«Волшебная флейта» в немецко-говорящих странах ставится повсеместно, в разных интерпретациях, с максимальной фантазией, переносящей философскую сказку Моцарта – Шиканедера в самые замысловатые миры, времена и пространства. Поэтому решение пригласить в Минск на новую постановку оперы представителей именно этих стран – грамотное и обоснованное. К тому же режиссер Ханс-Йоахим Фрай – личность, известная не только в родной Германии и Европе, но и на постсоветском пространстве: он немало ставил в театрах Москвы, Петербурга, Владивостока, Улан-Удэ, и «Флейта» это уже вторая его работа в Минске. К большому вагнеровскому юбилею в 2013-м он сделал там «Летучего голландца».

Для великой моцартовской оперы-загадки Фрай предложил яркое решение, прежде всего, увлекающее своим визуальным компонентом. Уже на звуках увертюры зритель видит развернутое во все зеркало сцены звездное небо, где среди астральных объектов извивается гигантский устрашающий змей – тот самый, от которого несколькими минутами позже будет убегать Тамино, которого победят Три дамы – фрейлины Царицы ночи и которого так испугается Папагено. Распахивается занавес, и мы удивляемся обворожительной картинке волшебных кущ. Дальше – больше. Повелительница тьмы выходит из ствола гигантского волшебного древа, а ее чертог охраняет громадная чудовищная рептилия. Ее воинство напоминает не то обитателей каменного века, не то амазонок, не то Робин Гудов раннего Средневековья. Злодеи-подельники Моностатоса – словно устрашающие орки, да и вообще перекличек со знаменитыми киносагами и компьютерными играми типа «Властелина колец» и «Игр престолов» в спектакле предостаточно. Насколько такие аллюзии уместны и конгруэнтны именно моцартовской музыке, стилистике зингшпиля, каждый зритель решает для себя сам, но в общем-то подобный подход воспринимается нормально, без отторжения.

Фрай делит пространство оперы на три «царства», на три мира – темный мрак Царицы ночи: концентрация зла, отрицательной энергии; светлый, солнечный, сияющий мир Зарастро, в котором много золотого свечения, но есть и таинственный полумрак в храме мудрости, уставленном, словно библиотека, стеллажами с книгами; мир «междуземья» – ойкумена простых людей и простых чувств, зеленый лес, где обитают простодушные создания типа Папагено и Папагены. Такое трехуровневое деление исключительно логично и, несмотря на всю простоту, отсылает к глубоким философским концепциям мироздания, наличествующим что в религиозных системах, что в философских воззрениях разных народов и стран.

Редкой изобретательностью отличаются костюмы – они сложны, замысловаты, но всегда легко узнаваемы, идентифицируемы публикой без сомнения верно. Некоторые отличает высокий эстетизм – как, например, «венецианское» парчовое платье высокородного Тамино или черное, в стразах, с серебряной короной блистательное облачение главной чародейки оперы в первом акте (во втором Царица ночи предстанет в более брутальном виде – с витиеватыми рогами на челе вместо прекрасной короны). Фантазия художника Хартмута Шергхофера не перестает удивлять на протяжении всех двух актов своей парадоксальностью, но при этом – нет чрезмерности, нарочитости визуализации, что в итоге делает видеооблик спектакля гармоничным.

Музыкально спектакль решен с учетом моцартовской стилистики: звук воздушный, легкий, пластичный, словом, моцартовский. Он отличает и пение солистов и хора, и игру оркестра. Это в целом, но если говорить о деталях, то, к сожалению, удалось далеко не все. Частенько подводили духовые, причем не только медные, но и деревянные, не всегда были гомогенны струнные группы. Маэстро Манфред Майрхофер иногда терял контроль над партитурой – случались мелкие, но неоднократные расхождения между сценой и ямой, особенно явственно наблюдалась асинхронность с хором.

Гораздо выше коллективов Белорусской оперы проявили себя солисты. Каст полностью местный, и он откровенно порадовал. Пленительным по звуку и юным, трепетным по образу предстал Юрий Городецкий – Тамино: певец продемонстрировал истинно моцартовское звучание в этой весьма коварной партии. Отличное владение голосом и впечатляющий тембр показала Ирина Кучинская (Памина). Стихией комического совершенно очаровал Андрей Клипо – Папагено. В целом удачно было выступление и Маргариты Левчук: виртуозная партия Царицы ночи ей покорилась, даже несмотря на неудачную верхушку в первой арии. Благородному басу Андрея Валентия партия Зарастро объективно низковата, хотя в остальном и вокал, и образ заслуживают только суперлативов. Хороший ансамбль отличал пение Трех дам (Анастасия Москвина, Елена Золова, Екатерина Михновец).

Фото Павла Баса