АРХИВ
30.06.2017
Любовь Казарновская: «КОНКУРС СЛОВЦОВА – УНИКАЛЬНЫЙ»
В Красноярске прошел IV Международный конкурс вокалистов им. Петра Словцова – в работе его жюри принимала участие Любовь Казарновская

 — Любовь Юрьевна, вы были сопредседателем конкурсного жюри вместе с легендарной Фьоренцей Коссотто. Это же далеко не первая ваша встреча?

— С Фьоренцей мы пели гала-спектакли «Трубадура» в Цюрихе – вместе с Лео Нуччи, а тенора у нас менялись: первый спектакль пел Каррерас, но это был период после его болезни, когда он только выздоровел и был еще слаб, и в очередь с ним пел замечательный болгарский тенор Эмил Иванов. Это был 1989 год. На следующий сезон серия была повторена, и тогда в очередь с Коссотто пела Елена Образцова. Это был замечательный, красивый, даже парадный спектакль, в исторических костюмах, но режиссура была не нафталинная, уже с элементами новых веяний. Потом мы неоднократно выступали вместе в концертах в разных городах Европы – например, в Марселе пели рождественские концерты на двоих, позже были еще Мадрид и Барселона. Встреча в Красноярске получилась очень сердечной – мы вспоминали наши совместные выступления, наше общение – тогда был еще жив супруг Фьоренци знаменитый бас Иво Винко. Когда я ехала на конкурс, меня все пугали, памятуя, что два года назад между двумя сопредседателями – Коссотто и Владиславом Ивановичем Пьявко – возникли весьма непростые отношения. Но с Фьоренцей мы нашли общий язык, и все прошло довольно мирно, хотя и подебатировали, особенно после второго тура.

— В чем была суть дебатов?

— Мы выставляли баллы, а общий итог по каждому туру считал компьютер – регламент не предусматривал обсуждения. В итоге в финал выходили певцы, которых, если бы обсуждение было, судьи-вокалисты, такие как Фьоренца, я, Марина Мещерякова, Ирина Долженко и другие, никогда бы не пропустили. Но они получили сравнительно высокие баллы и вырвались в лидеры, потому что понравились режиссерам. Режиссер может очароваться фактурой, актерской достоверностью, эмоциональной наполненностью, но для оперы этого мало. Мы-то, вокалисты, прекрасно понимаем, что у этого исполнителя, при всех пленивших режиссера достоинствах, большой карьеры никогда не будет, потому что голос недостаточного класса, не хватает тембра плюс есть масса вокальных проблем и прочее. «Я под этим не подпишусь, – говорила Фьоренца, имея в виду протоколы голосования. – Давайте обсуждать и голосовать очно!» И мы пошли на это, что было очень правильным решением, потому что мы все не машины, у каждого есть своя обоснованная позиция, как профессиональные певцы мы можем объяснить режиссерам, почему тот или иной выбор нехорош. Например, у нас была одна участница из Монголии, которая очень хорошо показалась на втором туре в камерном репертуаре, а на третьем взялась не за свое. Она выбрала монолог Чио-Чио-сан, и, конечно, ее восточная органика совершенно очаровала режиссеров, актерски она была хороша. Но вокально это было несостоятельно, у нее голос – на Джильду, на Манон Массне, но никак не на Баттерфляй: не хватает глубины, объема, силы звука. Опера это ведь не кино: кроме визуальной достоверности все нужно спеть, озвучить, пробить плотный пуччиниевский оркестр!..

— По каким критериям вы отсеивали?

— Интонационная неточность, неверный выбор репертуара, неполетный голос, неспособность господствовать над оркестром и неправдивость в актерском плане. Мы сумели отстоять эти критерии в определенном противоборстве с режиссерами, и мне кажется, что результаты нашего судейства исключительно справедливые и объективные.

— Каковы они?

— Гран-при получила певица из Турции Йылдырым Горкем Эзги – уже профессиональная исполнительница, она поет в театре Анкары. Роскошный голос, уверенный верх и актерски абсолютно сложившаяся личность. Она замечательно сделала арию Розины, проявив максимум актерского дарования, выдумки и мастерства. Первую премию у женщин получила Ксения Хованова, солистка Красноярского театра, которая пела Фатиму в премьере «Кавказского пленника» Кюи. Очень густой, тембрально богатый, настоящий оперный голос. Вторую премию разделили, одну из лауреаток я отмечаю особенно – это Эльмира Караханова, студентка Московской консерватории, певица с замечательным, уникальным тембром. Единственный момент – и на втором, и на третьем туре она пела «Русалку» Дворжака, там наверху си-бемоль, а на первую премию лирическому сопрано все же нужно показать уверенное до. И было понятно, почему она этого не делает, – нет стабильности на крайнем верхе. Но это еще придет. Зато мы дали ей спецприз, потому что она просто сразила исполнением народной песни – ее «Лучина» проняла до мурашек. Третье место у Ольги Басовой, также солистки Красноярского театра, очень стабильной, профессиональной певицы, но тут были вопросы. И прежде всего у Фьоренцы – та настаивала, что Басова драматическое сопрано, поет не свой репертуар, что у нее очень звонко, по-сопрановому звучит верх, а низов не хватает.

У мужчин первую премию получил певец из Красноярска Севастьян Мартынюк – ученик профессора Ларисы Марзоевой, еще пока не солист театра, очень похожий по тембру на Дмитрия Хворостовского, к которому, тем не менее, основная была претензия – слишком рано берется за драматический репертуар. В таком молодом возрасте петь Ренато, Мазепу еще совсем не стоит. Он пока Елецкий, Онегин, должен петь бельканто, но не драматический репертуар. Вторая премия у мужчин – стильный, элегантный баритон Азамат Цалити из Камерного театра им. Б. Покровского и мощный монгол Бямбажав Монголхуу. Третью премию не присудили – были два монгола, на которых мы поначалу рассчитывали, но они в итоге не оправдали наших первоначальных ожиданий.

— Согласованная работа была у жюри?

— Работали очень слаженно, как команда. В первую очередь у вокалистов было полное взаимопонимание – кроме уже упомянутых, с нами работал турецкий тенор Унишан Кулоглу. Но и другие участники были вполне договороспособные и очень профессиональные – Сергей Бобров, Анатолий Чепурной, Георгий Исаакян и Неэме Кунингас. В принципе разногласия были минимальные.

— Можно ли тем не менее сказать, что имелось внутри жюри конфликтное разделение вокалистов и невокалистов?

— Конечно. Определенное противостояние между этими группами имелось, особенно это было видно по баллам после третьего тура. И в определенном смысле это отражение общей тенденции наших дней. Сегодня век режиссеров, они «заказывают музыку», они определяют составы певцов, руководствуясь актерскими способностями и внешними данными артистов. Голос, его возможности оказываются на периферии при принятии кастинговых решений. Не дирижер, не артистический директор, разбирающийся в возможностях голосов, решает ситуацию, а режиссер, что в корне неверно и подрывает саму суть оперного театра: он прежде всего театр вокальный, театр голосов. Каждый певец, каждый голос должен вызреть для тех или иных ролей, должен быть накоплен опыт, должно произойти эмоциональное наполнение образа, и, в конце концов, нужна элементарная вокальная выносливость. Сейчас на это никто не смотрит, молодых охотно бросают в самое пекло – нагружают их тяжелыми партиями, не соответствующими ни голосовым, ни эмоционально-актерским возможностям. Итог этой политики нам известен – предельно короткие карьеры и несоответствие между большими ролями и их наполнением голосом и эмоциями!

— Кроме режиссеров, мне кажется, есть еще кое-кто, кто незаслуженно определяет сегодняшний вокальный ландшафт.

— Конечно, – звукозаписывающие фирмы и агенты. Лейблы раскручивают никому не известных певцов до уровня международной истерии, и потом это продают как самое лучшее всем театрам подряд. Некоторые из «дискографических звезд» никогда в театрах-то не пели, а когда выходят, то их элементарно не слышно, они не в состоянии озвучить залы. Мощный менеджмент за спиной у певца – еще один фактор востребованности, но это, извините, не профессионализм, а инвестиции – соревнование не качества, а вложенных финансов в раскрутку и пиар. Коссотто не раз говорила: «Для меня опера умерла». Имея в виду, что законы, по которым строятся сегодня певческие карьеры, идут вразрез с тем, что должно подразумеваться под подготовкой профессионального певца к служению оперной сцене. Та же Коссотто, с ее огромным от природы голосом, не один год в Пиккола Скала сидела на старинных авторах, пела Монтеверди и Чимарозу – вот на каком репертуаре постепенно оттачивалась ее техника, ее голос – и потом только россиниевских Розину и Золушку. То же было у нас: сначала я последовательно спела в «Свадьбе Фигаро» Керубино, Сюзанну и Графиню, и только потом мне позволено было взяться за Иоланту и Татьяну. Татьяну в «Стасике» со мной шаг за шагом готовили год! Кто сейчас так работает? Никто! Никому это не надо – режиссеры и менеджеры решают текущие задачи, а что будет с этим голосом, с этим певцом через пять лет, уже никого не волнует. Коссотто сказала, что, по ее мнению, певцу, чтобы полностью ощутить свои возможности, найти свою индивидуальность, нужно не менее десяти лет. Кто сегодня будет ждать десять лет, когда режиссеры ориентированы только на молодые лица и безупречные фигуры?!.

— Понравилась ли вам идея совмещения вокального конкурса с режиссерскими задачами – то, чем занимается «Нано-опера»?

— Да, это было интересно. Это сразу показывало певца в действии как актера – на что он способен, как он может раскрыться, на что реагирует, насколько он свободен и органичен на сцене, есть ли в нем вообще актерская жилка. Конечно, это непросто и сильно осложняет задачу певцам, но это безумно интересно и гораздо ближе к театру как таковому. Некоторые режиссерские решения были очень спорные, не очень умные даже, разрушающие существо произведений, но в то же время – это живой поиск, это живой театр, это нужно, такой эксперимент необходим. Мы сегодня проживаем эпоху режиссерского театра, и такой опыт юным певцам определенно нелишний, чтобы они уже были «размяты», готовы к самым разным сценическим задачам. Эта идея Георгия Исаакяна и Дмитрия Бертмана абсолютно своевременна, а сам конкурс – уникальный. В идеале, конечно, должна быть золотая середина – вокальная состоятельность в сочетании с актерской убедительностью. К сожалению, в практике современной оперы наблюдается перекос в сторону второго. Бороться с этим сложно – значит, нужно помогать молодым, готовить их к этой трудной жизни.

— Агентов не было среди членов жюри?

— Нет, но я думаю, что нужно развивать конкурс в этом направлении. Потому что это важно и для певцов, и для самих агентов – нужно свести их и тем самым дать старт новым карьерам. Светлана Владимировна Гузий, директор Красноярского театра, имеет это в виду, считая, что есть уже у конкурса раскрутка, определенное имя, и теперь действительно можно приглашать к участию серьезных импресарио.

Поделиться:

Наверх