Имя Дмитрия Хворостовского в нашей стране знаковое: популярность артиста велика, каждый его приезд в Москву подобен визиту кумира шоу-бизнеса – яркие постеры и билборды по всему городу, шумная реклама в СМИ и астрономические цены на билеты. Карьера певца развивается на Западе, но на родину он приезжает нередко, выступая преимущественно в столицах и родном Красноярске. Нынешний визит – особый, приковавший к себе внимание всех: в конце июня Хворостовский отменил свои выступления в связи с тяжелым заболеванием, но, пройдя курс лечения, уже в сентябре возобновил оперную карьеру, спев в «Трубадуре» на сцене нью-йоркской «Метрополитен-оперы», а в октябре выступив несколько раз и в Москве.

Встреча ожидалась с трепетом – каков он теперь, любимый певец, как держится, как выглядит, в какой вокальной форме? Циклопический зал Государственного Кремлевского дворца был заполнен до отказа, и артист не обманул ожиданий своих поклонников: буквально выпорхнув на сцену, предстал все таким же обаятельным и сильным, каким мы его знаем многие годы. Овация была нескончаемой – возвращение легенды состоялось: как говорится, дай-то бог и в добрый путь!

Кремлевский концерт состоялся в рамках цикла «Хворостовский и друзья», благодаря которому уже почти десять лет российский баритон представляет отечественной публике выдающихся зарубежных певцов – своих коллег и партнеров на мировых оперных площадках. Знаменательный вечер украсила своим искусством латвийская меццо-сопрано Элина Гаранча, которую в Москве уже слышали и, конечно, знают по трансляциям из зарубежных театров. Ее голос, безусловно, красив и свеж, ярок и выразителен, особенно впечатляют средний и верхний регистры, последний звучит не просто уверенно, но победно, жизнеутверждающе, а вот нижний – гораздо слабее, глуше, и в целом «слишком европейское» ее меццо значительно ближе к драматическому сопрано, чем к полноценному альту. В богатстве обертонами и в повышенной эмоциональности, страстности исполнения слышится что-то образцовское, при этом Гаранча – мастер фразировки, верных акцентов, широкого легато и разнообразия нюансировки.

Согласно формату мероприятия (предназначенного самой широкой публике), оба вокалиста пели только самое популярное: Гаранча начала с Кармен (Хабанера), продолжила Сантуццей из «Сельской чести» и Принцессой Буйонской из «Адриенны Лекуврер», а закончила Леонорой из «Фаворитки», чья ария оказалась, пожалуй, спетой наиболее безупречно и с технической стороны, и с точки зрения убедительности создаваемого образа. В Хабанере же проскользнула одна неудачная верхушка, а в арии де Буйон очень мешало отсутствие насыщенного звучания низких нот. Сантуцца, партия, написанная для драмсопрано, к совершенству была гораздо ближе – почти так же хороша, как и доницеттиевская Леонора, хотя изящное бельканто Гаранче показано гораздо больше, нежели надрывный веризм.

У ее партнера наиболее безупречно прозвучала ария Графа ди Луна из «Трубадура» – помимо демонстрации собственно красоты голоса и благородства вокальной манеры, певцу удалось создать по-настоящему трогательный образ: мужественный, яркий, страдающий, любящий. К прочим ариям уже можно высказать некоторые замечания: Эскамильо был спет с излишней аффектацией, Роберт из «Иоланты» – в слишком медленном, словно колыбельном темпе, а Альфонсу из «Фаворитки» несколько недоставало белькантового изящества (чем как раз блистала в этой же музыке Гаранча). Впрочем, это если судить совсем строго; если же нет, то стоит признать, что Хворостовский явился в великолепной вокальной форме, особенно фантастической, если учесть, как тяжел его недуг и сурово лечение.

Благодарную публику, не скупившуюся на аплодисменты и охапки цветов, артисты слегка побаловали и дуэтами: и если в напряженном диалоге Сантуцци и Альфио чувствовался некоторый пережим, «передозировка» эмоций, причем довольно однообразных, то игривые дуэты Ганны и Данило из «Веселой вдовы» и моцартовских Церлины и Дон Жуана попали в самую точку – пленяли кокетством, если не скрытым эротизмом.

Аккомпанировал звездам оркестр театра «Новая опера», самостоятельно исполнивший три номера: интермеццо из «Сельской чести», увертюру к «Норме» и, конечно, увертюру к оффенбаховскому «Орфею в аду» (ею открыли вечер), которую маэстро Константин Орбелян стремится включить в любое свое выступление в Москве. С оперным оркестром певцам и маэстро работалось легко: музыканты приучены уважать голос, следовать за вокалистом, чутко реагировать на одностороннее изменение темпа или рубатное ведение фразы.