Нынешний визит Юровского включал три программы. Первые две на уровне замысла обещали сложиться в единое целое, однако различного между ними оказалось не меньше, чем общего. Третью представили в БЗК и днем позже в ММДМ – подобный опыт, принятый во всем мире, для нас по-прежнему нов: программ, что могли бы два вечера подряд собрать в Москве полный зал, в принципе не так много, если только речь не о концертах «самопродающихся» артистов вроде Анны Нетребко или Теодора Курентзиса. Владимир Юровский шел на подобный риск несколько раз, дублируя для московской публики «Спящую красавицу», «Лебединое озеро» Чайковского, Пятую симфонию Малера и менее популярные сочинения, такие как «Эсхатофония» Сильвестрова или «Лирическая симфония» Цемлинского.

Теперь два вечера подряд играли симфонию «Манфред» Чайковского и Виолончельный концерт № 1 Шнитке с Александром Князевым. Есть ли смысл в повторе таких программ – вопрос в первую очередь к маэстро, который ничего не делает зря. Несомненно, большинство интересовавшихся послушали эту программу в первый вечер в Большом зале консерватории; продажи билетов, кстати, куда более дешевых, на нее же в Дом музыки до последнего момента выглядели не слишком оптимистично. Очевидно и то, что повтор подобной программы приносит пользу оркестру, осваивающему столь сложные полотна в столь акустически различных залах. Однако единая линия в нынешнем цикле московских выступлений Юровского прослеживается с трудом, как и суть замысла повторить именно эту программу.

Мы уже приучены к устным комментариям дирижера, но он провел без них как зимнюю серию столичных вечеров, так и осеннюю. Тогда, в ноябре, это не вызывало вопросов: в мини-цикле к столетию революции 1917 года первая – почти трехчасовая – программа говорила сама за себя, вторая играла роль постскриптума. Вполне ясную пару, казалось бы, составляли и два февральских концерта, состоявшиеся в «Филармонии-2» и Зале Чайковского соответственно с перерывом лишь в день: в первом – Гайдн, Мартину и Стравинский, во втором – Гайдн, Щедрин и Прокофьев. Тем не менее вопросы оставались до концертов и не исчезли после. Интересно было бы спросить Юровского, например, почему он выбрал раритетный Концерт для струнного квартета с оркестром Мартину. Впрочем, сочинение очевидно апеллирует к жанру кончерто гроссо, как и иные симфонии Гайдна. Близка к нему и завершившая вечер музыка балета «Пульчинелла» Стравинского: с одной стороны, в основу его легли сочинения современников Гайдна; с другой, и «Пульчинелла», и Концерт Мартину – яркие образцы неоклассицизма.

Меньше вопросов вызывает Гайдн, исполнение которого – важный показатель репертуарной цивилизованности. В прошлом сезоне Московской филармонии можно было услышать лишь одну его симфонию, в нынешнем – целых пять, две из них предложили Госоркестр с Юровским; еще по одной исполняют Musica Viva, БСО и Государственный академический камерный оркестр. Для значительной части исполнителей и публики Гайдн остается сданным в архив героем учебника музлитературы. Между тем именно в последние десятилетия, когда за Гайдна взялись такие дирижеры, как Николаус Арнонкур, Франс Брюгген, Марк Минковский, Джованни Антонини, впору оценить Гайдна не просто как гения, но как уникального мастера – наследника барокко и предшественника романтизма.

С учетом достижений ансамблей старинной музыки Гайдна теперь играют и универсальные коллективы – такие как Камерный оркестр Европы, с которым периодически работает и Юровский. Тем понятнее его желание обновить российский взгляд на Гайдна. Десять лет назад он уже предпринимал такую попытку, представив две его симфонии за пультом РНО и добившись от оркестра необходимого подхода – ансамблевого, квартетного. Госоркестр до сих пор не играл Гайдна с художественным руководителем, зато с его отцом, Михаилом Юровским, на редкость удачно исполнял Симфонию № 38 «Эхо» три с половиной года назад. Следующая за ней Симфония № 39, открывшая вечер в «Филармонии-2», большой удачей не стала: сыграли ровно, чисто, но без огня и, главное, без театральности, без загадки, без ощущения чуда.

Чуть живее был Концерт для струнного квартета с оркестром Мартину – замечательного композитора, которого у нас почти не играют; впрочем, его «Памятник Лидице» входил в программу исторического абонемента Юровского «Война и мир», а его оперу «Греческие пассионы» скоро покажут в Екатеринбурге, попутно исполнив и ряд других сочинений. Концерт написан в 1931 году; до войны еще несколько лет, однако музыка пронизана то ли веселым отчаянием, то ли суровым торжеством. Нынешний состав Квартета им. Бородина, уже принимавший участие в концертах Юровского, вновь показал, что славное имя для него пока вроде аванса. Жаль, что не сыграли под занавес миниатюру «Эксцентрик» Стравинского – много лет она была коронным бисом «бородинцев» и прозвучала бы перед антрактом более чем уместно.

Исполнение «Пульчинеллы» стало главной неожиданностью вечера; известно, как ценит Стравинского Юровский: полтора года назад он посвятил ему серию концертов в Москве, год назад провел московскую премьеру «Погребальной песни», в нынешнем сезоне проводит целый фестиваль Стравинского в Лондоне. «Пульчинеллу» под его управлением Госоркестр играл не раз – и оркестровую сюиту, и полную версию с певцами. Их выбор – Евгения Кузнецова (меццо-сопрано), Всеволод Гривнов (тенор), Дмитрий Чеблыков (баритон) – был таким же небезусловным, как почти всегда в российских проектах Юровского, к чему мы уже с грустью привыкли. Непривычной оказалась неуверенная игра Госоркестра, где невооруженным ухом были слышны и фальшь, и пресловутое «не вместе», словно «Пульчинеллу» не репетировали, хотя известно, что это не так. Но даже у Юровского на несколько десятков концертов может случиться один неудачный.

Два дня спустя в Зале Чайковского в это невозможно было поверить. Начали вновь с Гайдна, с Симфонии № 52; оркестр заиграл острее, объемнее, с истинно квартетным отношением к исполнению. Едва ли дело только в разнице акустики двух залов, однако музыкантов как будто подменили. Не столь очевидным было место в программе Concerto parlando для скрипки, трубы и струнного оркестра Щедрина – впрочем, пять лет назад, в год предыдущего его юбилея, Юровский наряду с Михаилом Плетневым и Валерием Гергиевым посвятил Щедрину монографическую программу и теперь поздравил юбиляра с небольшим опозданием. Сама по себе музыка отчасти казалась «конспектом на темы Щедрина», по крайней мере, отдельные моменты, где голос автора звучал в полную силу, были слишком заметны на общем фоне.

Как и пять лет назад, солировали Павел Милюков (тогда еще не лауреат Конкурса Чайковского) и Владислав Лаврик (тогда еще не лауреат Премии президента) – по преимуществу блестяще. Им под стать был и оркестр, развернувшийся во всю мощь в Четвертой Прокофьева. Написав симфонию на материале балета «Блудный сын», много лет спустя Прокофьев переработал ее c невероятной щедростью: более десяти минут оригинальной музыки, углубление драматургии, новые запоминающиеся мелодии в начале и конце – такой стала обновленная Четвертая, впервые исполненная лишь в 1957 году Геннадием Рождественским. В огромном составе, казалось, каждый играл лучше другого – и солисты-духовики, и виолончели, и невероятная группа из десяти контрабасов (столько же их было задействовано и в исполнении «Манфреда»).

Казалось, будто максимум сил при подготовке двух программ дирижер и оркестр отдали именно Прокофьеву, и исполнение того стоило. Год назад Юровский выпустил первый диск полного цикла его симфоний, куда вошли Вторая и Третья. Известно, что на репетициях и на концерте для продолжения цикла записывали Четвертую, и знаменательно, что маэстро это делает именно с Госоркестром – как и вышедший осенью двойной альбом со «Спящей красавицей». А все симфонии Чайковского под одной обложкой Юровский недавно издал с Лондонским филармоническим, и запись «Манфреда» оказалась во всем цикле одной из самых успешных: сразу попала в знаменитый каталог Penguin Guide, журнал BBC Music Magazine признал ее лучшим диском месяца.

Возможно, во всем комплекте диск с «Манфредом» действительно ярче других. Юровского нередко упрекают в том, что ему не вполне удаются чисто романтические полотна, но в «Манфреде», как и в поэме «Франческа да Римини», он определенно нашел что-то свое, трактуя их скорее как образцы fin de siècle и уже с этой позиции возвращая им их романтическую природу. Таким было и исполнение «Манфреда» в Москве – в Большом зале консерватории и в Доме музыки. С первого же вступления трех фаготов и бас-кларнета захватило дух почти на час: если Юровского мы чаще видим сдержанным, то здесь, как и в осенней «Альпийской симфонии», он буквально купался в музыке, передавая наслаждение оркестру и публике. Теплые унисоны струнных в первой части, чудесное соло кларнета во второй, переклички гобоя и валторны в третьей, головокружительная пробежка вместе с Манфредом по подземным чертогам в финале – все это лишь отдельные воспоминания об интерпретации цельной, глубоко продуманной и блестяще реализованной.

Оценить исполнение Виолончельного концерта № 1 Шнитке гораздо труднее ввиду причуд Светлановского зала ММДМ; несколько лет назад его оснастили системой Constellation, создающей порой только больше акустических проблем. Известно, что в последней части концерта, которую Шнитке создал после инсульта и считал подарком судьбы, виолончель усиливается микрофоном – и только в последней. Так было на мировой премьере, так исполняется с тех пор, так преподносится в научной литературе – как несомненная авторская воля, зафиксированная в изданной партитуре. На этот раз виолончель решили подзвучить не только в финале, но и ближе к началу; говорят, что маэстро остался доволен результатом, однако слышать виолончель из динамиков на протяжении почти всего концерта было сплошным мучением.

Юровский не слишком часто появляется в Доме музыки; 15 лет назад он дебютировал здесь с еще менее популярной программой из сочинений Пярта и Цемлинского. Это было лишь второе выступление молодого дирижера в Москве; программа без единого хита выглядела шокирующе, но время подтвердило правоту Юровского. Возможно, на некоторой дистанции замысел нынешней серии концертов также будет выглядеть более цельным, нежели это кажется теперь.