Удивительная картина, наблюдаемая у нас далеко не в первый раз: если уж в каком-то театре поставили оперу «Травиата», то пока в обозримом временном промежутке она не обойдет все театральные сцены Москвы, творцы и управленцы от искусства не успокоятся. То же можно сказать и про «Евгения Онегина», и про «Пиковую даму» или «Царскую невесту» – всплески всеобщего интереса к одному названию периодически возникают в столице с ее многочисленными оперными сценами. Раньше это касалось в основном опер популярных. Теперь же тенденция явно ширится: болезнь репертуарокопирования перекинулась и на редкие названия и становится не только московской. Десятилетиями у нас не шла, например, «Орлеанская дева», а тут про нее резко вспомнили и в Москве, и в Уфе, и в Челябинске. Неожиданно полюбили и «Медею» Керубини, которую до того в упор не видели (за двести лет поставили один раз в Самаре): в этом году она появилась в Москве и в Красноярске. Но если в масштабах такой огромной страны, как Россия, повторы в разных городах большой проблемой не являются, то в рамках одного города они выглядят весьма курьезно.

Этой осенью в Москве вдруг воспылали страстью к опере чешского классика Леоша Яначека «Приключения лисички-плутовки»: из богатейшего оперного наследия композитора, в котором, кстати, есть опусы на русские сюжеты («Катя Кабанова», «Из мертвого дома»), сразу два московских театра парадоксально выбирают именно «Лисичку». Но это еще не вся интрига. И Детскому музыкальному театру им. Наталии Сац, и Камерному музыкальному театру им. Бориса Покровского опера эта, прямо скажем, не совсем по размеру. Для первого, призванного окормлять, прежде всего, подрастающее поколение, символистская псевдосказка явно не по формату аудитории – ничего сказочного, детского в этой опере нет и в помине, кроме формы, конечно же. Для второго не подходит сама партитура, масштаб полотна: ничего камерного в этой опере не наблюдается и близко.

Однако всем хочется ставить не то, к чему они изначально предназначены. Георгия Исаакяна явно сковывает детская специализация вверенного ему судьбой коллектива, поэтому в последние годы здесь очевиден отход от репертуара, характерного для всех прежних пятидесяти лет существования театра: в афише пышно расцвели такие «несацевские» спектакли, как «Альцина» Генделя или «Игра о душе и теле» Кавальери, «Кармен» или «Иоланта». Конечно, и при Наталии Ильиничне шли «Онегин» и «Мадам Баттерфляй», но не они являлись лицом театра. Хорош ли такой репертуарный крен? Наверное, неплох, если он разнообразит афишу, расширяет возможности труппы – главное, чтобы увлечение не переросло во что-то иное, и детский театр совсем уж не перестал быть детским.

Похожая ситуация и у покровцев: в зале на двести мест ставят грандиозные опусы – «Идоменея» Моцарта – Штрауса, «Леонору» Бетховена, «Бег» Сидельникова, «Черевички» Чайковского. Покровцы упорно алкают грандиозности. Хорошо это или плохо? Вопрос сложный: понятно, что камерный репертуар узок, хочется попробовать разное, тем более что в последнее время труппа пополнилась качественными молодыми голосами. Справедливости ради стоит сказать, что в случае с «Лисичкой» театр нашел разумный компромисс: к постановке была взята камерная редакция оперы английского композитора Джонатана Дава (ранее у нас он был известен как Доув – его «Пиноккио» несколько сезонов успешно шел в Театре Сац), уже зарекомендовавшая себя на европейских сценах, в том числе и в Чехии (мне довелось с ней познакомиться на монографическом фестивале Яначека в Брно).

Первой до Москвы «добежала» «Лисичка» Театра Сац, переименованная в лаконичное «Лисичка. Любовь» и адресованная аудитории 12+. Шаг более чем смелый, ведь в опере Яначека столько глубокой философии, размышлений о смысле бытия, что и 21+ может оказаться в самый раз.

Как же все-таки подать философскую притчу, довольно сложный текст (в обоих московских театрах опера идет в переводе на русский) детям – чтобы слушали, чтобы понимали, чтобы интересно было? «Только красиво», – решили в Театре Сац и создали по-хорошему эстетский спектакль, где скупая, но стильная сценография (наклонный помост-ромб и меняющий цвета однотонный задник-экран) в кульминационные моменты вдруг вспыхивает буйством красок щедрого лета или умиротворенностью золотой осени, замыкающей природный и жизненный цикл и приносящей душевный покой главному герою – Егерю (сценографы Филипп Виноградов и Валентина Останькович). Мобильные декорации в момент меняют обстановку на сцене, придавая спектаклю кинематографический динамизм. Роскошные костюмы с выдумкой (а как же без нее изобразить лесное царство – бабочек, лягушек, птичек и пр.) и масса точно рассчитанных игровых мизансцен дополняют благополучную картину и делают просмотр сложной оперы делом весьма увлекательным – что для детей, что для взрослых.

Иносказательного языка оперы не побоялись – не пошли путем адаптации, примитивизации, сюсюкающего пересказа. «Лисичка» подана как правдивая история жизни и смерти, в которой естественны смены этапов бытия, времен года, чередование комического, лирического и трагического. Великая музыка Яначека, в которой много света и нежной лирики, чарующих мотивов славянского фольклора, близкого нам мелоса, является неоценимым подспорьем в усвоении истин «Лисички» – она влюбляет в себя, заставляет слушать, открыв рот, благодаря чему даже и что-то на первый взгляд непонятное постепенно, по ходу спектакля становится родным.

Не меньшую радость приносит и музыкальное решение спектакля, качество исполнения: оркестру театра, еще несколько лет назад игравшему весь свой репертуар средне-невыразительно, сегодня под силу самые тонкие и заковыристые партитуры. «Лисичка» в его прочтении полна поэтики и изысканных нюансов, маэстро Евгению Бражнику удается вместе с музыкантами высветить все колористическое богатство оркестровки, поэтому малоизвестная в России опера оказывается для любого слушателя – маленького или большого, подготовленного или не очень – весьма приятным сюрпризом.

Голосистая молодежь блестяще проводят премьеру «Лисички», где красота тембров удачно сочетается с выгодной внешностью артистов. Особенно запоминаются сочное, журчащее сопрано Ольги Бутенко (Лисичка), сильный и гибкий баритон Петра Соколова (Егерь), звучное меццо Алены Романовой (лис Златогривек, возлюбленный лисички Остроушки), зычный бас Олега Банковского (браконьер Гарашта). Ряд артистов исполняют двойные партии (людей и животных), отлично справляясь как с игровым моментами, так и со сложными ансамблями оперы, – Сергей Петрищев (Учитель и Комар), Александр Цилинко (Пастор и Барсук), Зарина Самадова (жена Егеря и Сова), Андрей Панкратов (Пасек и Дятел) и др. Всех без исключения солистов отличает неправдоподобно четкая дикция, что здорово облегчает публике знакомство с новым для нее произведением. Самое главное, что, несмотря на всю «непростоту» опуса (и музыкальную, и сюжетную), в игре и пении артистов совершенно не ощущается непосильный труд – плавность течения музыки, легкость повествования, гармония и естественность безраздельно царят.

В Театре Покровского Михаил Кисляров и музыкальный руководитель постановки Геннадий Рождественский назвали спектакль «Лиса-плутовка», постаравшись максимально дистанцироваться от детской тематики, позиционируя спектакль как зрелище для сугубо взрослой аудитории. Для этого они даже позволили себе немного «улучшить» Яначека: пока публика собирается в зале, через динамики ей что-то напевает шершавый голос Сезарии Эворы: под него на сцене суетятся – танцуют и ужинают, болтают и флиртуют – посетители недорогой провинциальной таверны, возможно где-нибудь в Брно, на родине композитора. Непредусмотренная им «увертюра» несколько затягивается: зрители давно уже заняли свои места, а Эвора все не унимается, микрофонный синтетический звук буквально оглушает в маленьком зальчике – после него нежные переливы Яначека, да еще в «обезжиренной» версии Дава, едва различимы, словно дуновение ветерка. Барная стойка таверны, а с нею и бармен, кстати, останутся и после начала собственно оперы, постоянно напоминая публике, что это лишь театр, что все происходящее на сцене – только игра. При этом в сценографии постановки (художник Ася Мухина) масса нарочито «детсадовских» примет: бумажные фигурки животных и насекомых, примитивизм оформления задника сцены (как бы нарезанные из бумаги заросли), вязаные шапочки-маски на животных (лисе, собаке, курах и пр.) – видимо, от наивной трактовки оперы хотели уйти, лишний раз гротескно подчеркнув ее элементы по принципу «от противного».

В спектакле много моментов, которые не считываются сразу, ребусов, которые нужно разгадывать. Например, мебель (в таверне, она же в доме Лесника) причудливой формой и модерновыми изгибами линий взывает стойкие ассоциации со стоматологическим кабинетом. Лихо, почти беснуясь, шальная от какой-то опасной вольности танцует рыжеволосая красавица (чешская актриса Уна Ягер). Что это – реинкарнация в человеческом облике титульной героини или, может быть, это та самая загадочная Теринка, в которую влюблены все мужчины этой оперы и о которой у Яначека только говорят (она ни разу не появляется на сцене)? В отличие от версии Театра Сац, где доминирует светлое начало, где, несмотря на трагический до известной степени сюжет, опера предстает как праздник любви, как торжество добра, спектакль покровцев гораздо более жесткий и сумрачный, в нем легко узнается автор таких жутких психологических триллеров, как «Енуфа», «Катя Кабанова» или «Средство Макропулоса».

Как и в Театре Сац, в Доме Покровского ставку делают на молодых исполнителей и не ошибаются. Яркой характерностью наделяет свою Остроушку Ольга Бурмистрова, убедителен в партии Златогривека тенор Александр Бородейко (театр вслед за Вальтером Фельзенштейном передает три меццовые брючные роли, включая Лиса, кавалерам). Но и маститые артисты задействованы активно – среди них первое место по праву принадлежит брутальному Лесничему Алексея Морозова. Камерную версию оперы качественно представляет оркестр, ведомый тонко чувствующим, аккуратным молодым маэстро Айратом Кашаевым.

На фото спектакль Театра им. Б.А. Покровского.