Осуществить первую оперную премьеру в недавно открытой Мариинке-2 Валерий Гергиев доверил молодому, но поставившему уже более 10 оперных спектаклей режиссеру Василию Бархатову, который выступил со своим постоянным соавтором, сценографом Зиновием Марголиным.

Так уж сложилось, что признанный классик русской музыки, чье 200-летие со дня рождения отмечалось в этом году, Александр Сергеевич Даргомыжский в начале XXI века даже на своей родине оказался практически забыт. «Русалка» в России последний раз ставилась в 2000 году в Большом театре. В Петербурге же последняя сценическая версия оперы была осуществлена аж в 1951 году в МАЛЕГОТе, и сегодня заголовок «Русалка» в кругу любителей оперы ассоциируется больше с Дворжаком, нежели с Даргомыжским. Поэтому возвращение на Мариинскую сцену главной оперы композитора, состоявшееся благодаря могучей воле Гергиева, – событие действительно важное: как для самой Мариинки (мировая премьера «Русалки» прошла в 1856 году в помещении театра-цирка, на месте которого сегодня стоит историческое здание Мариинского театра), так и для российского музыкального театра в целом.

Новая постановка практически обошлась без принятого сегодня радикализма и подчеркнула ряд идей, в принципе, заложенных в партитуре Даргомыжского. Постановщики перенесли действие в Россию времени расцвета империи - рубеж XIX – XX веков, - придав сюжету сентиментальный окрас скорее в духе Леонида Андреева, нежели Пушкина или Карамзина. Основной идеей спектакля стало постоянно подчеркиваемое двоемирие. Уже во время увертюры на закрытом занавесе параллельно проецируются стилизованные под начало XX века фотографии. С левой стороны Князь показывается со своей официальной супругой в городе и в дворцовых интерьерах, а с правой он же - среди русских пасторальных пейзажей и на сеновале вместе с обманутой Наташей. Далее на протяжении всего спектакля на сцене будет стоять вертикальная стена, разделяющая сначала город и деревню, а в последнем действии - мир реальный и мир загробный. Стена, находясь в первой картине ровно посередине, в процессе действия сдвигается то влево, открывая пространство для крестьянских хоров, то вправо, освобождая место для проходящей княжеской свадьбы.

Главным героем спектакля становится рефлексирующий Князь (Сергей Семишкур), постоянно мечущийся между правой и левой половиной и в конце концов раздваивающийся между мирами. В последнем действии пришедшего вместе с супругой в театр героя хватает удар, и далее мы видим с левой стороны суетящихся над телом родственников, а с правой стороны – сидящих на стульях лицом к зрителю героев, в том числе самого Князя, ведущего уже в потустороннем мире диалог с Наташей и Мельником. Отчаянные попытки Княгини (Анна Кикнадзе) и ее подруги Ольги (Виолетта Лукьяненко) вернуть героя в «мир живых» терпят фиаско: увлекаемый Русалкой под руку с Русалочкой он уходит вглубь распахнувшегося восьмидесятиметрового сценического задника.

Сама героиня, Наташа-Русалка, дважды попадает на правую сторону. В первый раз в порыве безумия после огорошившего ее известием о своей женитьбе Князя она с топором перебегает со своей половины и видит приготовления к свадьбе. А второй раз появляется уже в образе театральной героини - в постановке, которую созерцает княжеская чета. Предметом, постоянно сопровождающим Наташу, как бы ее внешней оболочкой, становится деревянная лодка. На лодке она катается вместе с Князем во вступительном слайд-шоу, спящей на перевернутой лодке мы видим ее в первой сцене (когда Мельник поет свою арию); вырубив топором дно в лодке, Наташа бросается в омут, и на лодку же крестьяне выносят ее труп (эта сцена высвечивается как раз во время печальной арии «По камушкам, по желтому песочку», неожиданно звучащей в параллель свадебному торжеству). Наконец, внутри поставленной вертикально лодки ставшая Русалкой Наташа показывается в последнем действии во время наблюдаемого Князем театрального представления.

И если с лирическими героями Бархатову удалось довольно удачно справиться, то такой острохарактерный трагикомический персонаж, как Мельник, созданный Даргомыжским с большой любовью, явно мешался в общей концепции. Сцена, в которой вооруженный пистолетом Мельник (Сергей Алексашкин) внезапно возникает перед Князем, пытающимся в порыве жестокой меланхолии повеситься на брючном ремне, более являет образ расчетливого мстителя, нежели сошедшего с ума от горя отца. Куда ярче и правдоподобнее выписан выросший из партии Свата друг-телохранитель Князя (Евгений Уланов) - циничный персонаж, строго охраняющий границы того «официального» мира, в котором должен по статусу находиться его «патрон». Сват сопровождает Князя во время визита в первом действии к Наташе, нетерпеливо поторапливая объясняющегося героя, он же руководит процессом приготовления к свадьбе, дает распоряжения, вытаскивает Князя из петли, обезоруживает вторгшегося Мельника. И надо заметить, поведение персонажей срежиссировано Василием Бархатовым в абсолютно современной манере. В целом он остается верен своему стилю, в котором главную роль играет удачно найденный прием, а не пластическое дыхание сцен. Бархатовский «калейдоскоп», рассчитанный на интеллектуального зрителя, способного оценить удачно найденную цитату или прочерченную параллель, полностью согласуется с эстетикой постмодерна, где распадающиеся блестящие зерна важнее вертикали целого. В случае с «Русалкой», оперой во многом экспериментальной, застрявшей где-то между русским бытописанием и французской большой оперой, можно сказать, что калейдоскоп как метод сработал. А стоявший за пультом Валерий Гергиев придал всему действу музыкальную целостность, заставив, в частности, считающееся неудачным последнее действие прозвучать вдохновенно и мистически глубоко.

фото Н. Разина