Эту певицу меломаны и театралы взяли на заметку примерно с середины 2000-х, но широкая известность пришла к ней в 2011 году после победы в телевизионном конкурсе «Большая опера». В 2006-м она стала солисткой Новосибирского театра оперы и балета, а в 2010-м – приглашенной солисткой Большого театра. Более чем успешно по нынешним временам развивается и международная карьера певицы, так что сегодня имя Джиоевой без эпитета «звезда» у нас практически не произносится ни публикой, ни рецензентами ее выступлений. На сей раз речь пойдет об оркестровом рецитале исполнительницы, в основной прицел которого попала итальянская опера.

Феномен В. Джиоевой – от природы большой, яркий, темброво богатый голос. Его необъятная мощь, «стереофонический» объем и драматическая плакатность, безусловно, созданы для музыкального театра, особенно – для воплощения страстей итальянской оперы XIX века. Однако общеизвестно, что большим драматическим голосам уверенно плыть в русле исполняемой музыки всегда гораздо труднее, чем легким, и найти компромисс между вполне естественным желанием самозабвенного «пения в голос» в силу могучей природы такового и необходимостью оставаться в рамках стиля и тонкой музыкальности – проблема порой неразрешимая. На концерте в Доме музыки единственным номером, для которого средства тяжелой вокальной артиллерии оказались в полной мере хороши, стала молитва Тоски из II акта одноименной оперы Пуччини. Эта известнейшая, буквально запетая до дыр ария произвела не только драматически сильное, но и музыкально яркое впечатление. И пусть все исполнение было построено не на психологических нюансах, а на экспрессии как таковой, в данном стилистическом контексте как прием это было вполне уместно.

Но выходную арию Адриенны Лекуврер из одноименной оперы Чилеа, а также популярные фрагменты из опер Пуччини (вальс Мюзетты из «Богемы» и арию Лауретты из «Джанни Скикки») одним лишь вокальным драматизмом было уже не одолеть. Все три номера – образцы рафинированного псевдоверистского стиля, и для их интерпретации требовались и мягкие лирические краски, и возвышенно-чувственное просветление, однако именно этого им и недоставало! Номера предстали лишь вокальными эрзацами (хотя формально и вполне зачетными). В зачет лишь никак не шла ария (каватина и кабалетта) Леоноры из I акта «Трубадура» Верди, настойчиво, но безуспешно взывавшая к тонкому драматически-колоратурному наполнению. Голосовым возможностям певицы эта партия не слишком дружественна: ее драматическая передержка густым, малопластичным звучанием в ущерб музыкальности была очевидной, а кабалетта, ожидаемо прозвучавшая без повтора, была спета на пределе голосовой подвижности. При исполнении певцами музыки Верди всегда есть опасность создать тяжелый музыкальный штамп: его мы на сей раз и получили.

А вот живое бравурно-концертное болеро Елены из «Сицилийской вечерни» неожиданно вызвало немалый интерес. Укротив «одну, но пламенную страсть» природы своего вокала, певица смогла расцветить энергично-легкий, свободно льющийся мелодический поток поразительно тонкими, поистине филигранными нюансами. И это было весьма эффектно! Похоже, все дело в несколько ином стиле, во «французских» корнях музыки, хотя мы и услышали ее итальянскую версию. Об этом подумалось и в связи с партией Елизаветы, весьма удачно, музыкально впечатляюще созданной певицей на сцене Большого театра в «Дон Карлосе» Верди.

Самым неожиданным – и позитивным! – моментом на концерте, в афише которого В. Джиоева значилась как «оперная дива», оказалась ее интерпретация каватины Нормы из одноименной оперы Беллини: Casta diva. Априори угадать удачу было сложно, но исполнительница, снова укротив «пламенную страсть» своей вокальной природы, произвела большое и целостное впечатление. В этой молитве было все – мощь и нежность, трепет и сила характера героини, лирика света и патетика высокой драмы. Пожалуй, это одна из наиболее «забирающих» трактовок каватины, которые довелось услышать в концертах за последние годы.

За пульт «Русской филармонии» нынешний глава знаменитой дирижерской династии Михаил Юровский встает нечасто, но его сотворчество с этим коллективом каждый раз становится праздником, независимо от того, какая музыка исполняется. Маэстро обладает мощным даром дирижерской передачи, его аккомпанемент солистке был настолько чуток и нежен, словно каждый раз бережно подхватывал ее в вокальном полете. Восхитительно яркими предстали и чисто оркестровые страницы программы. Увертюры к «Свадьбе Фигаро» Моцарта, «Сороке-воровке» Россини, «Виндзорским проказницам» Николаи, интермеццо из «Манон Леско» и «Сестры Анжелики» Пуччини, а также из «Свадьбы Луиса Алонсо» Хименеса составили стилистически пестрый, но не растерявший академичности ряд.

Нарочито гротесковая эстрадность проступила лишь в заключительных «Испанском болеро» Ди Кьяра и выходной арии Сильвы из оперетты Кальмана. Однако в финале вечера В. Джиоева смогла перебить это изящно-игровым сапатеадо главной героини из сарсуэлы Хименеса «Темпраника».

На снимке: В. Джиоева