С самого начала его короткой пока истории этот фестиваль отличают нетривиальные программы и яркие исполнители, в том числе звезды, которых заманить в Москву прежде не удавалось. Концертом такой звезды началась и «Опера априори» этого года. Впервые в Москве выступил аргентинский артист, один из самых востребованных исполнителей контратенорового цеха по обе стороны Атлантики.

Мне посчастливилось познакомиться с искусством Фаджоли в 2014-м на премьере моцартовского «Идоменея» в Ковент-Гардене – впечатление было сногсшибательное. Из всех слышанных вживую контратеноров, а таковых накопилось за последние 10-15 лет немало (ибо голос очень модный), Фаджоли – безусловно, лучший, практически совершенный.

Его звук ярок и сконцентрирован, полетен, его нельзя назвать мощным, что было бы опрометчиво ожидать пусть и от техничного, вышколенного и натренированного, но все же фальцета, однако это достаточно насыщенный голос, способный покрыть столь крупное и акустически непростое пространство, как Зал Чайковского. За весь концерт была лишь пара мест, когда оркестр Musica Viva – весьма деликатный и легко справляющийся со стилистикой барокко и раннеромантического бельканто – «затушевывал» певца. В целом же голос Фаджоли никак не назовешь блеклым или слабым, он уверенно находил убедительный баланс с инструменталистами.

Его голос красив, что встречается у контратеноров нечасто. Он почти лишен контратеноровой терпкости и звучит, как чистое меццо, но меццо очень благородное. Правильнее, наверное, было бы назвать Фаджоли не контратенором, а контральто или просто альтом: в его звучании много пленительной неги, прозрачных, чистейших красок, и если вы закроете глаза и вовсе не будете смотреть на сцену, то ощущения будут ровно такими же, как от самого прекрасного и совершенного женского меццо-сопрано.

Техника Фаджоли – на грани и даже за гранью фантастики. Огромное дыхание, ровность по всему диапазону, не резкий, не визгливый верх, чудесные грудные ноты – полнокровные, густые, гудящие, как орган, бесшовные переходы и по-настоящему золотая середина. Необыкновенная колоратурная техника – не менее пиротехническая в своей цирковой эквилибристике, чем у той же Чечилии Бартоли. Интонационная точность – математически безупречная: никаких неточностей, неустойчивостей или неопределенности тона. Интонация практически инструментальная, притом что звук – не плоский, не выбеленный, а полнокровно вибрирующий на каждой, даже самой короткой ноте: в лучших традициях итальянского бельканто. Чудо!

Мы не знаем, как пели великие кастраты, но хочется верить, что где-то приблизительно так. Добавим к этому уверенно-победную манеру держаться на сцене, по-барочному картинные позы и поклоны, и вполне можно вообразить, что перед нами – воскресший Фаринелли.

В концерте, за исключением бисового Керубино из моцартовской «Свадьбы Фигаро», были спеты сплошь раритеты: арии из опер «Деметрий и Полибий», «Дева озера», «Танкред» и «Семирамида». Эти оперы Россини эксклюзивны для России, да и в мире они по-прежнему редки: серьезного Россини ставят мало, несмотря на десятилетия усилий пропагандистов творчества композитора. Все спетые арии – верх совершенства, и трудно выделить, что получилось лучше: в каждой певец демонстрировал и пленительную кантилену, и бравурную колоратуру – вокальный абсолют, помноженный на выразительность, настоящую белькантовую экспрессивность пения.

Зал отвечал безупречному искусству Фаджоли бурей восторгов. За его сиянием померкло все остальное, хотя в концерте были еще участники, и даже весьма замечательные. Это темпераментный Максим Емельянычев за пультом Musica Viva, виртуоз-кларнетист Валентин Урюпин (еще и успешный дирижер), септет Musica Viva, исполнивший виртуозную россиниевскую Серенаду 1823 года. Но все лавры в тот вечер по праву принадлежали только ему – прекрасному голосу из далекой Аргентины.

Фото Иры Полярной