Среди опер, входящих в список самых популярных, одни практически не сходят с афиш («Кармен», «Травиата», «Евгений Онегин»), тогда как востребованность других носит волнообразный характер. «Фауст» – как раз из их числа. Некоторое время опера Шарля Гуно даже числилась у нас едва ли не в раритетах, на годы почти исчезнув из репертуара столичных да и региональных театров. Но, как говаривал герой Грибоедова, «положенный час приливам и отливам».

За последние пять лет на наших сценах появился ряд новых постановок «Фауста». Одной из наиболее заметных стала версия Георгия Исаакяна в Ростове, дважды приезжавшая на гастроли в Москву (один из показов состоялся аж на Исторической сцене Большого театра). С тех пор появились весьма интересные спектакли Юрия Александрова в «Санктъ-Петербургъ опере», Екатерины Василёвой в Челябинске, Екатерины Одеговой (кстати, ученицы Исаакяна) в «Новой опере». Кроме того, в Москву привозили спектакль Дмитрия Бертмана, поставленный в Эстонии. А Георгий Исаакян между тем вновь обратился к «Фаусту» – на сей раз в Уфе, где его премьерой открылся очередной фестиваль «Шаляпинские вечера».

Как я недавно отмечал в связи с самарской «Кармен», Георгию Исаакяну отнюдь не свойственно тиражировать свои прежние постановочные решения. Его нынешний «Фауст» в Уфе с ростовским спектаклем имеет весьма мало общего. В визуальном и мизансценическом плане – и вовсе ничего. Если говорить о трактовке в целом, то кое-что общее все же существует, но об этом чуть позже.

«Фауста» Гуно долгое время было принято противопоставлять творению Гете, объявляя чуть ли не профанацией трагедии одну из вершин французской лирической оперы. В последние десятилетия практика целого ряда режиссеров (начиная со знаменитого спектакля Хорхе Лавелли в Парижской опере) во многом опровергла такой взгляд. Конечно, философская полифоничность произведения Гете в опере во многом упрощена, что, впрочем, и естественно, но все же Гуно и его либреттисты Жюль Барбье и Мишель Карре не столь уж далеко ушли от первоосновы, как казалось иным поверхностным интерпретаторам и зрителям. И в действительности эта опера куда в большей степени, чем многие другие, дает возможность ставить философские проблемы, говорить о сущностных моментах человеческого бытия.

Ключевые вопросы трагедии Гете: что есть человек, что есть зло и что добро, существуют ли эти категории в природе в чистом, беспримесном виде. Спектакль Исаакяна в значительной мере о том же. Не о любви и не о борьбе неба и ада за души героев, что мы обычно наблюдаем в большинстве постановок. Вопросы, связанные с религией, как и вообще все «потустороннее», режиссера в данном случае мало занимают. Небеса в спектакле молчат, а ад находится на земле, и создают его люди своими собственными руками.

По мысли режиссера, каждый человек в какие-то моменты теми или иными поступками творит зло или по крайней мере способствует его увеличению в мире. Все люди – потребители и одновременно для кого-то – объекты потребления. Все мы существуем в реальном и воображаемом мире, и границы между ними весьма зыбки. Все мы и зрители, и актеры, не всегда осознающие, кем больше являемся в тот или иной момент. Все мы зачастую видим или хотим видеть самих себя и окружающих не совсем тем или даже совсем не тем, что есть на самом деле. Предмет размышлений режиссера – современный мир, в котором перемешалось все и вся, противоположности сосуществуют в одном флаконе, любовь лишь мираж, все по большому счету одиноки, и ничто, похоже, не имеет смысла…

Возможно, режиссер порой чересчур увлекается абстрактными категориями и задает зрителям слишком много ребусов. Но кто сказал, что искусство должно быть простым и зрителю нужен лишь отдых? Театру простых и понятных ответов Георгий Исаакян предпочитает театр вопросов.

Основной концептуальный посыл, как раз и объединяющий две исаакяновские постановки «Фауста», заключается в том, что Фауст и Мефистофель – две стороны одной медали. Только в ростовской версии Фаустов было два – молодой и старый, и как раз в обличье этого последнего появлялся в финале Мефистофель. В версии уфимской и Фауст, и Мефистофель постоянно меняют обличья.

Вначале перед нами – два хирурга в белых халатах, только что прооперировавшие безнадежную пациентку, так и не сумев ее спасти (все это демонстрируют на киноэкране перед началом сценического действия). Для циника Мефистофеля это – рутина профессии, тогда как склонный к рефлексии Фауст мучительно переживает смерть девушки. Его воображение тут же и воскрешает ее в облике Маргариты. А в финале мы вновь видим эту пару в одинаковых халатах, или робах – то ли больничных, то ли арестантских. Самым неожиданным оказывается момент, когда точно в таком же одеянии предстает Маргарита…

Главный вопрос в данном контексте: а что же есть Маргарита? Живой ли, реально ли существующий персонаж или материализация чьих-то представлений о женщине? Бывает ли она когда-нибудь самой собой или всегда лишь играет ту или иную роль? Что означает ее финальная метаморфоза? Если все они – «три в одном», то какова ее роль в этом треугольнике? И как понимать ее самоубийство? Уж точно не как спасение, освобождение от власти дьявола.

Некоторые вопросы так и остаются неразрешенными, да и у самого режиссера, кажется, не всегда есть на них ответы. А потому по окончании спектакля испытываешь двойственное чувство. Тем не менее смотрится он с неослабевающим вниманием. Здесь очень много сильнодействующих решений, образов и метафор. А то, что в итоге далеко не все из них сходятся в одной точке, – тоже, похоже, часть замысла…

По-своему интересен визуальный ряд. Денис Сазонов, более известный как дизайнер, видеохудожник и куратор ряда продвинутых выставочных проектов (в последние годы осваивающий и режиссерскую профессию), весьма удачно дебютировал как художник-постановщик оперного спектакля. Его работа построена на использовании современных технологий, телевизионных и кинематографических аллюзий. Не менее значим вклад в визуальное решение художника по свету Ирины Вторниковой.

Отмечая высокое музыкальное качество спектакля в целом и персонально дирижерскую работу Артема Макарова, хотелось бы все же выразить сожаление по поводу исчезнувшей увертюры. Вот без «Вальпургиевой ночи» дело прекрасно обходится, да она и вряд ли была бы уместна в данном контексте (тем более что театр и без того имеет ее в своем репертуаре в виде самостоятельного одноактного балета).

Вообще оперы, подобные «Фаусту», далеко не каждый театр способен поднять собственными силами. Но в Уфе отличная труппа, и здесь могут себе позволить очень и очень многое, лишь точечно используя приглашенных солистов. В «Фаусте» таковых было двое, да и тех трудно назвать просто гостями, поскольку с этим театром они связаны кровными узами. Первый из них – и один из главных бенефициантов премьеры – Аскар Абдразаков, ныне солист Мариинского театра. Второй, Ильгам Валиев, долгое время был штатным солистом театра, но и сейчас, перейдя в Екатеринбург, продолжает принимать участие в его спектаклях.

Аскар Абдразаков в роли Мефистофеля показал себя большим артистом и настоящим мастером. Кому-то, может быть, больше по нраву второй исполнитель, Артур Каипкулов, обладатель роскошного голоса и несомненной харизмы, не слишком, правда, интересный в сценическом плане. Если Абдразаков следует принципам Шаляпина (ни в чем, однако, ему не подражая), добиваясь необходимого эффекта с помощью тембровых красок и интонации, но также и с помощью мимики, жеста и прочих атрибутов актерского мастерства, то Каипкулов делает ставку лишь на «голос, голос и еще раз голос». В результате мы слышим звучание, действительно, очень яркое, но недостаточно выразительное и несколько однообразное.

Ильгам Валиев и Артем Голубев – певцы опытные и востребованные. Оба – обладатели хороших голосов, и обоим недостает школы. В партии Фауста оба несколько форсировали звук и гораздо лучше проявили себя во второй половине спектакля, особенно в финальной сцене (возможно, потому что над ними уже не нависало злосчастное верхнее до, с которым у каждого не заладилось в знаменитой каватине).

В качестве Маргариты даже не знаю, кому отдать предпочтение – опытному мастеру Эльвире Фатыховой или молодой и многообещающей Галине Чеплаковой. Работа Фатыховой вызывает самое искреннее восхищение. Исполнение Чеплаковой рождает, пожалуй, более эмоциональный отклик в душе, захватывает свежестью и искренностью. Для меня она стала настоящим открытием этой премьеры, и тем интереснее будет следить за ее дальнейшим ростом.

Зибель оказался здесь не контральто или меццо, а вовсе даже тенором. (Борьба с амплуа травести принимает у современных режиссеров все более повальный характер, что иногда приводит к открытиям, но нередко и к потерям.) Такая версия, надо сказать, гораздо больше убеждала во втором составе у Сергея Сидорова, нежели у премьерного Алима Каюмова с его характерным голосом. Впрочем, романс «Расскажите вы ей» по-настоящему не удался ни тому, ни другому: этот номер требует исключительно женского голоса.

Очень хорош Ян Лейше – Валентин, но свои достоинства есть и у второго исполнителя – Салавата Киекбаева. Отмечу и обеих Март – Светлану Аргинбаеву и Катерину Лейше. Высокой оценки в целом заслуживает работа хора под руководством нового главного хормейстера Александра Алексеева.

***

Башкирский оперный театр – один из удачных примеров сбалансированной репертуарной политики: популярные названия и раритеты появляются в его афише примерно в равных пропорциях. За популярный спектр, наряду с «Фаустом», отвечают такие премьеры последних сезонов, как «Кармен» и «Царская невеста». За раритеты – «Орлеанская дева» Чайковского, «Искатели жемчуга» Бизе, «Геракл» Генделя, «Лунный мир» Гайдна. Вот и следующей премьерой станет не что-нибудь, а вердиевский «Аттила». Особый интерес вызывает то обстоятельство, что это едва ли не первый случай, когда братья Абдразаковы будут заняты в одном проекте. Более того: Ильдар Абдразаков еще и дебютирует этим спектаклем в новом для себя амплуа режиссера-постановщика. Премьера ожидается в апреле.

На снимке: А. Абдразаков – Мефистофель, Э. Фатыхова – Маргарита, И. Валиев – Фауст

Фото Марины Михайловой