Речь идет о февральском филармоническом концерте в Большом зале Московской консерватории, и сомнения в отношении его формата, хотя афиша поводов для этого не давала, оказались не напрасны. Программка гласила, что из оратории Генделя «Самсон» (1743) для солистов, хора и оркестра на либретто Ньюберга Гамильтона по драматической поэме Джона Мильтона «Самсон-борец» мы услышим лишь избранные номера. Но если бы только это! Было заявлено вступительное слово Артема Варгафтика, но он вообще не уходил со сцены, вещая по ходу концерта, так что вместо встречи с музыкой барокко мы внимали банальнейшей литературно-музыкальной композиции (притом с «литературой» в ней было проблематично, а исполнили примерно треть всего номерного корпуса).

Номера – это и речитативы (в том числе accompagnato), и арии, и ансамбли (в том числе дуэты), и хоры, и оркестровые фрагменты. Вес каждого – как по длительности, так и по драматургической функции – различен, поэтому треть номеров – это, конечно же, не буквально треть полной партитуры, но купюры тем не менее оказались гигантскими! В таком «варварски» усеченном виде претендовать на лавры первого исполнения в России, что с пафосом было подчеркнуто «докладчиком», этот проект может лишь де-юре, но никак не де-факто. К счастью, сожалеть о потерянном времени не пришлось. В целом исполнение доставило немало приятных мгновений. Концерт-компромисс прошел в рамках абонемента Хоровой капеллы России им. А.А. Юрлова. К ней примкнул Ансамбль солистов РНО, а место за дирижерским пультом занял художественный руководитель и главный дирижер Капеллы Геннадий Дмитряк. Соло на скрипке исполнил Алексей Бруни, партию органа – Маргарита Королёва.

Драматургия – тот стержень, что, как правило, присущ оратории в той же степени, что и опере. Но ветхозаветный сюжет о народном герое иудеев Самсоне, с подачи Мильтона изложенный белым стихом и для театра не предназначенный, в переработке Гамильтона статичен еще больше, чем сюжет оперы Сен-Санса «Самсон и Далила». При этом музыкальные достоинства «Самсона» как грандиозного памятника эпохи барокко очевидны, хотя развитие сюжета в оратории Генделя практически отсутствует.

Самсон уже ослеплен: с самого начала он закован в цепи и брошен в темницу в Газе, все действие локализовано перед ней и внутри нее. Далила теперь – не кто иная, как жена Самсона! В честь праздника бога Дагона филистимляне разрешают другу Самсона Михею навестить его. Михей удручен: в низложении некогда непобедимого героя он видит символ поражения Израиля. Но Самсон, страдая от ослепления, настаивает: его падение – вина лишь его одного, ибо он не смог сохранить от предавшей его женщины секрет своей силы, заключенной в волосах. Приходит к Самсону и его отец Маной, потрясенный ужасной участью сына. Самсон жаждет лишь смерти, а иудеи уверяют его, что как герой он восторжествует над вечностью…

Во втором акте Самсона навещает Далила, говоря, что якобы сожалеет о содеянном. Она пытается убедить Самсона, что все еще любит его, но он гневно ее отвергает. Приходит и филистимский исполин Харафа: в ответ на его насмешки Самсон предлагает помериться с ним силой. Но Харафа лишь бахвалится. Михей же предлагает измерить силу Дагона в противостоянии богу израильтян. Обе стороны восхваляют своих богов…

Поверженного героя должны увидеть все, и в третьем акте Харафа появляется вновь, чтобы отвести Самсона на праздник Дагона. Они уходят, и после этого к тюрьме стягиваются иудеи. Вдали слышны песнопения филистимлян, но вот их звуки перерастают в шум и всеобщую панику. Прибывший вестник рассказывает, что Самсон обрушил здание храма, похоронив под обломками себя и филистимлян. Мертвое тело Самсона проносится в траурной процессии, и дети Израиля оплакивают его героическую смерть. В финале – благодарение: иудеи восхваляют своего бога. Фиаско иудеев (первая часть) и торжество филистимлян (вторая часть) в третьей зеркально оборачиваются фиаско филистимлян и торжеством иудеев, хотя к последнему и примешаны ноты утраты и скорби.

Через драму судеб людей выстраивается народный героический эпос, конфликтное столкновение религий, идеологических мировоззрений. Первый акт – подобие завязки сюжета, второй – обострение конфликта между победителями (филистимлянами) и побежденными (иудеями). Номера первого акта – речитативы и арии, дающие экспликации образов Самсона, Михея и Маноя. Во втором к ним добавляются и дуэты – Самсона и Далилы, Самсона и Харафы. Третий акт – кульминация и развязка с гибелью героя. Ансамблево-хоровой финал – прославление подвига Самсона и победы иудейской веры.

Во всем том, что в этом исполнении уцелело от партии Самсона, тенор lirico spinto Юрий Ростоцкий, солист «Новой оперы», обращает на себя внимание как отменным чувством стиля, так и актерской выразительностью. Как ни странно, музыкально эффектная, роскошная партия Далилы главной на сей раз не является, но от этого к стилистике исполнения она не менее требовательна. И в ней Светлана Полянская, обладательница кристально чистого и мягкого лирического сопрано, состоятельна в полной мере – и музыкально, и артистически. Солистка Большого театра меццо-сопрано Евгения Сегенюк в партии-травести Михея за счет тембрально темной, густой фактуры звучания властно покоряет вокальным драматизмом. Максим Кузьмин-Караваев, интеллектуально-тонкий и музыкально-рафинированный бас, уверенно царит в двух ипостасях – Маноя и Харафы. Поистине великолепен оркестр, но, кажется, главное во всем этом экспресс-исполнении – восхитительно-дивные хоровые страницы: что ни говори, а музыкальное противостояние филистимлян и израильтян удалось на славу!

На снимке: Г. Дмитряк