Столетие музея – станем для удобства говорить по старинке – будет отмечаться весь год. Самые главные события еще впереди, но кое-что чрезвычайно значительное уже состоялось. Например, открылась превосходная выставка, посвященная 85-летию со дня рождения Мстислава Ростроповича: «Ростропович – Вишневская. Судеб скрещенье». Тогда же, в апреле, при активнейшем участии музея состоялась крупная международная научная конференция. Она была посвящена творчеству А.Скрябина в связи с отмечаемым в этом году 140-летием со дня рождения композитора. (К этой дате и одновременной научной стороне деятельности музея обращена публикация на стр… одного из наиболее интересных конференционных докладов).

Об истории и сегодняшнем дне музея – в беседе с заместителем директора по хранению, учету и реставрации К.С. Баласанян.

- Карина Сергеевна, с чего начинался музей?

- С открытия в Московской консерватории музея Николая Григорьевича Рубинштейна. В нем были собраны предметы, которые, кстати сказать, находились в стенах Московской консерватории не только с 1912 года, но и с более раннего времени, о чем свидетельствует наша самая первая книга поступлений. Затем, к началу 1940-х годов, музей потерял имя Рубинштейна и стал называться просто музеем при Московской консерватории. А в 1943 году состоялось его формальное отделение от консерватории, и еще через 10 лет - точнее в 1954 году, когда отмечалось 150-летие со дня рождения Глинки, - нам присвоили имя нашего национального классика. Однако только в 1964 году нам дали собственное помещение - Палаты Троекуровых. В это историческое здание и переехали сотрудники, немногочисленные еще, и наши уже большие к тому времени фонды.

- Кого бы вы вспомнили как самых главных людей в истории развития музея?

- Это, прежде всего, первый хранитель Евгений Алексеевич Колчин. И это, конечно, Екатерина Николаевна Алексеева, продолжившая его дело. Именно она добилась того, что музей был отделен от консерватории, что получил самостоятельное помещение и возможность для пополнения фондов, а главное – что в 1980 году для музея было построено специальное здание, в котором мы и располагаемся по сей день.

- Екатерина Алексеева была директором с 1938 по 1984-й годы: насколько активно прирастал тогда музейный фонд?

- Хорошо прирастал. Были и дарения, и закупки. Скажем, в первые годы директорства Екатерины Николаевны, когда музейное собрание находилось еще в консерватории и о чем я знаю по рассказам старой консерваторской профессуры, к ней заходили многие наши корифеи, преподававшие в консерватории, и приносили свои архивы, личные вещи. Она пользовалась очень большим авторитетом среди музыкантов, и благодаря ее подвижнической, я считаю, деятельности музей обрел исключительно ценные предметы. Например: Сергей Васильевич Рахманинов в первые советские годы был, в общем, предан анафеме, и отношение к нему как к беглецу из Советской России сохранялось довольно долго. Екатерина Николаевна не побоялась наладить контакты с его семьей, и в результате музей получил огромный архив Сергея Васильевича, его личные вещи, в том числе предметы с его рабочего стола. Екатерина Николаевна была в дружеских отношениях с Ириной Федоровной Шаляпиной - дочерью Шаляпина. После того, как московский дом Шаляпина на Новинском бульваре в 1920-е годы был превращен в коммуналку, а потом расселен, жизненное пространство Ирины Федоровны сузилось до крошечной двухкомнатной квартирки на Можайском шоссе (теперь это Кутузовский проспект). Но она сумела сохранить очень многое из семейного особняка и завещала все трем музеям, в том числе нашему - с условием, что будет открыт мемориальный музей Шаляпина. Мы сумели получить знаменитый ныне дом на Новинском бульваре, и то, что Ирина Шаляпина хранила, расположено здесь. Большие подношения были и от других детей Шаляпина.

- Музей-усадьба Шаляпина - как известно, ваш филиал и совсем не единственный?

- Нет, конечно. В 1953 году профессор Московской консерватории Александр Борисович Гольденвейзер передал свою квартиру вместе со всем ее содержимым нашему музею. Далее; после смерти Николая Семеновича Голованова (а Голованов, напомню, был не только известнейшим дирижером - главным дирижером Большого театра, но и коллекционером, собравшим выдающуюся коллекцию живописи, графики, прикладного искусства), образовался филиал - Музей-квартира Н.С. Голованова. А уже затем, в 1988 году, появился Музей-усадьба Ф.И. Шаляпина - именно усадьба, потому что это не только особняк, где Федор Иванович жил со своей семьей и где воссоздана обстановка этой жизни, но и исторический флигель (где мы устраиваем концерты и выставки).

Следующий филиал - музей Прокофьева в Камергерском переулке, в том же доме, где жил Сергей Сергеевич (нам, к сожалению, не удалось получить именно его квартиру): там большие выставочные помещения и концертный зал. Кроме того, в 2007 году в особнячке на Кудринской площади мы открыли музей «Чайковский и Москва» - также с экспозиционной площадью и концертным залом. Экспозиция посвящена Чайковскому и его московскому окружению: это и Николай Рубинштейн, и фон Мекк, и Сергей Танеев, и другие известнейшие личности.

- Каков сегодняшний общий объем музейного фонда?

- Около миллиона единиц хранения.

- Что здесь самое интересное?

- У нас большие архивно-рукописные фонды русских композиторов - Чайковского, Рахманинова, Бородина, Римского-Корсакова, Алябьева, Верстовского, Шостаковича, Прокофьева и так далее. Что интересно, в 1943 году мы получили из музсектора Госиздата рукописи композиторов, которые были подготовлены для издания в издательстве Юргенсона. И они оказались исключительно ценны особым качеством: помимо того, что там рука всех наших авторов, которые издавались у Юргенсона, там есть авторские исправления, разметки. А в некоторых рукописях, что также очень интересно, видны исполнительские пометы. Особенно это относится к архивам дирижеров - скажем, того же Голованова, Гаука, Пазовского, Константина Иванова. Это ценнейший материал для нынешних молодых дирижеров. У нас в этом году после длительного ремонта открылся Музей-квартира Н.С. Голованова, и мы намерены проводить в нем дирижерские семинары и мастер-классы. Об этом уже есть договоренность между нашим директором и ректором Московской консерватории.

Наиболее широко известная часть наших фондов – это, конечно, коллекция музыкальных инструментов. В 2010 году к нам присоединили еще и Госколлекцию уникальных музыкальных инструментов - она не переехала к нам, но стала одним из отделов музея. У нас обширная коллекция записей – грампластинки, магнитные записи, записи на современных носителях, аудио и видео. У нас богатое очень и разнообразное собрание печатных источников: книжные, нотные издания. И отдельно - библиотечный фонд, которым можно пользоваться так же, как и другими материалами, придя в наш читальный зал. У нас есть коллекция негативов. В ней, например, хранятся дагерротипы с изображением Скрябина, негативы, связанные с Рахманиновым, с Шаляпиным. Среди шаляпинских негативов даже стереопары есть, которые можно смотреть в стереоскоп, получая объемное изображение. Есть, конечно, отдел фотопозитивов – фотографии музыкантов, сцен из спектаклей и так далее (это, кстати, и к негативам относится). У нас еще очень большая коллекция изобразительных материалов, связанных с театральной живописью. Эскизы декораций, костюмов к музыкальным спектаклям, портреты музыкантов работы известнейших авторов - это Коровин, Бенуа, Головин, Нестеров, Серов. Много работ Бориса Шаляпина – сына Федора Шаляпина, который был художником и чьи работы дарила его вдова.

- Что, на ваш взгляд, важнее - хранение или собирание?

- И то, и другое, конечно. Потому что можно собрать, но не уметь хранить, и все собранное заплесневеет и рассыплется. Комплектовать нужно обязательно, постоянно, непрерывно, несмотря даже на небольшие объемы помещений. Бывают такие разговоры: ну что там комплектовать, места нет!.. Но ведь пройдет какой-то отрезок времени, и мы, может быть, уже не сможем вернуться к тем материалам, которые нам предлагают сегодня. И даже если они нам в настоящий момент кажутся неинтересными, пренебрегать ими нельзя. А потом главное - сохранять все в достойном виде. Это предполагает реставрацию и дальнейший постоянный осмотр реставраторами музейных предметов.

- Каковы сегодняшние условия их хранения, ведь фонд, вероятно, растет, а помещения ваши все те же?

- Мы, конечно, переполнены. В 2010 году мы написали концепцию развития нашего музея, после чего наш директор представил ее на коллегии в Министерстве культуры РФ. Новое фондохранилище – один из главных пунктов этого документа. В итоге нашу концепцию одобрили, и мы этому рады. Потому что писали ее, повторю, мы сами, а никто лучше нас не знает, для чего и сколько квадратных метров нам нужно и как надо разделять все виды материалов, чтобы они достойно хранились в соответствующих условиях. Теперь мы ждем, когда нам дадут деньги на смету расходов, на проектирование и строительство. Надеюсь, что молодое поколение увидит большое современное фондохранилище – его будут строить за нашим зданием.

- А вот, кстати, как обстоят дела с финансированием - кто платит за те вещи, которые музей приобретает сейчас?

- Слава богу, нам еще до сих пор что-то дарят. Большие закупки делаются через Министерство культуры РФ. Например, в конце прошлого года мы приобрели скульптурный портрет Ростроповича, который сделал Александр Рукавишников (Рукавишников-младший). Это была дорогостоящая закупка. Сейчас, насколько мне известно, вдова Николая Петрова собирается передать нам весь архив пианиста.

Вообще, задача наша – собрать все, что связано с музыкальной культурой в принципе. Неважно, российской или нероссийской. У нас, например, есть большое количество материалов, которые принадлежали перу зарубежных музыкантов.

- Здесь, пожалуйста, поподробнее.

- В свое время я занималась немецкими рукописями и с удивлением обнаружила, что у нас есть автографы Брамса. У нас есть и автографы Бетховена – две эскизные тетради. Одна – 1802/03 года и вторая 1825 года, «московская тетрадь». У нас есть очень интересная рукопись «Волшебного стрелка» Вебера - старая немецкая рукопись начала 19-го века, с которой, как видно по исполнительских пометам, работал дирижер. У нас есть еще такое великолепие, как рукопись фортепианного концерта Моцарта. Здесь рука переписчика, но в каденции совершенно отчетливо видна рука Моцарта. У нас был специалист из Зальцбурга, который это подтвердил. Я уж не говорю о том, что есть письма зарубежных музыкантов, которые приходили к нашим корифеям. Большая переписка была у Давида Федоровича Ойстраха (в нашем музее хранится весь его огромный архив, мемориальные вещи, его инструмент), у Григория Михайловича Шнеерсона, который, как известно, долгое время работал в ВОКСе (Всесоюзном обществе культурных связей с заграницей).

- У музея, начиная с 1974 года, был статус НИИ: чем он подтверждается сейчас?

- Этот статус был получен, прежде всего, благодаря научным публикациям, работе таких исследователей, как, например, Натан Фишман, Доброхотов, Йордан Киркор, которые готовили в свое время издание собрания сочинений Чайковского. Доброхотов вернул к жизни алябьевские рукописи, и они затем исполнялись в «Исторических концертах», организованных нашим музеем. Сейчас, конечно, тоже ведется научная работа. Могу привести в пример настоящее научное открытие нашей сотрудницы Ольги Дигонской. Дело в том, что у нас долгое время – как говорится, в ожидании своего часа - лежала папка с черновиками и какими-то отдельными листочками, принадлежавшая Шостаковичу. Ольга Георгиевна почти всю ее атрибутировала и, в частности, нашла раннюю неоконченную сатирическую оперу «Оранго». Она расшифровала эту рукопись Шостаковича, после чего композитор Виктор Екимовский сделал ее фортепианное изложение, и в конце прошлого года после выполненной уже в США инструментовки там же опера была впервые исполнена.

- Вне России фонды музея хорошо известны?

- Наши фонды очень часто выезжают за рубеж, в том числе в составе сборных выставок. Вот сейчас, например, в июне мы участвуем в выставке, посвященной музыкальному театру Сергея Прокофьева, которую увидят в Пекине, Шанхае и Тайбее. На основе наших фондов готовится осенняя выставка для Германии: ее значительная часть посвящена немецкому виолончелисту Вильгельму Фитценгагену, которого Николай Рубинштейн пригласил преподавать в Московскую консерваторию.

- Осенью же откроется и ваша главная выставка, приуроченная к 100-летию музея, - «Музы. Музыка. Музей»?

- Да, приходите.

- Спасибо, Карина Сергеевна.