Антиномия энергии и информации

Византийский теолог Григорий Палама, разделяя деятельность на природную и творческую, говорил, что лишь энергии свойственно творить, в отличие от природы, которой свойственно производить. В духовной практике исихазма (исихазм - от греческого hesychia: покой, безмолвие, отрешенность) энергия – собирательное обозначение для всех деятельностных проявлений человека, его помыслов, эмоциональных движений, физических импульсов. Подобно этому можно понимать энергию, действующую в живой звучащей музыке, наполненной разнонаправленными устремлениями и силами.

Структура текста, его графическое изображение предстает нам в виде информации. Ею пронизана и вся музыкальная ткань, состоящая из мотивной структуры, ритмических фигур и других элементов музыкального языка. Информация дискретна и по определению не энергийна. Ее целостность состоит из суммы составляющих частей. Вся эта совокупность является музыкальным языком, который, как и любой язык, хранит и передает информацию. Он сообщает реципиенту совершенно определенные вещи.

Включенность подготовленного слушателя в знаково-образную систему дает ему возможность составить целостное представление о звучащем. Эту целостность можно назвать информационной сеткой. В тот момент, когда происходит творческое наполнение, созидание нового, информация пресуществляется в энергию. Живой поток энергии необратим, и новая целостность уже не равна сумме составляющих частей, она не может быть расчленена и исследована беспристрастным взглядом. Чистое музыкальное бытие целостно и нерасчленимо, и эта целостность присутствует в каждом отдельном ее мгновении. Оно «все пронизано бесконечными энергиями и силами, оно есть нечто постоянно набухающее и трепещущее, живое и нервное», – пишет А.Лосев в трактате «Музыка как предмет логики».

В живом исполнении и восприятии музыки в филармоническом концерте мы имеем дело не только с чистым музыкальным бытием, которое присутствует как часть, хотя и наиважнейшая, но часть общего музыкального события. В нем участвует множество сил, направленных воль, множество напряженно работающих сознаний. Информация выполняет функцию «рамы» или «порога», через который во встречных направлениях и потоках движутся энергии исполнительского «посыла» и напряженной работы слушательского внимания. Информационная сетка концентрирует и сосредоточивает внимание, направляет его. Если понимать под музыкальным произведением структуру информации, то воля и энергия исполнителя в момент исполнения направлены произведением, но им не являются.

Концертный музыкант не является исполнителем воли композитора, он сам творец музыкального произведения. Композитор, фиксируя свой художественный опыт, оставляет информационное сообщение, которое надлежит наполнить живой энергией интерпретации и слушательского восприятия и понимания. Но самым захватывающим здесь является необратимость и уникальность каждого прожитого мгновения. Здесь кроется одна из главных причин актуальности живого исполнения музыки в концертном зале.

Аудиозапись не фиксирует ни акустического резонанса (лишь имитирует его), ни «резонанса» слушательского внимания и участия, ни общего воодушевления концертного зала, ни тем более, энергетических напряжений и потоков. Аудиозапись – это информационная сетка, которую наполняет ее «потребитель». И здесь есть слушательское творчество и слушательская интерпретация, но сколь оно обеднено по сравнению с концертным исполнением. Также и здесь присутствует уникальность, поскольку сам человек, повторно слушающий одну и ту же запись, постоянно меняется и слышит всякий раз по-новому. Но и это не сопоставимо с живым и по-настоящему уникальным концертным исполнением.

Опыт границы в музыкально-исполнительском искусстве

Каждая музыкальная интонация является тончайшим и подлинным выражением самых трудноуловимых оттенков и изменений чувства или аффекта. Музыкальное произведение, так или иначе, фиксирует жизненный опыт автора, является летописцем самых напряженных моментов его жизни и ее подчас пограничных состояний.

Вступая в общение с музыкальным произведением, и исполнитель, и слушатель выходят за границу самих себя, расширяют свое бытие, включая в свою жизнь переживание чужого опыта, как собственного. Личности исполнителя и слушателя должны прорезонировать с личностью композитора, передавшего им свой опыт. Только тогда она станет сопричастной пограничным состояниям, изначально породившим художественный опыт.

Структура музыкальной материи, с одной стороны, является способом выражения, овеществлением мысли, с другой она сдерживает свободное ее высказывание. На этой границе создается напряжение артикуляции, выговаривания музыкальной мысли. По сути, интонирование музыкальной фразы есть преодоление музыкальной материи и структуры, в которую она облечена, а значит и преодоление формы. И здесь снимается дистанция между жизнью и творчеством.

Далеко не все в музыкальном исполнении и его восприятии делается сознательно, особенно в живом концертном исполнении. Спонтанность и стихийность выражения, его непредсказуемость всегда увлекают слушателя, не давая ему опомниться. В такие минуты творческие импульсы исполнителя и слушателя приходят из подсознания, питаются из иррационального источника. Здесь не структура или форма управляют творческим процессом, но воображение, способное проникать через границу сознания.

Преодоление границы между своим существованием и бытием музыкальной материи, облеченной в форму и образ, всегда есть для слушателя первый шаг для творчества даже в тех случаях, когда он слышит давно знакомое сочинение любимого автора. Каждый раз он встречается с материалом, который несет ему или новая творческая личность исполнителя, или изменившиеся обстоятельства его собственного художественного опыта. Форма, в которую облечена музыкальная материя и образная сфера, образующая музыкальный «сюжет», отсылают слушателя к его опыту, но вся совокупность художественных обстоятельств делает весь материал каждый раз вновь инобытийным.

Исполнителю необходимо в каждом концертном исполнении как бы превышать границы своих возможностей, ставить перед собой сверхзадачу. В противном случае может произойти омертвение художественного образа, появятся штампы и искусственность выражения. Достоверность исполнения читается как бы «между нот», как и истина часто лежит «между строк». Творчество слушателя заключается как раз в том, чтобы прочитать это и прикоснуться истине. Здесь он также должен быть готов к превышению своих возможностей, он должен возрасти до приятия новых ценностей. Говоря о том, что музыкально-исполнительское искусство призвано к постоянному обновлению, нужно иметь в виду, что это обновление есть обновление внутреннее, а не внешнее. По-настоящему революционное изменение исполнительского стиля случается не часто. И к этому, прежде всего, должны быть готовы слушатели.

Как и всякий художник, музыкант-исполнитель ограничен. Ограничен по-своему: формой произведения и традицией его исполнения. Но так же как иконописец творит, ограниченный формой канона, так и исполнитель нисколько не ущемлен в своем творчестве пресловутой «вторичностью». Композиторский гений предоставил ему превосходный материал для живого творчества, и теперь он свободен творить в духе, не отягощенный заботой о материале.

Исповедальность

Желая того или нет, музыкант-исполнитель высказывает со сцены всего себя, свои личные стремления и ценности, которые открываются в звучании музыкального произведения. Атмосфера концертного зала во время звучания музыки аккумулирует высокое напряжение - как в сознании исполнителя, так и в сознании слушателя. Именно здесь возможны такие прозрения, какие не могут быть даны обыденному сознанию.

С одной стороны, слушая и исполняя музыку, мы расширяем свое существование, проживаем те события, которые с нами не случались и не могли случиться, и обогащаем свой художественный, а подчас и жизненный опыт. С другой стороны, входя в инобытийный мир, мы открываем в нем таинственную возможность интимного разговора с самим существом жизни, проживаемой в музыкальном произведении.

Это прикосновение к самым глубоким слоям внематериальной жизни музыки рождает в нас ответный резонанс. Мы открываемся навстречу этой глубокой тайне, интимно повествующей о себе. Особого рода способностью к созерцанию должен обладать музыкант и его слушатель, чтобы услышать тайную исповедь самого существа музыкального произведения и открыться ему навстречу готовностью своей души. В самой своей экзистенциальной глубине всякий человек одинок, особенно художник. Когда его одиночество проявляется в искреннем высказывании, оно – высказывание – становится исповедью. И это как раз то, чего ждет всякий человек от музыки: искренности автора и исповедальности музыкального исполнения.

(Окончание следует)

__________________

* Материал для публикации предоставлен журналом «Музыкальная психология и психотерапия».