Событие исключительное: за много десятилетий это всего лишь третья полная демонстрация знаменитого вагнеровского оперного цикла в Москве (до того его привозили Шведская королевская опера в 1975 году и Мариинский театр в 2005-м). Вспомним также, что театр из Болгарии – одна из главных европейских площадок, откуда запускаются на мировую орбиту великие оперные голоса.

Голоса – конечно, вопрос номер один для оперного театра. Но на пятки ему наступают и другие важные вопросы – стиля, культуры, философского осмысления произведения. Вагнер в этом отношении для славян особенно сложен, поскольку укоренен не просто в своей национальной культуре, но в самом ее ядре – мифологии.

Впрочем, и мифология – всего лишь проявление общечеловеческих архетипов. Вскроешь их – и самый диковинный инокультурный образец вдруг становится близким и понятным.

Легко сказать – «вскроешь». Где взять ключ? Ясно, что не в погружении во внешний колорит, каковое принято ассоциировать с «классическим» постановочным стилем. Так, наоборот, только усугубишь отчуждение. Но и совсем без колорита тоже нельзя. Может быть, поиронизировать над толстым «культурным слоем», отделяющим нас от древнегерманских героев, и тогда станет лучше видна их общечеловеческая сущность? Допустим, вместо рогатого шлема какого-нибудь Хундинга изобразить монстра о десяти громадных, немыслимо искривленных рогах, и это будет не просто злой человек, а аватар злобы. Вместо героической кирасы нацепить на Зигфрида гигантский доспех в виде радужных крыльев бабочки – и мы, напротив, увидим, что это обыкновенный веселый мальчишка-переросток, которому не терпится поиграть в воина и покорителя дев, – именно поэтому вскоре его так легко обманет хитрец Хаген.

Привожу лишь схему пути, пройденного Пламеном Карталовым за сорок лет: с учебы у великих мастеров Гарри Купфера и Йоахима Херца, со стажировки в Байрейте, с первой мысли о постановке Вагнера до нынешнего его режиссерского опыта, включающего десятки оперных реализаций. В их числе «Тристан и Изольда», «Парсифаль» и недавнее «Кольцо нибелунга» (2013). Кстати, все эти вагнеровские продукции – первые на Балканах.

ЛЕГКОМЫСЛЕННОЕ ЗОЛОТО

О том, что «Золото Рейна» может быть столь веселым и нарочито китчевым, я не подозревал. Но, с другой стороны, чего разводить пафос – Вагнер писал это в самую «антибуржуазную» пору своей жизни (сразу после революции 1848 года), похоже, с огромной иронией. Русалки, обросшие тиной и без конца пляшущие на батуте, как дуры, – какие еще мозги могут быть у дев, тысячелетиями стерегущих свое золото? Вотан – жулик-профессор с глазом-протезом из пародийного фэнтези. А дырки на его брюхе – не от громадных ли колючек на панцире его сварливой женушки Фрики? Фрейя, на которую они все молятся, как на источник молодости и красоты, – тоже та еще клуша. Хвала болгарским красавицам-артисткам, согласившимся, чтобы их подали такими размалеванными чучелами.

Валгалла, похожая на детские пирамидки, ядовито-цветастая радуга, панковский прикид огня-Логе, громадный анимационный дракон, откровенно ухмыляющийся и подмигивающий нам: ребята, какие к черту древние мифы, это сказка про вас, сегодняшних!

И правда – все наше, родное! Невыплаты зарплат рядовым гномам, с чем вынужден разбираться сам президент, – простите, бог Вотан. Отжимы золота у одних – другими, у других – третьими, у третьих – четвертыми, да еще и до смерти передравшимися между собой. А вагнеровские тексты: «Накопи золота, и солнце с луной будут ходить по твоему желанию»?..

Притом это не просто спектакль, но великолепная опера! Яркие голоса – у склонного к длительным рефлексивным монологам Вотана (Мартин Цонев), истеричной Фрики (Румяна Петрова), инфантильной Фрейи (Силвана Првчева), елейного Логе (Даниел Острецов). И комичные, и зловещие краски нашлись в басе Бисера Георгиева (Альберих), теноре Красимира Динева (Миме), у «двоих из ларца» – басов Стефана Владимирова и Петра Бучкова (великаны Фазольт и Фафнер). Возрастное меццо Благовесты Мекки-Цветковой, в роли Эрды, похожей на Графиню из «Пиковой дамы», вполне органично, ведь она – ровесница мира. У некоторых русалок голоса, пожалуй, слишком качались – но вы так попрыгайте в шпагате, как они.

Красочность оркестра почти не портили «козлившие» время от времени валторны, а антракты, особенно к финальной четвертой картине, были просто роскошны – явный успех немецкого дирижера Эриха Вехтера.

ВАЛЬКИРИЯ В ОКРУЖЕНИИ ЛЮДЕЙ

Но что будут делать с избранной постановочной интонацией ее авторы дальше? Не станет ли Пламен Карталов в «Валькирии», следующей опере цикла, заложником собственного слишком решительного первого хода? От картонных героев, демонстративно ряженных в аляповатые обрезки и обшивки, теперь уже никуда не денешься. Вотан как ходил в виде стимпанкового «злого профессора-киборга», так и ходит, да еще мы узнали назначение дырок на его облачении – в них ввинчиваются всякие шланги, помогающие древнему телу в его затухающей жизнедеятельности.

Нарочито прямолинейная иллюстрация всех вокальных рассказов примитивными до смешного «скульптурными группами» статистов-дублеров на заднике? Ну допустим: всерьез воспринимать все эти битвы Хундингов с Вольфингами (по-нашему, Собакиных с Волковыми) действительно сложно. «Полет Валькирий» на конях-торпедах, похожий на военный парад? Тоже забавно.

Но главное в «Валькирии» уже другое: впервые в тетралогии здесь появляются люди. И драма становится не просто человеческой, но человечной, борьба идет не за власть, а за право быть с любимым человеком. От этой коллизии порой комок к горлу подкатывает. А нам вновь показывают героев китчевыми оборванцами.

Не столь ровно, как в «Золоте Рейна», и исполнение. После вихрем пронесшегося вступления-бури, после трогательнейшей солирующей виолончели с темой любви, после ярких контрастов «медного» по оркестровым тембрам Хундинга и «струнных» Зигмунда и Зиглинды – странно стертый по звуку «Полет валькирий», к тому же омрачаемый по-прежнему косячащими валторнами.

Не лишен недостатков, хотя в целом достоин вокал главной тройки «людских» персонажей (Цветана Бандаловска – Зиглинда, Мартин Илиев – Зигмунд, Ангел Христов – Хундинг). Великолепна исполнительница роли Брунгильды Гергана Русекова – в том числе могучей женской красотой, вполне адекватной вокальным достоинствам этого истинно вагнеровского сопрано. Но Николай Петров в роли Вотана резко уступал предшественнику Мартину Цоневу: порой брал страх, что он не дотянет до конца четырехчасовой оперы.

ЗИГФРИД ВО ВСЕМ БЛЕСКЕ

Итак, после рискованного дебюта – довольно шаткий миттельшпиль, если продолжать пользоваться шахматной терминологией. Сохранится ли что-то от стартового преимущества в дальнейших частях театральной игры? Не исчерпается ли окончательно запас глубины, не разобьются ли кульбиты иронии о дно стеба?

«Зигфрид», начавшийся, казалось бы, в такой трудной ситуации, неожиданно указал выход из нее. Эта опера, в отличие от социальной аллегории в «Золоте Рейна» и человеческой драмы в «Валькирии», – о фантастических приключениях героя. И как герой в ней выплавляет себе новый меч из обломков старого, так сама она в нагромождении фантасмагорий дает возможность отправить на переплавку прежний постановочный стиль.

Правда, в первом действии нас вроде бы повели по уже знакомой, грозящей тупиком тропинке: пестрые отрепья, фанфаронские доспехи, которые сочли бы китчем даже на детском утреннике в школе. Но тут постановщики, будто их устыдил сам Вагнер с его феерически красочной партитурой, стали все активнее включать яркие визуальные средства.

Засветился красным громадный тигель под наковальней Зигфрида, во втором действии зловеще замаячили посреди ледяных дебрей заколдованного леса багровые… зубы? шипы? челюсти? дракона, в которых можно было узнать знакомые нам по прежним частям цикла торпеды-ракеты-конусы, – «изначальные» элементы этого диковатого и угловатого мира. В третьем действии пространство раздвинула громадная пылающая арка: постепенно тускнея, как остывающая лава, она открыла нам просторное звездное небо и лодку-месяц с поющими по-вагнеровски бесконечный дуэт Зигфридом и Брунгильдой. Тряпки героев в такой роскошной подаче уже не так ранили глаз.

А к финалу и сам Зигфрид пригламурился, оделся в глянцевый бело-черно-алый доспех, в котором, конечно, не мог не понравиться оформленной в том же стиле «экс-валькирии».

Однако ирония до конца не исчезла. Ну как вам, например, Вотан, являющийся своему внуку «инкогнито», – в нелепой шляпе, повторяющей в миниатюре частокол Фафнерова леса? Что может сделать с таким «украшением» задиристый внучок, которому нипочем и копье деда? Конечно, с хохотом сбить и отфутболить.

Зигфрид – Костадин Андреев – молодец: вроде бы вяловатый голос с чуть сонной атакой очень ровно и даже, пожалуй, по восходящей продержался всю гигантскую оперу. Миме – Красимир Динев и здесь, как в первой опере, был точен в своей краске зловещего клоуна. Брунгильда – Радостина Николаева, как до того Гергана Русекова, предстала голосистой и очень импозантной, разве что была чуть скована эмоционально. Но, с другой стороны, она ведь только что очнулась от летаргии, и впереди у нее еще весь финал тетралогии. А вот с Николаем Петровым случилось то, чего я опасался в предыдущем спектакле, – его голос к концу второго действия совсем сник, пришлось выпускать «запасного игрока» – безотказного Мартина Цонева.

Вышла и другая накладка – кстати, как раз во время визита на спектакль президента Болгарии Румена Радева, оказавшегося в Москве в связи с высокими межгосударственными контактами. То ли от груза ответственности, то ли еще от чего электричество к концу первого действия дало сбой, погасло текстовое табло, и, как мне показалось, не все световые эффекты были реализованы. Что, впрочем, мало повлияло на общий эффект 15-часовой эпопеи.

ГИБЕЛЬНАЯ ВЫСОТА

И вот финал. В котором, боялся я, нас ожидает новая, самая страшная опасность: усталость исполнителей и зрительского восприятия от длины повествования. Грубо говоря, «надоело». И так-то болгарские спектакли, как это ни досадно, не собирали аншлагов, в чем, наверное, виновата не лучшим образом поставленная реклама…

Поразительно, но именно в «Гибели богов» возникло полностью противоположное ощущение кульминации всего грандиозного дела.

Какая музыка! Она швыряет тебя из космического холода в адский жар, из инфернальной черноты в ослепительное пламя. Не зря ее создатель взял тайм-аут продолжительностью в двенадцать лет после первой редакции «Зигфрида». «Гибель богов» – другой уровень даже по сравнению с гениальным «Полетом валькирий», с «Прощанием Вотана с Брунгильдой». Это экспрессионизм и буйство красок, далеко перехлестывающие границы музыкального языка вагнеровского времени и заглядывающие в ХХ век. Когда русалки плетут свои звуковые арабески, это сущая «Раймонда» Глазунова. Когда Гутруна влюбляет в себя Зигфрида, кажется, вот-вот запредельно сладкая музыка родит блюзовые альтерации и свинг Гершвина.

Не знаю, колдовство ли звуков так меня заворожило или, правда, исполнители собрали все свои силы: в этой опере оркестр и дирижер Эрих Вехтер, пожалуй, впервые за весь цикл были на настоящей вагнеровской высоте и наравне с композитором творили его звуковую вселенную. Подтвердили авторитет всемирно знаменитой болгарской школы и голоса – гибкий, многокрасочный бас Ангела Христова (Хаген), надежный, как трансокеанский лайнер, тенор Мартина Илиева (Зигфрид), экспрессивное сопрано Цветаны Бандаловской (Гутруна). Но прежде всего, изумила Радостина Николаева – та, про которую я, помните, говорил, что у нее еще целая опера впереди, чтобы раскрыть свою певческую и душевную силу. Слушая и наблюдая ее Брунгильду, можно было на самом деле поверить в неземное происхождение героини: чтобы так мощно провести главную партию четырех с половиной часовой оперы, простому смертному, кажется, неоткуда взять сил.

И снова об иронии. Конечно, Пламен Карталов с художником Николаем Панайотовым не выбросили совсем эту интонацию за борт: один Вотан, дошедший в своей деградации до инвалидного кресла, чего стоит. А торпеда вместо коня Гране между ног у Брунгильды – ей и группа Rammstein с гигантским фаллоимитатором в их классическом шоу могла бы позавидовать. Не все детали показались смыслово ясными: что, например, означал пасьянс громадными картами таро со средневековыми солярными картинками, который раскладывал, а потом презрительно рассыпал Хаген?

Но в общем спектакль чем дальше, тем становился проще, серьезнее и космичнее. Драма женщин, к концу простивших друг друга – ведь они обе искренне любили, – вернула нас к пронзительной человечности «Валькирии». Финал с войском Гибихунгов на фоне гигантской Луны, с мертвым Зигфридом на клюве громадного тотемного ворона, с видеопожаром во всю сцену и последним лучом света, выхватывающим маленький клочок дыма сгоревшей вселенной, – это было по-настоящему грандиозно, сильно и безумно красиво.

Правда, одна моя коллега выразила легкое разочарование: уж если осовременивать антураж, то не в пыльноватом духе «Аэлиты» и «Звездных войн», а совсем радикально, переносом в цифровой мир, в лабиринты Сети, где ведь тоже полно чудовищ, и куда более страшных, чем прежние, своей практически полной неуловимостью. Что ж, на вкус и цвет… «Цифровую версию», пожалуй, оставим постановщикам следующего призыва, еще более смелым, чем нынешняя болгарская команда. Актуальности содержания, на мой взгляд, и нынешнему варианту хватило.

Финальное замечание на этот счет. Другой мой уважаемый коллега, узнав, что я иду на тетралогию, полушутя-полусерьезно замахал руками: да это же музыкальный символ фашизма.

В самом деле, стереотип такой есть. Но Вагнер, мне думается, ни разу не про фашизм. Скорее, наоборот. Стоило бы всякому лидеру, соблазнившемуся всевластьем, погрязшему в кознях и убийствах ради обладания миром, в принудительном порядке «прописывать» просмотр «Кольца нибелунга», и чтобы обязательно досидел до самого конца и видел бы эту гарь с проползающими по ней униженными и жалкими бывшими богами, и вместе со всеми потом аплодировал, аплодировал, аплодировал…

На снимке: К. Андреев – Зигфрид

Фото Виктора Викторова