Среди достижений исполнительницы – французская премия «Золотой диапазон» и американская премия «Грэмми» за партию Принцессы Клеманс в аудиозаписи оперы Кайи Саариахо «Любовь издалека». Прошлый год принес певице долгожданный дебют в Большом театре (Царица ночи в «Волшебной флейте» Моцарта), а нынешний ознаменовался еще двумя партиями на этой сцене – Шемаханской царицей в «Золотом петушке» Римского-Корсакова и Аминой в «Сомнамбуле» Беллини.

– Екатерина, каков был ваш путь из Самары в Москву?

– Все началось с фортепиано, с музыкальной школы, а затем продолжилось в училище на дирижерско-хоровом факультете, где мне приходилось петь в хоре и довольно часто солировать. Именно тогда впервые и обратили внимание на мой голос и посоветовали продолжить музыкальное образование уже по вокальной специализации. И все же поначалу я на полном серьезе хотела связать свою жизнь с фигурным катанием, но моя мама хитростью вернула меня в музыку, за что я благодарна ей по сей день. Уже на первом курсе училища я твердо решила, что хочу стать именно оперной певицей, что должна учиться пению в Москве. Выбор пал на Академию хорового искусства – ее хор приезжал на гастроли в Самару, и я была просто потрясена искусством этого коллектива, его замечательными солистами. Поступила я довольно легко, набрав максимальный балл.

– Вы ведь застали еще Виктора Сергеевича Попова, тогдашнего руководителя академии?

– Да, мне очень повезло, ведь работа с мастером дала просто неоценимый профессиональный багаж на всю жизнь. Коллектив хора академии выучивал сложнейшие партитуры самых разных стилей, как мы, шутя, говорили, «с листа наизусть»: начиная от знаменных распевов и барочной музыки, продолжая музыкой XIX и XX века и заканчивая ультрасовременными опусами. Так что сейчас у меня есть и опыт, и большая практика, что позволяет браться за произведений весьма широкого спектра. Это как раз и есть то, что мы называем вокальной школой.

– Общеизвестно, что певцу важно найти своего педагога. Вы его нашли?

– Да, и это произошло именно в академии. Мне очень повезло с моим педагогом Светланой Григорьевной Нестеренко, которая взяла меня в свой класс еще «зеленой» ученицей: она ставила мне голос и закладывала основы техники. После окончания академии и аспирантуры при ней наши творческие и человеческие контакты не прекратились – продолжаются они и сегодня. Мы не расстаемся вот уже 12 лет, стали очень хорошими друзьями, и сфера нашего общения не ограничивается только музыкой.

– Международные конкурсы помогают заявить о себе?

– Безусловно, для многих молодых певцов конкурсы – хорошая стартовая площадка. Но также верно и то, что есть исполнители, которые теряются под оценочным взором жюри и при этом невероятно расцветают в спектакле или на концерте: все зависит от психотипа человека. Лично я в конкурсной атмосфере ощущала себя достаточно легко и свободно. Моя первая значимая удача – конкурс «Санкт-Петербург» Ирины Богачевой в 2005 году, на котором я завоевала I премию. Через два года еще большей по значимости стала для меня победа на «Опералии» Пласидо Доминго в Париже, которая открыла привлекательные международные горизонты, и я поняла, что конкурсный этап в моей жизни исчерпан. Свои первые контракты за рубежом я получила еще до «Опералии»: это был моцартовский репертуар на сцене венской «Фольксопер» – Царица ночи в «Волшебной флейте» и Мадам Херц в «Директоре театра». Теперь же, когда моя карьера вышла на качественно новый виток, я решила с головой погрузиться в реальную жизнь музыкального театра и методично накапливать репертуар.

– Как же развивалась ваша карьера после «Опералии»?

– В бесконечной череде стран, театров и партий вот так сразу вспомнить все, что было за эти годы, сложно. Я много выступала в Германии на двух основных площадках Берлина – в «Штатсопер» и «Дойче Опер», выходила на сцену Баварской государственной оперы в Мюнхене, пела в оперных театрах Ганновера и Франкфурта. Испания – мадридский театр «Реал» и барселонский «Лисеу» – запомнилась ангажементами на главную партию в редко исполняемой комической опере Мартина-и-Солера «Древо Дианы». Испанец Мартин-и-Солер – современник Моцарта, и интонации австрийского гения прослушиваются в этой опере весьма и весьма отчетливо. Моцартовский же репертуар стопроцентно считаю своим: помимо партий Царицы ночи и Мадам Херц в моем арсенале есть и главная партия в его малоизвестной неоконченной опере «Заида», с которой я дебютировала на фестивале во французском Экс-ан-Провансе.

Творческая судьба привела меня и в Чили. Контракт с Муниципальным театром Сантьяго стал моим первым контрактом, который принесла победа на «Опералии»: на этой сцене я выходила Мюзеттой в «Богеме» Пуччини, а затем Джильдой в «Риголетто» Верди и Цербинеттой в «Ариадне на Наксосе» Рихарда Штрауса. Цербинетта стала очень важным шагом в моей карьере, и эта сложнейшая партия – одна из самых моих любимых. Джильду я спела также и в Монте-Карло, но с особой теплотой вспоминаю Олимпию в «Сказках Гофмана» Оффенбаха в Лондоне на сцене «Ковент-Гарден»: в этой потрясающей постановке Джона Шлезингера в свое время Гофманом был Пласидо Доминго, а Олимпией – великолепная Лучана Серра. Я выступала также на двух открытых фестивальных площадках – в австрийском Клостернойбурге и в итальянском местечке под названием Мартина Франка. Этот маленький городок в Апулии и подарил мне первую встречу с репертуаром бельканто: я спела партию Принцессы Наваррской в практически забытой сегодня опере Доницетти «Джанни из Парижа». Еще одно обращение к бельканто состоялось на летнем фестивале в канадском Ноултоне: это была Джульетта в концертном исполнении «Капулетти и Монтекки» Беллини под руководством Кента Нагано.

Не могу не сказать также, что именно победа на «Опералии» принесла мне контракт на аудиозапись французской оперы современного финского композитора Кайи Саариахо «Любовь издалека». Для ее мировой премьеры на Зальцбургском фестивале в 2000 году партия главной героини Принцессы Клеманс, так как не смогли найти нужную исполнительницу, была транспонирована композитором в более низкую тесситуру. Я впервые исполнила и записала ее в оригинальной редакции. Это было чрезвычайно сложно, ответственно и при этом невероятно интересно!

– И вот, «из дальних странствий возвратясь», вы дебютировали, наконец, и в Большом театре. Какая из трех последовательно спетых на этой сцене партий – Царица ночи, Шемаханская царица или Амина – вам наиболее дорога?

– Люблю все три, но, как последний ребенок, сейчас особенно дорога мне партия Амины. «Сомнамбула» – это одна из вершин бельканто, просто жемчужина. Большое счастье было прикоснуться к ней, тем более что партию Амины я никогда раньше не пела: на сцене Большого театра это был мой дебют в этой роли. Партия Царицы ночи давно уже была надежно обкатана мною на многих сценах мира, так что в Большом театре я встретилась с ней, как с давней доброй знакомой. Партия Шемаханской царицы тоже ведь стала моим дебютом в этой роли: в концертах я пела лишь известную колоратурную арию из этой оперы. Мне эта партия очень нравится за ее загадочный, во многом недосказанный, но чрезвычайно эффектный характер. В нынешней постановке Большого театра воплощение именно этого образа режиссерски прописано наиболее ярко, хотя, безусловно, многие постановочные аспекты этого спектакля, как, впрочем, и «Волшебной флейты», в целом воспринимаются далеко неоднозначно.

Партии Шемаханской царицы и Амины сравнивать нельзя: они такие разные по своей стилистике, но обе так благодатны для исполнителя! И все же вокально и стилистически партия Амины существенно сложнее. Кстати, в «Сомнамбуле» – это было опять же под управлением Кента Нагано на фестивале бельканто в Канаде – я ведь спела еще и партию Лизы, но сейчас, поскольку в Москве было достаточное количество репетиций, я знаю не только эти две сопрановые партии, – я хорошо знаю все партии в этой опере, а это очень важно для интеграции в уже поставленный спектакль, ведь мои спектакли были в июле, а премьера состоялась еще в марте. Просто замечательно, что в Москву пригласили прекрасного музыкального коуча и педагога по итальянскому языку Алессандро Аморетти: он очень помог мне в разучивании партии Амины. Особенности языка, интонации, нюансировки – для репертуара бельканто все это чрезвычайно важно.

– Лично я в «Сомнамбулу» Пицци просто влюблен. А как восприняли ее вы?

– Постановка вполне традиционна, но и весьма свежа, современна: традиционная классика и современная неоклассика сочетаются в ней поразительно действенно. Ее сценография проста и лаконична, а мизансцены абсолютно понятны и естественны. Спектакль необычайно красив, он одет в удивительно элегантные костюмы, в нем совершенно изумительный свет. Зритель устал от безумств современной режиссуры, и эта постановка – как глоток свежего воздуха, как ностальгия по прекрасному, когда слуховое и визуальное восприятие сливаются в упоительной гармонии.

– Какие партии преобладают в вашем репертуаре сегодня: колоратурные или лирико-колоратурные?

– Чисто колоратурные партии я пока, конечно, не исключаю, хотя, к примеру, к Олимпии вряд ли уже вернусь. Сейчас в пении хочется больше жизненной правды и чувства. Хочется больше партий, в которых твой персонаж по-настоящему живет: грустит и радуется, любит и страдает, теряет и обретает, борется и побеждает. Чтобы, как в «Сомнамбуле», музыкальное развитие характера было выстроено драматургически и заключало в себе не только лирические краски, но и внутренний драматизм: из хрупкой наивной девушки Амина превращается в женщину, прошедшую через испытания, а значит, явно повзрослевшую и умудренную, ведь реальная жизнь – это не всегда чистота и романтика, но и неизбежные разочарования. Психологическая трансформация вокального портрета героини сама по себе уже интересна. И найти подобные партии в традиционном репертуаре бельканто труда не составит, поэтому я мечтаю о таких психологически наполненных партиях, как Эльвира в «Пуританах» Беллини и Лючия в «Лючии ди Ламмермур» Доницетти. Теоретически обе они у меня уже подготовлены, правда, воплотить их на сцене пока не удалось. Но я верю, что рано или поздно это непременно произойдет.