Пааво Ярви, являющийся сегодня одним из самых ярких среди сравнительно молодых дирижеров и имеющий престижные регалии, – регулярный гость на ежегодном летнем фестивале Мариинского театра. С оркестром театра он играл симфонии Сибелиуса, Бетховена, Энеску, а с возглавляемым им Бременским камерным оркестром подарил петербуржцам два незабываемых вечера – исполнил все симфонии Шумана, прозвучавшие подобно порыву свежего весеннего ветра.

В очередной приезд в Петербург дирижер решил обратиться к одному из своих любимых композиторов, Малеру. Первоначальная афиша сообщала, что в паре с Седьмой симфонией прозвучат «Песни странствующего подмастерья». За десять дней до концерта «Песни подмастерья» из программы исчезли, а буквально накануне мероприятия появился концерт Мориса Равеля с Александром Торадзе в качестве солиста. Равелевский концерт соль мажор, как это и должно быть, прозвучал по-европейски утонченно. Ярви рельефно подчеркнул в музыке взаимодействие «человек – природа – космос», выраженное в постоянном сопоставлении моторных и созерцательных, наполненных уже почти блюзовыми интонациями фрагментов. Во второй части, изящной стилизации под барокко, рояль у Торадзе парил в надзвездных высях: бесплотный и одновременно округло-бархатный тембр у солиста накладывался на нежные соло флейт и английского рожка. Однако в искрометном финале, для которого был взят соответствующий темп, в отдельных моментах оркестр был просто на грани потери общей стремительной пульсации. Дирижер удержал форму, но поволноваться пришлось.

Главная битва Пааво Ярви за то, чтобы донести музыку так, как он ее слышит, произошла в Седьмой симфонии. Эстонский маэстро выбрал сложнейшее малеровское полотно, намереваясь представить публике всю красоту и гениальную мощь этого творения.

Седьмая Малера, не имеющая ни названия, ни литературной программы, – одна из самых загадочных симфоний в мировой музыке. Пять частей в последовательном движении «от мрака к свету» образуют симметричную композицию: полная циклопического напора первая часть, два таинственных ноктюрна, обрамляющих танцевальное Скерцо, и грандиозный финал. Чтобы объединить это в единое целое, требуется особый внутренний код, который, конечно, вывел для себя Пааво Ярви, детальнейшим образом продумавший каждый штрих и нюанс. Он надеялся, что за несколько репетиций сможет добиться нужного результата, но не было учтено одно важное обстоятельство: первый состав Мариинки, который на сей раз достался Пааво, привык жить в совершенно других временных категориях и приучен к дирижерской манере иного плана. Имеющий сотни концертов в год и порою выступая в один день трижды в разных городах с разной программой, авангардный костяк вывел для себя очень простую формулу – играть надо чисто и вместе. Все остальное, касающееся деталей, «концепций», размышлений, часто остается за бортом по причине нехватки времени и сильной усталости. Дирижер-диктатор, «дирижер-гипнотизер», коим, конечно, является всесильный худрук Валерий Гергиев, выжимает из состава все, что возможно, заставляя мчаться по реке жизни и искусства с немыслимой скоростью. Дирижер же, нацеленный на коллективное сотворчество, вызывает у оркестрантов первого состава легкое недоумение. И хотя Ярви успел поработать с группами, репетиций, чтобы добиться необходимого «слома создания», увы, не хватило. Уже в первой части оркестр обрушил в тутти свой оглушительный шквал, попытки дирижера направить звучание по нужному ему замыслу, натыкались на глухое сопротивление коллектива. В прозрачных камерных эпизодах, где у Ярви была возможность заставить оркестр звучать тонко и дифференцированно, можно было уловить идеи дирижера (например, таинственная поступь в первом ноктюрне), там же, где включалась вся масса, особенно медные духовые, Пааво лишь оставалось с сожалением наблюдать, как несется вперед лавина звука.

Есть банальное выражение «не сошлись характерами». Видимо, его следует применить и к этому концерту, однако искренне хочется надеяться, что данный случай не станет причиной прекращения визитов Пааво Ярви в Северную столицу и он еще сможет поделиться с российской публикой своими музыкальными откровениями.