Нынешний приезд артистки в Москву – не первый, но каждый раз ее выступления оставляли лишь ощущение музыкальной непритязательности, сдержанного спокойствия как по отношению к небольшому, типично камерному голосу, так и в целом к довольно милой, даже приятной, но отстраненно равнодушной вокальной манере, однообразно ровно накатанной по шаблону обескураживающей простоты и безыскусности. Таких маленьких голосов с претензией на большой исполнительский стиль, да еще и позиционирующих себя меццо-сопрано при явной сопрановой фактуре своего звучания в мире сегодня много, а для французского музыкального ареала эта тенденция, пожалуй, наиболее показательна.

В Москве шесть лет назад мы сначала услышали певицу в опере. В меру бойко, но без особого лоска озвученная ею сопрановая партия Елены в концертном исполнении «Девы озера» Россини с первого же знакомства с этой «меццо-сопрано» предъявила нам вполне обычную певицу-сопрано без столь желательного эмоционально-чувственного «надлома» «вокальной ауры». Повода говорить о яркой индивидуальности певицы не дал ни тот приезд, ни более поздние концерты: оперно-романтический оркестровый рецитал и камерная программа на пару с ее соотечественницей, меццо-сопрано Дельфин Эдан (такой же латентной сопрано).

Все так, но последняя московская программа К. Дейе смогла привлечь весьма редкими для нас несколькими сочинениями Габриэля Форе и одного сочинения Эрнеста Шоссона. Соседство в рамках филармонического абонемента «Камерные вечера. Россия – Франция» французских мелодий для голоса и фортепиано (либо фортепианного квинтета) с инструментальной музыкой Петра Чайковского предстало на редкость удачным и органичным. Французы – К. Дейе и пианист Доминик Планкад – представили французских авторов, а россияне – Квартет им. Бородина – музыку композиторов обеих стран. Насколько полновесным, масштабным, энергично пульсирующим предстал у бородинцев Квартет № 1 Чайковского, настолько воздушно-легкой оказалась прелестная фортепианная Баркарола № 1 Форе (op. 26), исполненная Д. Планкадом.

В числе шести прозвучавших песен Форе для голоса и фортепиано – «цветочно-парфюмный» романический триптих на слова Л. де Лиля (1818–1894): «Розы Исфахана» (1884, op. 39, № 4), «Роза» (1890, op. 51, № 4) и «Негибнущий аромат» (1897, op. 76, № 1). Две песни на слова П. Верлена (1844–1896) – контраст между ирреально-таинственным созерцанием в «Лунном свете» (1887, op. 46, № 2) и экспрессией настойчивой, ритмически энергичной «Мандолины» (1891, op. 58, № 1) из «Пяти песен Венеции». Наконец, еще одна песня – самая известная: «Пробуждение» (1877, op. 7, № 1) на слова Р. Бюссина (1866–1944), в котором призрачная мечта поэта разбивается о прозу жизни.

«Непрерывная песня» Шоссона (1898, op. 37) на слова Ш. Кро (1842–1888) – развернутое вокально-оркестровое в оригинале сочинение (на концерте прозвучало в авторском переложении для голоса и фортепианного квинтета) – в весьма импульсивной манере и стремительном темпе живописует страдания покинутой женщины. Она воспринималась как яркий эпиграф к четырем номерам (трем заявленным в программе и одному спетому на бис) из основательно выдержанного, словно старое доброе вино, вокального девятичастного цикла Форе «Добрая песня» на стихи П. Верлена (1892–1894, op. 61). В оригинале для голоса и фортепиано оно также прозвучало в авторском переложении для голоса и фортепианного квинтета.

Песни цикла «Поскольку брезжит день» (№ 2), «Ночной луною бледны леса» (№ 3), «Зима прошла» (№ 9) и на бис «Не так ли?» (№ 8) обволакивают слушателя неспешно, плавно, сообщая романически-элегическое настроение. И если опус Шоссона пронизывает едва ли не вагнеровский драматизм, словно в чарующе тонкую ткань французской музыки вплетают стальную немецкую нить, то мелкая техника вокальных ходов Форе – это богатое пиршество открыто чувственной экспрессии в ее разнообразных оттенках.

Музыка Форе заключила программу концерта в рамки импрессионистского поиска. И правильнее было бы сказать, что не столько певица исполняла эту музыку, сколько сама музыка вела и направляла ее по пути подлинно светлого, хотя далеко и не во всем убедительного актерского озарения.

И все-таки. Прилежная манера, вокальная аккуратность и безакцентность подачи прихотливого, словно бы ускользающего из рук музыкального материала – исполнительский штиль – вызывали лишь сдержанный интерес и на этот раз. Вся «непрерывная песня в лунном свете» Карин Дейе оказалась вполне ожидаемой…