Эпоха универсальных фигур моцартовского типа, одинаково успешных и в сочинении, и в исполнительстве, кажется, ушла. Из ныне живущих можно назвать единого в трех лицах Хайнца Холлигера – гобоиста, композитора, дирижера. И все же его сложная музыка явно адресована более узкой аудитории, чем его записи классического репертуара (совсем недавно он закончил работу над собранием симфонических произведений Шумана на шести дисках – самым полным из записывавшихся когда-либо). Вероятно, шире публика композитора Пьера Булеза – но и у его записей музыки Вагнера, Равеля, Дебюсси, Стравинского наверняка больше слушателей, чем у его собственных сочинений. То же можно с уверенностью сказать и о Леонарде Бернстайне, которого острые на язык музыканты называют «лучшим композитором среди дирижеров». Да, есть суперхит «Вестсайдская история», но десятки других сочинений маэстро во много раз менее востребованы, чем его многочисленные записи классики от Бетховена и Бизе до Шостаковича и Малера.

Среди дирижеров Малер был, вероятно, последним, чей гений интерпретатора не уступал композиторскому: сочинения таких великих мастеров следующего поколения, как Отто Клемперер и Вильгельм Фуртвенглер, представляют в основном исторический интерес. Из пианистов последней подобной фигурой был Рахманинов, полностью реализовавшийся как пианист и как композитор, что не удалось даже Шостаковичу и Прокофьеву. В наше время даже такая разносторонняя личность, как Михаил Плетнев, проявляет себя куда полнее за роялем или за пультом, чем за партитурным листом; его сочинения звучат «убедительно, как цитата», и главное, что в них может привлечь внимание – имя автора, а не музыка как таковая: будь то «Классическая» симфония, фантазия Helvetica или Альтовый концерт. Тем удивительнее, когда сочинение всемирно известного исполнителя вдруг звучит оригинально и свежо.

«Я сочинял много музыки. Все стили, какие только можно, перепробовал. Для разных инструментов пробовал писать, хотя об их возможностях знал только теоретически. А когда я все перепробовал, почувствовал, что не знаю, что же делать дальше. Наверное, так было суждено. К тому моменту я стал активно концертировать, так что сочинять и тем более импровизировать перестал», – рассказывал Евгений Кисин в телеинтервью Дмитрию Ситковецкому. В последние годы, однако, он стал писать музыку вновь, его занятия композицией одобрил Арво Пярт. Так или иначе, невозможно было предсказать, чего ждать от квартета Кисина: в качестве примера в голову приходил вполне традиционный квартет другого выдающегося пианиста – Гленна Гульда, оp. 1. Но то, что сыграл «Копельман-квартет», нельзя объяснить ничем, кроме как чудом божественного вдохновения: Струнный квартет Евгения Кисина – абсолютно зрелое сочинение композитора, владеющего не просто инструментовкой, но и индивидуальным почерком. И это слышно с первых же нот.

Неожиданным образом у квартета Кисина есть признаки «сочинения позднего периода», когда автор приходит к высшей зрелости, создавая музыку исключительной чистоты и ясности. Квартет написан весьма экономно – длится всего 16 минут и лишен каких бы то ни было внешних эффектов: возможно, таким бы мог быть следующий квартет Шостаковича или Шнитке, проживи они дольше. Но как он родился у автора, сочиняющего немного и нечасто? Весь квартет – своеобразный реквием, оплакивание, прощание, монолог, обращенный к кому-то умершему или далекому без надежды на ответ, да и вообще без надежды. В четырех частях квартета нет ни намека на просветление; подобную музыку называют депрессивной, хотя она-то и способна взывать настоящий катарсис, как в случае Кисина.

Даже в последней части, схожей со «злыми скерцо» Шостаковича, нет и тени оживления – по настроению это похороны, если не пляска на могиле. Между прочим, из близких аналогов здесь слышится даже не столько Шостакович, сколько Вайнберг – недаром Кисин в минувшем сезоне представлял программу еврейской музыки и поэзии. Однако ни на какой из известных образцов, по-видимому, автор не ориентируется и как бог на душу положит ведет свое собственное повествование, в котором главный голос принадлежит виолончели (Михаил Мильман). Что именно она хочет сказать нам – об этом, возможно, автор когда-нибудь расскажет, и тогда впечатления, возникшие при первом прослушивании его квартета, впору будет пересмотреть.

Cочинение Кисина украсит репертуар любого квартета, в том числе такого высококлассного, как «Копельман-квартет» (Михаил Копельман, Борис Кушнир, Игорь Сулыга, Михаил Мильман). Второе отделение открыл Квартет № 3 Пендерецкого («Листки ненаписанного дневника», 2008), и насколько же устаревшим казалось произведение одного из самых знаменитых современных композиторов – и само по себе, и по сравнению с квартетом Кисина! Зато Гайдн с Прокофьевым звучали неизменно свежо, не говоря уже о Шуберте, Чайковском и Стравинском на бис.