В Большом зале Московской консерватории последняя опера Чайковского была представлена силами ведущих российских певцов и Государственного симфонического оркестра Республики Татарстан. Об этом коллективе в последние годы принято писать только в превосходных степенях: за семь лет руководства им маэстро Александром Сладковским оркестр буквально «восстал из пепла» и не просто вернулся в общероссийский музыкальный контекст, но претендует на лидирующие позиции. Он – бесспорный ньюсмейкер казанской афиши, играет и записывает многотрудные симфонии Малера и Шостаковича, гастролирует по России и миру. В том числе и поэтому было весьма любопытно оценить сегодняшнее состояние Татарского госоркестра: насколько грамотный пиар соответствует предъявляемому уровню, к тому же в нехарактерном для оркестра оперном репертуаре.

Безусловно, качество его звучания высоко: слаженность игры, баланс между оркестровыми группами и внутри них, интонационная точность, точность штриха и многие другие добродетели у коллектива есть. Знаменитое вступление к «Иоланте», изложенное композитором исключительно духовыми, сразу продемонстрировало класс. Ни для кого не секрет, что российская школа духовых переживает не самые лучшие времена, качественно играющих духовиков катастрофически мало, кроме того, сами инструменты объективно сложны, поэтому безупречно, без единой помарки сыгранное вступление сразу настроило на нужную волну – играют виртуозы. И в дальнейшем, по ходу оперы, было понятно, что профессиональных проблем коллектив не знает никаких, а взаимодействие с дирижером выстроено прекрасно.

Вместе с тем то, что это оркестр не театральный, стало очевидно в динамике его звука: слишком глянцевого, слишком яркого, нередко слишком громкого, доминирующего над вокальной строчкой и заглушающего певцов – прежде всего, в кульминациях и некоторых ансамблях. Музыканты и их художественный руководитель мыслят партитуру Чайковского в большей степени как симфоническое полотно, по-вагнеровски, когда голоса вокалистов принципиально не отличаются от оркестровых голосов, что, конечно, при всем симфонизме Чайковского не соответствует природе его опер, в которых он – гениальный представитель оперной традиции XIX века с ее приматом пения. В целом в интерпретации Сладковского «Иоланта» предстала излишне праздничной, «эффектной» оперой, в ней мало было места размышлению, возвышенному, отстраненному взгляду на забавную фабулу повествования, за которой, разумеется, кроется много смыслов.

Подобные ремарки справедливы не только в отношении звучания оркестра, но и певцов – солистов и хора «Мастера хорового пения» Льва Конторовича. Закономерно возникает вопрос: для того, чтобы опера состоялась как акт художественного творчества, достаточно ли наличия первоклассного состава исполнителей? Оказывается, нет: самое красивое пение каждого солиста в отдельности может не сложиться в единый музыкально-драматургический пазл, не достичь эмоциональной глубины (хотя экспрессия высокого градуса была явлена в исполнении «Иоланты» не раз). Кажется, это следствие все того же «лакированного» прочтения маэстро, когда упор сделан на эффекты, на внешнюю красивость, на совершенство формы и гораздо меньше внимания уделено содержанию.

В разной степени, но все солисты демонстрировали прежде всего эффектный вокал. Можно перечислить тысячу хвалебных эпитетов, описывая качества их голосов, а редкие помарки (и даже одну почти фатальную ошибку) и не заметить вовсе. Однако общий настрой был таков, что все исполнение больше походило на спортивное состязание – кто споет громче, ярче, экспрессивнее и на более длинном дыхании, кто эффектнее возьмет высокую ноту. Сам по себе такой «конкурс» также может произвести немалое впечатление, особенно когда он происходит между такими мастеровитыми вокалистами с незаурядными голосами, как Вероника Джиоева (Иоланта), Сергей Скороходов (Водемон), Василий Ладюк (Роберт), Евгений Никитин (Эбн-Хакиа), Петр Мигунов (Рене). И даже на второстепенные партии ангажировали замечательных певцов: это Дмитрий Скориков (Бертран), Полина Шамаева (Марта), Артем Сафронов (Альмерик) и другие. К тому же строгий филармонический формат концертного исполнения оживили элементами мизансценирования: Джиоева и впрямь изображала слепую, а Ладюк и Скороходов подначивали друг друга по-приятельски, как закадычные друзья.

Публика была в полнейшем восторге: овации оказались долгими и оглушительными. Безусловно, это исполнение можно назвать событийным, но только внешне. Заглянули ли мы по-настоящему в тайну дочери короля Рене, узнали ли что-то новое в хрестоматийной истории – большой вопрос.

На снимке: С. Скороходов, В. Ладюк, А. Сладковский