Первоначально идея была несколько иной: другому пространству новых и новейших сочинений соответствовал непривычный антураж. Помнится, на первом фестивале концерт-открытие состоялся на крыше филармонии (к счастью, при хорошей погоде), а другие концерты проходили где угодно, только не в залах, и надо признаться, что определенный дискомфорт, который доставляли эти инновации, порой пересиливал свежесть авантюры. Скажем, какой смысл слушать музыку в фойе Концертного зала им. П.И. Чайковского, если рядом пустует вместительный зал с удобными креслами? И вот нынешний фестиваль в лице своего нового руководителя Владимира Юровского решил расстаться с этой несколько искусственной идеей и вернуть новую музыку в академическую концертную ситуацию.

Что же касается другого пространства в собственно музыкальном смысле, то если на предыдущих фестивалях акцент делался на новейшей музыке наших соотечественников, теперь в программе больше европейских классиков ХХ века. Для кого их опусы «другое пространство» – это еще вопрос, в основном аудиторию составляли профессионалы: профессора Московской консерватории и РАМ им. Гнесиных, авторитетные музыкальные критики и журналисты, выпускники и студенты музыкальных вузов. Впрочем, была и «нецелевая» публика, ходившая не столько на современную музыку, сколько на Юровского. В общем и целом было больше знакомых лиц, чем незнакомых. Как-то слабо верится, что профессионалам неизвестны знаковые произведения Карлхайнца Штокхаузена, Пьера Булеза или Лючано Берио, да и за творчеством наших авторов многие следят. Хотя кто знает, например, музыку живущего в Стокгольме японца Реи Мунакаты, показанную польским ансамблем Neoquartet? Так что для кого-то пространство было другим, для кого-то не совсем – все относительно и условно. Двойной конферанс от Рауфа Фархадова и Владимира Юровского (оба на протяжении всего фестиваля соревновались в эрудиции и артистизме) изобиловал деталями, специфической терминологией и не был рассчитан на широкую публику; тем не менее и «чайники», и профессионалы, кажется, остались довольны. Никогда еще «Другое пространство» не было столь значительным и масштабным.

Открытие состоялось в Зале Чайковского силами ГАСО России им. Е.Ф. Светланова под управлением Юровского (с его легкой руки этот коллектив стал оркестром-резидентом фестиваля). И, как оказалось, наши оркестранты способны на многое, когда перед ними авторитетный и глубоко сопричастный новой музыке художественный руководитель. Сначала – премьера оркестровой версии пьесы Vox («Глас») автора идеи фестиваля Олега Пайбердина, что, конечно, справедливо. Замысел сочинения репрезентирует связь с ранней европейской музыкальной традицией – жанром органума. Здесь особенность мышления композитора с его акцентом на экспозиционности находит наиболее органичное выражение. Материал оригинален и интересен; сначала вполне можно было вообразить, что это никак не меньше, чем глас Бога, звучание макрокосмоса. Но произведение довольно быстро завершается, оставив некоторую неудовлетворенность и ощущение несоответствия изначально заявленному масштабу. Возможно, было бы концептуальнее, если бы оно не завершалось, а прерывалось на манер минималистских опусов.

Тем же вечером – оркестровая версия «Танцев с умершим другом» Владимира Мартынова. Эту его работу мы знаем в камерном варианте для фортепиано соло – Мартынов сам исполнял ее в качестве пианиста на своем именном фестивале. Она посвящена его другу, талантливому композитору Юрию Чернушевичу, умершему в 19-летнем возрасте. Буквально за месяц до смерти он закончил «Мадригалы на стихи Омара Хайяма», текст последнего из которых оказался пророческим: «Этот мир зеленый, алый, голубой / Будет скоро отнят у тебя судьбой…». Именно этот мадригал Мартынов выбрал в качестве отправной точки для воображаемого диалога – музицирования с другом. В сопровождении ГАСО на этот раз солировал Алексей Любимов. Совершенно в ином ключе, чем сам автор. Манера Мартынова постромантически-импрессионистская, а Любимов показал целую шкалу градаций от энергичной подачи звука почти без педали в духе американского минимализма до романтической размытости паттерна. Ударность его туше порой противоречила кантиленному романтизму оркестровой партии, вступая в диалог – горячо и страстно, вплоть до фанатизма. Сам же материал Чернушевича, выросший из позднескрябинского стиля, – это уже свой путь, который, как считает Мартынов, мог бы изменить картину современной музыкальной жизни.

Из сильных впечатлений первого дня фестиваля – «Фантомы» для симфонического оркестра Владимира Николаева (мировая премьера). «Это и причудливая игра звуковых пространств, и неуловимые, ускользающие образы, трудно поддающиеся определению, – комментирует автор. – Они живут своей таинственной жизнью, рождаемые пластикой дирижерских рук. Их трудно разглядеть, невозможно ухватить. Тем не менее из них возникает вполне зримая конструкция, складывается законченная история». Эта пьеса сочинялась Николаевым специально для фестиваля, поэтому вполне естественно, что в ней обыгрывалась пространственная идея.

Не менее сильное, но неоднозначное впечатление – от Второй симфонии «Истинная, Вечная Благость» Галины Уствольской на текст Германа Расслабленного. На деле в ней разлита предельная внутренняя дисгармония (кричащее противопоставление крайних регистров), а аффектированное обращение к Богу (театрализованный «голос соло» Игоря Яцко с правого балкона) временами отдавало психической патологией. В симфонии немалая роль отводится фортепиано, которое должно звучать крайне жестко. Однако пианистка просто била по клавишам, изображая жесткость, что было довольно бессмысленно без слышания соответствующих гармоний и звукосочетаний.

Вообще программа первого концерта фестиваля многими была признана чем-то вроде поминок по Пьеру Булезу, покинувшему этот мир в январе. Действительно, и симфония Уствольской, и «Фантомы» Николаева, и «Танцы с умершим другом» Мартынова настраивают на эту тему, а «Маленькая торжественная музыка в честь Пьера Булеза» Дьёрдя Куртага и «Ритуал памяти Бруно Мадерны» самого Булеза довершают дело. По поводу последнего сочинения Юровский высказался так: «Тишина побеждает звучащую материю – это небытие против бытия». В «Ритуале» Булез тоже играет с пространством (оркестр частично располагался на сцене, частично – на балконах), что льет воду на мельницу концепции фестиваля. Владимир Юровский был бесподобен и безупречен; солисты оркестра под его руководством, казалось, совершили внеплановую реинкарнацию. Сложнейшая булезовская партитура прозвучала с изощренным пониманием всех мелочей, и вместе с тем выстроилась изысканная геометрия формы целого. Однако холодная красота мелькающих структур довольно быстро притупляет восприятие, сегодня Булез слушается как нечто музейное, неживое – хочется чего-то более человеческого. Когда-то он вызывающе озаглавил свой некролог главе нововенцев – «Шёнберг мертв». Не настало ли время сказать то же самое о самом Булезе? Исключая, может быть, его «Молоток без Мастера»…

Формат «Другого пространства» предполагает невероятную концентрацию концертов (два-три в день – в порядке вещей). Три концерта практически в режиме нон-стоп прошли 5 ноября. Opus Prenatum Владимира Мартынова 2013 года (по мысли автора, относящийся уже к эпохе принципиально новой, но пока «пренатальной», музыки) прозвучал в исполнении ансамбля «Академия старинной музыки» Татьяны Гринденко с участием четырех вокалисток. В центре, в глубине сцены – огромные белые тибетские чаши, откуда лилась какая-то космическая медитация. У Мартынова было такое сочинение – «Обретение абсолютно прекрасного звука», где он опробовал божественный тембр тибетских поющих чаш – звуковое воплощение света. В Opus Prenatum их было, кажется, десять, и они даже солировали.

Главный концерт дня – российские премьеры структуралистских «Групп» Карлхайнца Штокхаузена и постмодернистской Симфонии Лючано Берио, а еще серенада «1791» Фараджа Караева с цитатой из моцартовской Lacrimosa (в названии – год смерти Вольфганга Амадея). Первые два опуса хорошо знакомы профессионалам, но одно дело – слушать в записи и совсем другое – в живом исполнении. «Группы» для трех оркестров были достойно исполнены силами ГАСО, Азербайджанского государственного симфонического оркестра им. Уз. Гаджибекова и ансамбля Questa Musica (дирижеры – Владимир Юровский, Фуад Ибрагимов и Филипп Чижевский). В идеале публика должна сидеть в центре, а музыканты – слева, справа и собственно на сцене, но КЗЧ оказался не приспособлен к таким экспериментам. Вот если бы сыграть «Группы» в фойе… Но даже в адаптированном варианте (все три оркестра располагались на сцене) пространственность и путешествие звука ощущались.

Третий концерт завершился около полуночи – видеоопера «Индекс металлов» Фаусто Ромителли прозвучала в исполнении «Студии новой музыки», солировала Екатерина Кичигина (сопрано). Разностильный сплав (где наряду с изысканным радикализмом стиля присутствовали фрагменты из музыки Pink Floyd, нарезка из финского техно) оставил впечатление какой-то мрачной красоты – как и несколько лет назад в Центре им. Вс. Мейерхольда. Певица, видимо, решившая поддержать визуальный ряд, была в блестящем платье цвета меди и такого же цвета парике.

«Другое пространство» – фестиваль не только премьер, в отличие от проходившей параллельно «Московской осени». Здесь исполняются и совсем недавно звучавшие сочинения: например, «Фрагменты из Кафки» Дьёрдя Куртага, летом показанные в Электротеатре «Станиславский», были блестяще повторены с другой вокалисткой из Польши (Майя Янтарь, сопрано и Владислав Песин, скрипка).

В программе фестиваля радикализм был уравновешен минимализмом и тут, конечно, не могло обойтись без Алексея Любимова, который позвал в компанию еще одного пианиста, Петра Айду, и ударника Елисея Дрегалина. Впрочем, в концерте «Американские горки: от Айвза до Адамса» звучали не только минималисты и не только фортепиано (в том числе препарированное). В программе – Филип Гласс, Мортон Фелдман, Джон Кейдж, Генри Кауэлл, Чарльз Айвз, Конлон Нанкэрроу, Джордж Антейл, Джон Лютер Адамс; многочисленные регтаймы, для исполнения которых были привлечены старое расстроенное пианино, пианола и Александр Зенин. Говорят, чтобы пристыковать пианолу к аутентичному пианино, его пришлось разобрать, собрать и даже подпилить. Публика была в восторге. Piano Rag Music Стравинского прозвучала в авторской версии для пианолы – Игорь Федорович мало доверял живому исполнителю, так что это в его духе.

А завершился фестиваль архаическими «Псалмами» (Tehillim) Стива Райха и восторженно-славильной рождественской ораторией «Младенец Христос» (El Niño) Джона Адамса – легкими для восприятия, но невероятно статичными. Московский ансамбль современной музыки, ансамбль N’Caged, ГАСО, Государственная академическая хоровая капелла России им. А.А. Юрлова, Эстонский национальный мужской хор и солисты (в том числе три контратенора из США) – роскошный исполнительский состав концерта-закрытия.

На фото А. Любимов, В. Мартынов, В. Юровский, ГАСО

Фото предоставлено пресс-службой Московской филармонии