Мотто нынешнего фестиваля – «Свет с Востока». В числе участников – музыканты из Китая и Южной Кореи, Турции и Нидерландов, Великобритании и Испании, Азербайджана и Канады, США и, разумеется, России. Концертную программу, обещающую мировые и российские премьеры, – это, например, произведения Леонида Десятникова и его корейской коллеги Чо Ын Хва, а также «Весенняя симфония» Бриттена, которая прозвучит впервые в России, – дополнит двухдневная конференция «Восток и Запад: вызов и ответ».

В ожидании события корреспондент «Играем с начала» побеседовал с художественным руководителем фестиваля «Евразия» – главным дирижером Уральского академического филармонического оркестра, народным артистом России, лауреатом Государственной премии РФ Дмитрием Лиссом.

– Дмитрий Ильич, что лично для вас означает этот фестиваль?

– Мы с руководством филармонии очень долго шли к этому фестивалю. И, с одной стороны, если говорить об идее евразийского музыкального форума, то где ему быть, как не у нас, в городе, находящемся на стыке Европы и Азии. С другой стороны, проведение фестивалей в наше время стало своеобразным трендом, определяющим лицо территории. И в этом плане такой крупный город, как Екатеринбург, конечно, был просто обязан иметь свой крупный фестиваль. Поэтому, когда мы получили от властей согласие и обещание поддержки, то взялись за дело с огромным энтузиазмом. Естественно, хотелось, чтобы у фестиваля была своя идеология и интересное творческое наполнение. Мне кажется, что программы первого и второго фестиваля соответствуют этим критериям.

– На предстоящем фестивале прозвучит как западная, так и восточная музыка. В частности, должны приехать национальные музыкальные коллективы из Китая и Азербайджана. Мне кажется, что восточная музыка до сих пор остается для российского слушателя во многом terra incognita. А у вас есть личный опыт соприкосновения с настоящей восточной музыкой?

– Во-первых, я должен сказать, что Россия в силу своего географического положения и своей истории стала первой страной, которая в музыке по-настоящему обратилась к восточным культурам. Если сравнить, скажем, «Рондо в турецком духе» Моцарта и восточный материал в операх Глинки и Бородина, то понятно, что у нас гораздо более серьезное и аутентичное проникновение в суть восточной культуры. Собственно говоря, вся история России была в той или иной степени вовлечена во взаимодействие с восточными культурами. Поэтому не могу согласиться, что для нашей публики Восток – что-то уж совсем экзотичное. Во-вторых, наш оркестр играл музыку японских композиторов, в частности Тору Такемицу. И эта музыка, так или иначе, представляет собой синтез западной культуры и восточной философии. На гастролях в Японии мы играли Косаку Ямада: основоположник современной японской музыки Ямада учился у Макса Бруха и Рихарда Штрауса. Так что между симфонической музыкой Запада и Востока нет непроходимого барьера.

А вот что касается традиционной музыки Востока, то мне кажется, очень важно познакомить наших слушателей с этим огромным пластом культуры. Ведь за музыкой Японии и Китая – тысячелетняя история и выдающиеся мастера, и эта музыка по своей глубине ничуть не меньше европейской. Просто принципы существования и развития в ней другие. Я, например, фанатик индийской музыки и получаю огромное удовольствие от исполнения традиционных раг подлинными мастерами. И мне хочется, чтобы мое восхищение и радость от восточной музыки разделили наши слушатели, потому что это другая вселенная и другая философия, погружение в которую очень обогащает. Ведь если разобраться, западная музыка XX века испытала на себе огромное влияние восточных культур, начиная с Оливье Мессиана и заканчивая минималистами. И проект «Великий шелковый путь», который пройдет в рамках нашего фестиваля, мне кажется, должен быть очень интересен.

– Многие современные композиторы из восточных стран пользуются традиционными формами академической музыки западноевропейской традиции, пишут для классического состава симфонического оркестра. А что тогда собственно восточного в их музыке?

– Интонации, взятые из традиционной музыки, восточное мироощущение. Вообще, самобытность национальных школ складывается не сразу. Например, если сравнивать Глинку и Мусоргского, то у последнего музыка гораздо более русская, а музыка доглинкинской эпохи зачастую просто копирует западные образцы. Так и на Востоке. Тору Такемицу, скажем, в музыке уже больше японец, чем Косаку Ямада. К тому же, на Востоке не прерывается традиция создания профессиональной музыки для национальных коллективов. Скажем, в Китае композиторы сегодня пишут и для оркестра китайских национальных инструментов, а не только для симфонических коллективов.

– Какая музыка из той, который вы дирижируете, вам наиболее близка?

– У меня достаточно широкий репертуар, но, говоря о своих любимых авторах, я не буду очень оригинален. В русской музыке это Шостакович, Рахманинов, Чайковский. С большой охотой мы играли Мясковского, его Шестую и Десятую симфонии уже записали на диск. Но мне также очень интересны и Мессиан, и Витольд Лютославский. Есть много произведений, дирижировать которыми мне доставляет огромное удовольствие и радость. И, конечно, мне интересно играть новую музыку.

– На фестивале «Евразия» ожидается выступление Амстердамского барочного оркестра под управлением Тона Коопмана. Как вы относитесь к движению аутентичного исполнительства?

– Оно уже не называется аутентичным, сейчас придумали другое слово.

– HIP, historically informed performance?

– Да, так называемое исторически осведомленное исполнительство. Если это сделано талантливо, то я отношусь к этому с большим энтузиазмом. Если это движение превращается во что-то сектантское – только жильные струны, играть можно только так-то и так-то, – во мне просыпаются не самые хорошие чувства.

– То есть все зависит от конкретных личностей?

– Когда я слушаю действительно талантливых музыкантов, которые все делают живо и интересно, я получаю удовольствие. Я не люблю, когда в музыке воздвигаются искусственные барьеры. Все талантливое интересно. Все начетническое и теоретически обусловленное, если в этом нет живой искры, скучно.

– И все равно, наверное, у вас есть любимые и нелюбимые исторические периоды или жанры. Например, вы не дирижируете оперой. Это сознательная позиция?

– Ну почему, я иногда дирижирую оперой. Например, прошлый сезон мы закрыли оперой «Алеко» Рахманинова в концертном исполнении. В оперном театре, действительно, я практически не дирижировал (был один опыт в моей жизни – это «Свадьба Фигаро» в одной из далеких стран). Мое редкое обращение к опере связано и с финансовыми проблемами. Чтобы исполнить оперу как следует, надо приглашать хороших солистов, а это стоит очень дорого. Но иногда это удается. Несколько лет назад мы делали концертное исполнение «Тоски» с участием итальянского тенора Массимо Джордано. Тогда все было по высшему классу, без всяких скидок. Вот на таком уровне дирижировать оперой мне интересно.

– В современной музыке мы наблюдаем пеструю картину стилистических направлений и доктрин. Что вам ближе из существующих сегодня веяний и течений?

– Не могу сказать, что являюсь приверженцем какого-либо направления, – я сторонник талантливо написанных произведений. Наш оркестр играл и американскую минималистскую музыку – скажем, впервые в России мы исполнили &laquoGrand pianola music» Джона Адамса, – и спектралистов, произведения Кайи Саариахо. И мне, и оркестру очень понравилось произведение французского композитора Марка-Андре Дальбави &laquoColor», а совсем недавно мы исполняли сочинение Эса-Пекки Салонена. Дело не в техниках и направлениях, а в том, что стоит за произведением. Если есть идея, можно пользоваться любой техникой. Вот только что наш оркестр – опять впервые в России – исполнил &laquoMi-parti» Лютославского: там вообще используется алеаторика, но ведь гениальная пьеса!

– По какому принципу вы формируете программы сезона?

– Это очень сложный процесс. Учитывается много факторов, в том числе финансовые и, конечно, то, для кого предназначаются эти программы, в каком абонементе они стоят и так далее. Но по мере возможности я стараюсь комбинировать с классикой какую-то новую музыку, открывать что-то интересное. Например, в прошедшем сезоне мы впервые в Екатеринбурге исполнили «Реквием для Ларисы» Валентина Сильвестрова.

– Интересно, как у вас воспринимала публика это, в общем-то, весьма непростое произведение? В Москве и в Петербурге на его исполнении некоторые слушатели выходили из зала.

– Ну а у нас все были просто в восторге. Я довольно много дирижировал музыкой Сильвестрова – с нашим оркестром его произведения исполняли Алексей Любимов, Гидон Кремер, – так что наша публика знала, чего ожидать, а артисты оркестра мне даже говорили, что на репетициях у них на глазах выступали слезы.

– В прошлом году Свердловская государственная филармония проводила конкурс на сочинение музыки для детей. Есть ли замысел проводить подобные конкурсы «взрослой музыки»?

– Нет. Боюсь, что и конкурс композиторов для детей мы тоже проводить больше не будем из-за того, что, в общем-то, не очень удовлетворены происходящим. Материал на конкурс присылают в основном студенты – серьезные композиторы не хотят отдавать свои силы и время на сочинение нового произведения при неизвестном результате. На последнем конкурсе у отборочной комиссии были большие проблемы с тем, чтобы выбрать достойные произведения на финал.

– Какие интересные события грядут для вас и Уральского академического филармонического оркестра в новом сезоне помимо фестиваля «Евразия»?

– Думаю, будет очень интересным второй абонемент нашего оркестра в Концертном зале Мариинского театра. Валерий Абисалович Гергиев выразил желание, чтобы мы повторили этот опыт, потому что прошлый абонемент прошел очень успешно со всех точек зрения, был полностью распродан, да и публика к нам отнеслась, в общем-то, хорошо. Поэтому теперь мы вновь проведем три концерта, одним из которых будет дирижировать лично Гергиев.

– Программа уже известна?

– Да. Это Пятая симфония Прокофьева и Второй фортепианный концерт Листа, в котором будет солировать Денис Мацуев. В моей программе – произведения Хачатуряна, Рахманинова, Шостаковича, Мессиана и Равеля.

– Спасибо за беседу!