В этом театре фестиваль следует за фестивалем. До Нового года проходили некоторые мероприятия персонального смотра его знаменитого солиста Василия Ладюка. Конец января – начало февраля посвятили Крещенскому фестивалю. Не успел он отгреметь, как на пороге – новый и вновь персональный. Его хозяйка – солистка Новосибирской оперы, приглашенная солистка Большого и Мариинского театров Вероника Джиоева, чье имя в последние годы украшает многие знаковые афиши как в России, так и за рубежом. Недавние работы Джиоевой, что довелось слышать автору этих строк, – Татьяна и Иоланта в концертных исполнениях опер Чайковского в Москве, а также Лю в новосибирской «Турандот», – доставили истинное наслаждение и были полностью из категории «восторг меломана». Имя Джиоевой сегодня – законно манкое для любителей пения, ее красивейший, глубокий и мягкий голос, а также недюжинный темперамент, актерское дарование влекут почитателей бельканто, как мотыльков на яркий свет свечи.

Фестиваль Джиоевой включает пять вечеров, каждый из которых обещает свою изюминку. В одном – арии Моцарта, в другом – русские романсы, в третьем – огнедышащий «Трубадур», венцом же обещано праздничное оперное многоцветие гала-концерта. Вся акция получила заголовок «Пространство оперы».

Начали фестиваль заявкой амбициозной: в концертном исполнении была представлена совершеннейшая и труднейшая опера Верди «Аида». Письмо композитора достигло здесь невероятных вершин, партитура содержит множество подводных камней, справиться с которыми – задача очень достойная, но нередко непосильная. В репертуаре театра концертная версия «Аиды» существует уже достаточно давно, исполняли солисты и коллективы «Новой» эту оперу не только у себя, но и на других сценах (например, в Доме музыки). Теперь уже «рядовой» полуспектакль удачно вписался в формат нового оперного фестиваля.

Два наклонных ступенчатых подиума – станки для хора и одновременно уступы великих пирамид, полумрак на сцене, на заднике – видеопроекции, демонстрирующие публике «открыточный» Египет, его самые известные, легко узнаваемые образы. В этом условном пространстве режиссер Алексей Вэйро выстраивает мизансцены – простые, но выразительные. Певцы поют в концертных платьях, но разворачивают перед зрителем самый настоящий театр – живой, трепетный, экспрессивный, с самоотдачей играя неистовую драму. В таких «тепличных» условиях, без всяких отступлений от первоначальных смыслов опера в своем главном, музыкальном значении способна захватить полностью и произвести громадное впечатление: музыканты получают как бы особый карт-бланш. Конечно, если им есть что предъявить. Первый концерт фестиваля казался многообещающим, но в итоге посеял больше сомнений, нежели принес удовлетворение.

Казалось бы, вердиевские традиции сильны в «Новой опере», но, пожалуй, лишь работу хора (хормейстер Юлия Сенюкова) можно отнести к бесспорным удачам этого вечера. Оркестр же звучал местами разболтанно, случались и откровенные киксы, с солистами баланс нередко нарушался, естественно, не в их пользу. Маэстро Евгению Самойлову, безусловно, удалось собрать оперу воедино, чувствовалось сквозная драматургия и понимание архитектоники целого, но до филигранности исполнения было весьма далеко – звучание оказалось каким-то проходным, обыденным, не фестивальным.

Удивил и состав исполнителей. Например, на третьестепенные партии Гонца и Жрицы, при наличии огромного штата вполне качественных вокалистов, пригласили исполнителей из-за рубежа. И если Лиана Сасс порадовала яркостью и ровностью голоса, то короткий выход Владимира Коваля оставил публику в полном недоумении. Откровенно огорчили оба штатных баса «Новой» – Андрей Фетисов (Царь Египта) и Алексей Антонов (Рамфис), продемонстрировавшие пение невыразительное и неинтересное, глухое, немасштабное звучание голосов.

Михаил Губский – тенор универсальный, «палочка-выручалочка» многих российских театров, перепевший на наших сценах практически все и всегда державший определенный, весьма высокий уровень. И за Радамеса его также стоит поблагодарить – партия сложная, коварная, певец ее выдюживает, правда, проведя в основном в силовой манере, что отражалось местами на чистоте интонации и добротности вердиевской кантилены. Анастасия Лепешинская, памятная Москве по челябинской «Жанне д’Арк» (номинант «Золотой маски»), взялась за партию Амнерис: ее голос переходного типа с легкостью справлялся с «задранной» тесситурой, но вот ноток властности и коварства, какими одаривают обычно героиню настоящие меццо, явно недоставало.

Безупречным оказался лишь Борис Стаценко: его Амонасро был выразителен и брутален, мощный голос певца легко лепил образ изощренного и властного императора эфиопов. Ключ к своей Аиде Вероника Джиоева пока не нашла: страстность и отвага в целом ей удавались, но там, где требовались нежность и трепетность, выраженные композитором пианиссимо в высоком регистре, техника подводила певицу, не давая возможности насладиться красотой ее голоса в полном объеме.