветив ее гармонию и фактуру в вариациях. Третий обвинил аранжировщика в том, что он развалил форму, хотя тот сохранил куплетность, коей вариативное изложение ничуть не повредило. И главный вывод был озвучен одним из участников дискуссии: бедный Израильский филармонический, его ожидают ужасные времена!

Я этот скепсис не разделяю. Более того, у меня вызывает уважение дирижер, который способен не только сыграть как пианист и в Тройном Бетховена, и в Двойном Моцарта (как это Шани сделал в прошлом году в ансамбле с Юджей Ванг), и соло – да не в какой-нибудь бирюльке, а в Третьем концерте Рахманинова, но и встать на гастролях своего будущего подопечного оркестра в группу контрабасов. Наконец, мне уже довелось слышать немало программ, где Шани вполне успешно проявил себя и собственно как дирижер. Об одной из них я и хочу рассказать.

Подозреваю, что многие поклонники Израильского филармонического оркестра эту майскую программу не услышали, и это не их вина. Обычный абонемент ИФО состоит из концертных блоков, где одна и та же программа (часто с вариациями – заменами некоторых произведений другими) с одним дирижером исполняется в трех городах – Тель-Авиве, Иерусалиме и Хайфе. На домашней сцене оркестра в тель-авивском Дворце культуры («Эйхаль а-тарбут») им. Чарльза Бронфмана в течение одной серии традиционно дается несколько концертов, и если наличествует не один вариант программы -  представлены оба. В Иерусалиме проводится единственный концерт, а в Хайфе – два. Случается, что или израильская столица, или наш северный промышленный центр в серии обойдены.

Однако того, что произошло в случае, о котором пойдет речь, я что-то не припомню. Тут «серия» ограничилась всего двумя выступлениями оркестра – в Тель-Авиве и Хайфе. И это не было результатом внезапных обстоятельств. Так было объявлено заранее, еще в начале сезона! Почему – ума не приложу. Выяснять не хочется, потому что каким бы логичным ни было объяснение, оно все равно не оправдает случившегося – одну из лучших программ сезона услышало гораздо меньше людей, чем могло бы, будь серия полноценной, а не усеченной.

В обоих городах прозвучала одна программа. Она включала два популярнейших среди любителей академической музыки сочинения – Сороковую симфонию Моцарта и Вторую Брамса, а также премьеру нового вокального цикла израильского композитора Йосефа Барданашвили «Все это зеркало».

Естественно, главным испытанием для дирижера стало исполнение шлягеров. Ибо в памяти каждого настоящего поклонника такого рода музыки не только множество интерпретаций, слышанных вживую, но и исполнительская классика – записи величайших дирижеров и оркестров. И как только ни играют ту же Сороковую – то быстро («так играли во время Моцарта!»), то медленно («нет, только так играли во времена Моцарта!»), то сентиментально, то строго, то напирая на драматизм, то, напротив, подчеркивая дансантность, то большими составами, то малыми, то с дирижерами, то без, то на современных инструментах, то на «старинных» – сто раз перестроенных струнных и созданных совсем недавно, но по древним образцам духовых! Мне кажется, Шани пошел по правильному пути. Выбрав исполнительские образцы, наиболее отвечающие современному взгляду на то, как звучала эта музыка в прошлом, он не стал их копировать, не стал делать «костюмированный бал», а вложил в исполнение горячие чувства еще молодого, полного сил и энергии человека, но уже немало знающего о превратностях жизни. Ведь таким, собственно, и был в пору сочинения симфонии ее автор, который тогда по возрасту недалеко ушел от своего нынешнего интерпретатора.

Я всегда с большой осторожностью отношусь к утверждениям типа «автор был бы доволен» – кто может взять на себя смелость говорить за Моцарта и Брамса! Однако мне думается, ни один автор не будет возражать, если дирижер не просто знает в подробностях партитуру, но умеет приобщить к этому знанию слушателей, бережно прорисовывая все детали фактуры и тактично выделяя то одну, то другую в гармонической и полифонической «массовке». И если в прозрачном тексте Моцарта это на поверхностный взгляд не так сложно, хотя и не так просто поддается индивидуализации, то в вязкой оркестровой ткани брамсовской симфонии держать под контролем всю звучащую ткань – высший дирижерский пилотаж, к некоторым приходящий с большим опытом, а очень редким музыкантам дающийся свыше. Здесь невольно вспоминается Густаво Дудамель. В отличие от него, Шани не столь безоглядно темпераментен, но зато, мне кажется, демонстрирует большую вдумчивость и основательность в подходе к музыке. Конечно, взяв высоту, надо еще обладать умением брать ее снова и снова, что с каждой попыткой становится все сложнее, однако не будем терять оптимизма.

Если в случае с композиторами прошлого можно только предполагать, что бы они сказали по поводу того или иного исполнения собственных сочинений, то нашего современника об этом можно просто спросить, зайдя в антракте за кулисы. Йосеф Барданашвили был очень доволен, особо отметив, что, хотя на все про все было дано всего две репетиции, Шани настолько хорошо знал партитуру, что работал быстро, точно и уверенно. А нашему оркестру не занимать мастерства, чтобы при таком подходе дирижера выполнить все, что он просит. Поначалу несколько испугалась бешеного темпа работы солистка – замечательная грузинская меццо-сопрано Теа Демуришвили, но и она быстро поняла, что музыканты владеют материалом и готовы ее поддержать. Результат оказался превосходен во всех отношениях. Единение на сцене было просто потрясающим. Ансамблем на концертах Израильского филармонического нас не удивишь, но такое созвучие душ встречается не так уж часто.

Скажу о новом сочинении и его авторе. Йосеф Барданашвили в СССР был известен за пределами Грузии, где он родился, больше музыкантам-профессионалам, интересующимся новой музыкой. Впрочем, мы уже тогда могли оценить «лица необщее выражение» сравнительно молодого (он родился в 1948 году) и очень инициативного музыканта, работавшего в Аджарии. Репатриировавшись в 1995 году в Израиль, Барданашвили быстро занял на родине предков позицию одного из ведущих композиторов. Будучи «домашним» автором сначала в симфоническом оркестре города Раананы, а потом в «Израильской камерате» (Иерусалим), он создал много произведений для этих коллективов, а также стал очень востребованным автором не только в Израиле, но и за рубежом. Ему заказывают работы как крупные коллективы, так и инструментальные ансамбли, и солисты.

Вокальный цикл, который мы услышали, создан в 2017 году. Инициатором появления сочинения был Зубин Мета. Это не первый его заказ Йосефу. На сей раз дирижер, услышав поразившую его грузинскую певицу, захотел, чтобы она выступила с ИФО не только в классическом репертуаре (что и было осуществлено в другой серии), но и в новой работе своего бывшего соотечественника – пьесе для голоса и оркестра. Барданашвили стал обдумывать «сюжет» – он часто ищет опору в некоей программе, от которой потом может остаться немногое: только название всего сочинения или еще и его частей. В данном случае «сюжет» материализовался в последовательности семи текстов разных авторов, принадлежащих разным народам и религиям: слова грузинской народной песни, 66-й сонет Шекспира, стихотворение израильского писателя и философа Мирона Изаксона, отрывок из талмудического трактата «Ктубот» («Брачные договоры»), отрывок из «21-го принципа» дзен-буддистской японской Церкви совершенной свободы, фрагмент из трактата Заратустры «Авеста-Ясна» и еще одна фраза из «21-го принципа», которая, собственно, и дала имя сочинению, – All is a Mirror. В сущности, это размышления о жизни и смерти, явленные в «отражениях» – текстах, в чем-то перекликающихся, а в чем-то спорящих друг с другом.

Тексты звучат на разных языках – грузинском, английском, иврите, фарси. Музыка тоже построена на полиязычной, полистилистической основе. И вместе с тем, она воспринимается как на редкость интонационно монолитное целое, где каждая деталь работает на общий замысел, где живая музыкальная ткань, то исполненная драматической страсти, то нежно лирическая, то инфернально-красочная, ни в один момент не оставляет места сухой схоластике.

Мне кажется, новое сочинение Йосефа Барданашвили не должно разделить судьбу тех пьес современных израильских авторов, которые, время от времени появляясь в программах нашего филармонического оркестра, потом бесследно исчезают. Порукой тому хотя бы то, с каким явно ощущаемым удовольствием играл произведение оркестр, с какой добросовестностью отнесся к нему дирижер. О солистке я уже не говорю. Эта музыка создана для нее, с полным учетом всех ее богатых вокальных и артистических возможностей, и она явила их. А значит, тоже захочет исполнять All is a Mirror вновь и вновь.

Ну и еще одно, субъективное соображение в пользу долговечности новой работы Барданашвили. Часто бывает, что сыгранная в первом отделении новинка меркнет в памяти после того, как во втором прозвучит что-нибудь, что на слуху. В данном случае, лично для меня Вторая симфония Брамса, хотя и исполненная, повторяю, безупречно, впечатлений первого отделения не вытеснила.

На снимке: Т. Демуришвили, И. Барданашвили и Л. Шани

Фото Мири Шамир