Ведущая солистка Екатеринбургской оперы на протяжении более десяти лет, до того – ведущая солистка Пермского оперного Надежда Бабинцева известна и в Москве: ее золотое меццо звучало в спектаклях, привозимых этими театрами на «Золотую маску», – «Кармен», «Орфей» Монтеверди, «Золушка» Массне, «Граф Ори» Россини и «Свадьба Фигаро». В прошлом сезоне Надежда в очередной раз примерила на себя образ севильской цыганки в екатеринбургской версии Александра Тителя и спела невероятную мистическую Иоанну в «Орлеанской деве» в Уфе. На премьере «Пассажирки» певица предстала в непростой роли немки Лизы – главного отрицательного персонажа оперы.

– Надежда, был ли у вас до «Пассажирки» опыт исполнения современной оперы?

– У меня был такой опыт в Пермском театре оперы и балета, где я пела в трех современных операх: это «Бестиарий» Александра Щетинского, «Лолита» Родиона Щедрина и «Один день Ивана Денисовича» Александра Чайковского. Все три спектакля в свое время поставил Георгий Исаакян.

– Интересно, насколько это помогало вам освоиться в музыкальном языке Мечислава Вайнберга?

– Каждый композитор имеет свой язык, почерк, к каждому исполнитель должен найти индивидуальный подход. Конечно, современная музыка гораздо сложнее для певца, чем музыка прошлых эпох, и уровень подготовки имеет здесь главенствующее значение. Ты тратишь больше времени просто на выучивание нотного текста, но когда музыка уже вошла в тебя, ты начинаешь получать удовольствие – точно такое же, как и от любого другого спектакля. В «Пассажирке» мне, безусловно, помог опыт исполнения современной музыки, но по сравнению с теми сочинениями, которые я назвала, язык этой оперы весьма умеренный, ничуть не радикальный: она создавалась в 60-е годы, и можно сказать – это советская классика. «Пассажирка» близка Прокофьеву, Шостаковичу и другим отечественным композиторам той эпохи.

– Вы пели что-нибудь из Шостаковича?

– Только «Испанские песни».

– Не находите стиль Вайнберга родственным Дмитрию Дмитриевичу?

– Мне кажется, Вайнберг самобытен: исключительно свой, индивидуальный стиль, а все «похожести», в том числе и на великого Шостаковича, – только кажущиеся, обусловленные одним временем, в котором жили и творили оба мастера.

– С какими сложностями вы столкнулись в «Пассажирке»? Вокальными или психологическими, связанными с образом вашей героини?

– Главная трудность в этом спектакле заключалась для меня в том, что моя роль – однозначно отрицательная. Это непросто, когда генетически в нас живет ненависть к фашизму. Я, например, не могу смотреть фильмы про войну без слез. Как актрисе мне пришлось… полюбить себя в этой роли, понять и оправдать, насколько это вообще возможно. Чисто вокальных трудностей немного: например, характерная для современной музыки в целом частая смена метра доставляет неудобство, но лишь до тех пор, пока материал не впоется. Определенную трудность представляла ария на пять четвертей – думала, не осилю, но в итоге смогла!

– Что именно волнует вас как исполнительницу в музыке Вайнберга?

– Наверное, больше всего меня волнует тема войны как таковая. Один мой дед воевал, другой всю войну работал на военном заводе. Сейчас их уже нет в живых, но я их хорошо помню. Считаю, что, имея в репертуаре этот спектакль, мы подвигнем нынешнее поколение не забывать нашу историю. Я бы, наверное, обязала старшеклассников посещать такие постановки, как «Пассажирка».

– Есть ли у вас в этой опере любимая сцена или, может быть, на вас наиболее сильно воздействует какой-то один эпизод?

– Самое сильное впечатление производит песня Кати, русской пленницы. В ней такое раздолье звучит, такая мощь, в ней заключены и национальная гордость, и сила духа... Я стою в этот момент за кулисами и всегда плачу.

– Была ли у вас возможность посмотреть спектакль со стороны?

– Спектакль я посмотрела. Он производит сильное впечатление своей целостностью. Как режиссер Тадеуш Штрасбергер, на мой взгляд, очень силен в сценографии. Общая картинка, игра света и тени завораживают. Получился «художественно-документальный фильм», в котором зрителю предоставляется возможность решать самому, где добро, а где зло, кого судить – кому сочувствовать, что можно простить, но чего нельзя забывать ни при каких обстоятельствах.

– Смогли ли вы понять и простить вашу героиню? Вы сочувствуете ей или только осуждаете?

– Я очень много думала над этой ролью. Я прекрасно помню себя в двадцать два года (столько лет моей героине): максимализм молодости, уверенность в своей правоте, упрямство и фанатичность в своем деле. Любая моя роль – это я в предлагаемых обстоятельствах. Что можно сказать о моей Лизе? Она верила в исключительность нации и хорошо делала свою работу. Редких людей не портит власть. Наверное, и она оказалась слаба… Мне хотелось, чтобы мою героиню пожалели. Она повзрослела, поумнела, с возрастом стала мягче и терпимее. Я акцентировала свое внимание на ее страхе разоблачения: 15 лет жить в страхе – это ужасно. Когда я играю Лизу, на сцене я всё равно Надежда Бабинцева: пусть в чужом обличье, но это, прежде всего, я, и мне страшно потерять свою жизнь, своего мужчину, и еще – мне очень себя жалко. Я сжилась с Лизой, срослась с ней «плотью и кровью» – по-другому в театре невозможно, иначе будет фальшь, зритель не поверит.

– По вашим ощущениям, эта опера найдет отклик у российской публики, будет собирать зал, станет репертуарной?

– Отклик у публики, несомненно, будет. Два года назад я пела концертное исполнение «Пассажирки» в Перми. Было очень много отзывов с пожеланиями увидеть сценическую версию. И сейчас нашей премьерой заинтересовались в соседнем регионе – специально приезжали в Екатеринбург смотреть постановку. Наверное, немногие театры решатся на эксперименты, но столичные театры вполне обладают ресурсами, достаточными возможностями, чтобы иметь в репертуаре такой спектакль.

– Творчество Вайнберга переживает неожиданный и небывалый ренессанс. Как вы думаете, почему?

– Его музыка производит по-настоящему сильное впечатление, она «затягивает»...

На фото Лиза  – Н. Бабинцева, Вальтер – В. Чеберяк