Родившись в семье музыкантов, свое имя исполнительница получила в честь оперной Татьяны, поскольку ее отец, баритон Иван Васильевич Мелентьев, в день рождения дочери исполнял главную партию в «Евгении Онегине» Чайковского. Однако судьба приготовила артистке трудную стезю камерной певицы.

Искусство камерного пения в определенной мере можно уподобить ювелирному мастерству. По точному выражению музыковеда Бориса Каца, камерное исполнительство – «искусство повышенной ответственности за каждую ноту, за каждый изгиб мелодии, за каждый оттенок тембра». И точно так же, как искусный ювелир проявляет свою квалификацию в том, что позволяет максимально полно раскрыться драгоценному камню, настоящий камерный певец не столько утверждает себя, сколько становится проводником в мир личностных переживаний автора, где интонация говорит больше слов, а смысл проявляется в тонких намеках и недосказанности. Если у оперного артиста бывает возможность скрыться за пышноцветностью декораций и фактуры, то камерный певец несет полную ответственность перед залом за то, как будет услышан тот или иной композитор.

Огромный репертуар Татьяны Мелентьевой, включающий в себя сочинения разных стран и эпох, – не просто «хрестоматия камерного вокального искусства», но живая галерея образов, характеров, впечатлений и переживаний. Удивительная способность певицы делать старинную музыку современной, а современную, напротив, исполнять так, что явственно слышно дыхание классики, всегда привлекала публику и композиторов. В фондах Ленинградского радио сохранились записи циклов и вокальных миниатюр Бориса Арапова, Геннадия Банщикова, Сергея Баневича, Андрея Петрова, Сергея Слонимского и Бориса Тищенко в исполнении Татьяны Ивановны. Однако особое место в репертуаре всегда занимали сочинения ее супруга Александра Кнайфеля. Без участия певицы не появились бы на свет такие произведения Кнайфеля, как «Айнана», «Глупая лошадь», «Свете Тихий», «Блаженство», которые смело можно считать классикой XX века.

В ноябре артистка отметила юбилей. Прошедший накануне даты концерт в Малом зале Петербургской филармонии – специально составленное Александром Кнайфелем музыкально-литературное приношение «Онегинские строфы» – развернул причудливую и многомерную картину, смешавшую времена, события, лица и явления. В основу композиции вечера легли три «ингредиента»: отрывки из «Евгения Онегина», читаемые артистом Валерием Ивченко, выступления музыкантов (ансамбль Art-Elles, Петр Лаул и Олег Малов) и видеозаписи концертов Татьяны Мелентьевой на большом экране. Все вплеталось в ткань «романа в стихах», создавая причудливый, но четко выверенный контрапункт.

Онегинские строфы были намеренно «перемешаны», пушкинский текст оторвался от сюжета и завибрировал новыми смыслами, усиленными музыкальным резонансом. Так, в разговор Онегина и Ленского из начала третьей главы – после слова «поедем» – внезапно включается «Попутная песня» Глинки в изумительно тонком и безупречном по дикции исполнении Татьяны Мелентьевой. После горестного восклицания поэта «Татьяна, милая Татьяна!» – ее же запись романса Чайковского «Ни слова, о друг мой». Как продолжение строчки «И сердцем, пламенным и нежным» – шубертовский Экспромт соль-бемоль мажор (необыкновенно деликатно сыгранный Петром Лаулом). В подобные диалоги-взаимодействия с Пушкиным вступали Мендельсон, Рахманинов, Пёрселл, Стравинский, Тиц, Бах… – времена и стили выстраивались в вертикаль, беседа захватывала все больше участников.

Тихой кульминацией вечера стало новое сочинение Александра Кнайфеля «И стаи галок на крестах…». Эта строчка из седьмой главы «Евгения Онегина» относится к 38-й строфе, где идет перечисление видимых Татьяной из кибитки лиц, предметов и явлений, – по сути простое, через запятую, но создающее иллюзию немыслимой скорости. В звуковом воплощении этого «зрительного потока», напротив, нет ни грамма суеты. Начавшись с цитаты из увертюры к «Волшебной флейте», музыка Кнайфеля вдруг замирает в долгих выдержанных нотах у струнного квартета и фортепиано, пушкинское кружение отрывается от земли, устремляясь в небесные выси...

Завершающей точкой концерта стало стихотворение четырнадцатилетнего Пушкина «Блаженство». Александр Кнайфель положил его на музыку в 1997-м, и именно Татьяна Мелентьева стала первым и эталонным интерпретатором небольшого шедевра – запись ее исполнения была показана на вечере. Стремительный бег поэтических строчек подчеркнут репетицией-«секундомером» у рояля, а ритмически тщательно выписанная скороговорка неожиданно отсылает авангард к глинкинским истокам, его «Попутной песне»…

Фото автора